Когда я вернулся в 6 часов 30 минут вечера с лыжной экскурсии к юго-западному берегу гавани Арчера, зачерненный термометр показывал на солнце — 19°. Мне было настолько жарко, что я вынужден был снять меховую шапку с вспотевшей головы, но вскоре порывистый ветер принудил меня надеть еще ушанку под меховую шапку. Сегодня я окончательно убедился, что настоящим лыжником не смогу больше стать, но тем не менее буду дальше тренироваться в беге, хотя мое продвижение со скоростью улитки бегом нельзя назвать.
Был прекрасный день, я дошел до водораздела между гаванью Арчера и южной бухтой, откуда видна цепь гор, доходящая вплоть до «Черной горы» (?). Солнце было окружено большим гало, а ниже и справа темнел мглистый конус. На объятой тишиной и безмолвием тундре виднелись следы лемминга и горностая. Временами были слышны как бы ружейные выстрелы— это трескался морской лед. «Заря» была скрыта островом Наблюдений. Обернувшись, я неожиданно увидел как раз в том направлении, где должно было находиться судно, колебавшийся при ветре серый столб дыма. Хотя я и убеждал себя, что это лишь атмосферное явление, мне было трудно отрешиться от мучительной мысли — что же именно следует предпринять, если это дым, поднимающийся от кучи пепла погибшей в пламени «Зари»? Только когда стройные мачты яхты показались из-за острова, моя тревога рассеялась и я умерил шаг.
Дома я встретил всех в сборе. Доктор охотился безуспешно: поднявшийся поземок помешал ему как раз в тот момент, когда он приблизился на 150 шагов к стаду оленей. Отставляя ружейный предохранитель, он поморозил себе пальцы настолько, что они мигом буквально «зазвенели».
После обеда поднялся резкий восточный ветер, и в вантах зазвучала знакомая музыка. Завтра надо ждать шторма и на вахте у меня с универсалом опять ничего не получится!
Пятница 29 марта. Стрижев проводил меня на остров, чтобы покормить щенят, почистить лампы и проч. Дорогой я сообщил о своем намерении послать его на два-три дня сопровождать Бирулю к «Черной горе». На мой вопрос, чувствует ли он себя здоровым и отдохнувшим, он ответил, что ощущает боли в ножных мускулах, и действительно на другой день у него появились багровые пятна на ногах. Это уже пятый случай цинги! Кто знает, какие последствия для хода экспедиции повлечет за собою цинга? В связи с отсрочкой поездки Бирули к «Черной горе» моя экскурсия на полуостров Челюскин будет затруднена. Едва ли я рискну взять Стряжева в изнурительную поездку, даже если в течение двух остающихся до отъезда недель исчезнут симптомы его болезни. Возможность рецидива во время санной поездки кажется мне вполне вероятной; тогда пострадает не только работа, но и сам он будет подвержен опасности.
В мое дежурство, во время шторма 19—20 м/сек при максимальной температуре —9,8°, намело огромные снежные сугробы, и мне пришлось выбираться из сторожки на четвереньках, а возвращаясь обратно, я вполз в нее задом наперед; при этом моя ветровая одежда, раздувшаяся, как бочка, и замерзшая колом, загородила вход и мне стоило огромного труда пролезть. Прежде чем снять показания анемометра, я должен был прочно укрепиться на крыше домика, чтобы не потерять равновесие. Наблюдения, на которые обычно требовалось 10—15 минут, длились теперь, включая одевание и раздевание ветронепроницаемой одежды, 25—30 минут, так что между каждой серией наблюдений оставалось едва полчаса времени, чтобы приготовить пищу и чай и заняться собаками, число которых возросло до десяти. Все же мне удалось углубиться в чтение истории о несчастьях Марии Антуанетты по описанию Клары Чудис. Я не мог не согласиться с приведенным в качестве эпиграфа изречением Цицерона: «Свойство величия души и мужества заключается в том, чтобы ничего не страшиться, стоять выше событий и не признавать ничего непреодолимого в человеческой судьбе» («Долг» Цицерона).
После прекрасной погоды начался новый период штормов. Сегодня третий день не прекращается юго-западный ветер. Барометр продолжает падать. Снежная буря намела с правого борта «Зари» огромные сугробы. Отгребание снега от бортов судна, с палубы, с брезента, натянутого над палубой, и с ботов требует немало сил. Сегодня вычищено и высушено верхнее помещение для ванны, в котором находились четыре красивых белых щенка. Для них и для остальных щенков, находившихся до сих пор в камбузе и в кубрике команды, устроены на фордеке бочки с захлопывающимися дверками, обложенