Как бы то ни было, склад был заложен здесь в фиорде, так как отсюда я хотел попытаться пересечь полуостров Челюскина, чтобы, если окажется возможным, достигнуть восточного берега залива Фаддея и затем повернуть на север вокруг мыса Челюскина. Я намеревался предпринять это путешествие на двух собачьих упряжках. Меня и Колчака должны были сопровождать опытные каюры, по возможности Расторгуев и Стрижев. Но Расторгуев отправился тем временем с Коломейцевым на Енисей, а Стрижева, только что перенесшего заболевание цингой, я не рисковал брать в длительную и утомительную поездку и поэтому направил его с Бирулей в более короткий маршрут провожать Коломейцева до мыса Стерлегова; мне самому пришлось отказаться не только от лучшего каюра, но и от лучшей собачьей упряжки. Для своей поездки я наметил теперь в качестве каюров двух матросов, поморов, архангельских уроженцев — Железнякова и Носова. В течение зимы они обучались у Стрижева управлению упряжкой и уходу за собаками, а Носов ездил каюром в октябрьскую поездку для устройства склада. После отъезда Коломейцева и Бирули с 16 лучшими собаками, на «Заре» осталось только 12 собак, не считая занятых подвозкой дров. Мне пришлось запрячь по шесть собак в нарту, из них 10 восточносибирских и 2 ненецких.
Отсюда ясно, что продвигаться мы сможем очень медленно и то лишь при условии, что сами впряжемся в постромки и будем не переставая тащить нарты в помощь собакам.
В субботу 20 апреля был ясный солнечный день. Барометр стоял высоко, дул легкий бриз с востоко-северо-востока. В час дня было —25,8° в тени, а на солнце —20,9° — прекраснейшая погода для поездок.
В полдень мы в последний раз пообедали с комфортом в нашей уютной кают-компании, которая сильно опустела, так как вместо прежних семи человек за столом, кроме нас двух отъезжающих, был только Матисен. Лейтенант Коломейцев и зоолог Бируля были уже два дня в пути и успешно провели, как я позже узнал, увлекательную охоту на медведей. Астроном Зееберг воспользовался ясным днем для работы на острове Наблюдений, а доктор Вальтер нес вахту на станции. Передав им по телефону прощальный привет, попрощавшись с Матисеном и со всей командой, ожидавших нас у нагруженных саней, мы в 2 часа дня тронулись в путь.
Гидрограф взял к себе каюром рулевого Железнякова, своего постоянного помощника при гидрологических и топографических работах, а я кочегара Носова. Они шагали с правой, а мы с левой стороны нарт. В моей упряжке в качестве передовых вожаков были Туркан, моя любимая собака, и Печать. Турканом или Туруханом якуты называют гагу (Soraateria spectabilis), самец которой имеет брачный наряд в виде черного плаща с белым воротником и грудью. Его красивое оперение вместе со сверкающим оранжевым бугорком на клюве и зелеными круглыми, как яблоки, щеками представляет действительно привлекательное зрелище. Собака Туркан и была названа в Усть-Янске по имени этого пернатого благодаря своей черной спине, белой шее и белой груди. Он принадлежит к числу сильнейших и красивейших ездовых устьянских собак. Печать хорошо повинуется и сильно тянет. Во второй паре следуют Соколка и Шахмат, первая такой же масти, как Туркан, второй — в серых и желтых крапинках, похожий на волка, но короткошерстый и с головой меньшей, чем у остальных, похожих на волков, собак другой нарты: серого Сегана и Керемеса. Соколка названа так, очевидно, чтобы охарактеризовать стремительность ее бега. Кличку Шахмата я мог бы рассматривать как плохое предзнаменование в предпринятом нами путешествии. В третьей паре моей нарты была Ласка и Крошка: первая длинношерстая устьянская собака не совсем чистой крови, но с отличными качествами, всегда добросовестно тянущая свою постромку. Два необычайно водянисто-светлых глаза на ее широкой морде, покрытой косматой шерстью, придавали ей полное преданности, отчасти напоминавшее сову выражение. Крошка — белая молодая самка из Западной Сибири — была моложе всех ненецких собак; она научилась зимой ходить в упряжке и превзошла в этой добродетели большинство своих одноплеменников.
Передовыми собаками второй нарты были — вышеназванный серый Сеган и его тезка черный Сеган с тупым носом и бурой мордой. Во второй паре были Туркан II и Собака. Первый из них, отличающийся робким нравом, был похож на Туркана I, лишь более светлой масти с желтоватым воротником и жилетом, но более короткошерстый, чем его соименник. Собака по своему сложению и окраске походила на гончую. В последней паре второй нарты были Керемес и Красный. Керемес — сильнейшее и красивейшее животное, по своему строению и цвету шерсти был типичной волкоподобной восточносибирской собакой. Красный — красновато-желтая остяцкая собака — в отношении своей работоспособности не уступал восточносибирским. Он уже показал себя в медвежьей охоте, обнаруживая в своих повадках и по внешнему виду примесь крови охотничьей собаки. Это были лучшие собаки, покинувшие в тот день «Зарю». Из шести собак, везших с огромным напряжением мои нарты, вернулись обратно на «Зарю» лишь три, а из второй упряжки четыре.
На каждой нарте было около 300 кг груза. Не обшитые железом деревянные полозья глубоко врезались в снег. Собаки тянули с напряжением и медленно, и двигавшиеся нарты мгновенно останавливались, как только они не натягивали с полной силой постромки. Первую часть пути я шел впереди. Шедшему сзади было легче, так как собаки задних нарт сами старались не отставать. Вскоре Носов принялся подгонять животных плетью, им самим изготовленной. Он придерживался мнения, что собаки ленивы и что люди напрягают свои силы больше, нежели они. Я запретил прибегать к этому способу, так как устьянские ездовые собаки не привыкли к такому управлению. Лишь когда в условиях крайней необходимости собаки должны были приложить последние усилия перед своей смертью или когда какая-нибудь из них проявляла упрямство и лень, могла возникнуть речь о плетке.
После шестичасового марша мы прошли ничтожное расстояние в 13 км и еще 3 км за мыс Сморлаус у входа в Таймырский пролив. В 8 часов вечера остановились на отдых у тороса двухметровой высоты. Я не решался слишком много требовать от собак, утомившихся в течение первого дня пути, тем более что в последнее время они немало поработали в поездке Матисена к архипелагу Норденшельда; не менее утомительна была доставка плавника перед нашим отъездом. Собаки представляли собой большой капитал, который необходимо было бережно хранить для санных поездок будущего года и для обратного пути после достижения нашей главной цели — неисследованной полярной области. Нельзя забывать, что число хороших ездовых собак значительно сократилось. Две прекрасные устьянские собаки пали зимой в результате неизвестного заболевания, восемь лучших ушли безвозвратно с Коломейцевым. Из ненецких собак пало в течение зимы двадцать, а из оставшихся можно считать пригодными только шесть. В надежде, что молодняк на примере устья неких собак воспитается в хороших ездовых, я мог бы рассчитывать будущей зимой иметь около 30, вместо купленных первоначально 60 собак. Следовательно, в этом году предстояло принести немало жертв ради крайней необходимости беречь собак. В этой поездке я впервые произвел опыт запряжки саней 6 собаками против обычного числа 12, но уже первый день показал, что к ним были предъявлены непосильные требования, а поэтому я решил продолжать поездку без каюров.
В связи с моим намерением после поездки на Челюскин отправиться к устью Таймыры в начале лета по твердому льду и частью по открытому морю, когда нельзя будет раосчитывать на собак, мне хотелось часть оставшегося провианта перебросить возможно дальше на восток. Поэтому на следующий день я отправил обоих матросов с распряженной нартой обратно на «Зарю» с их спальными мешками, ружьями, патронами и одеждой. Весь провиант я решил попытаться доставить на оставшихся нартах хотя бы до мыса Миддендорфа, который, по первому предположению, лежал почти на полупути до устья Таймыры и находился, so всяком случае, в двухдневном переходе на восток от «Зари».
После того как на другое утро при совершенно ясном небе, полном безветрии и температуре —25,8° Колчак произвел от 8 до 9 часов определение долготы, затем в полдень взял полуденную высоту солнца для определения широты и в промежутке определил магнитные постоянные, мы в час дня двинулись дальше. Первые полчаса мы шли в сопровождении матросов с запряженной теперь уже 12 собаками нартой. На нарте было теперь около 560 кг груза. Первые полчаса собаки, возбужденные совместной работой и в пылу первого усердия, везли довольно хорошо. Распрощавшись с матросами, я отослал их с пожеланиями счастливого пути домой. Через два часа рвение собак иссякло, и они с трудом тащились вперед. Для сокращения веса саней я решил здесь, в 18 км от «Зари», заложить склад продовольствия, чтобы не повредить собакам, если везти весь груз до мыса Миддендорфа, т. е. еще 18 км.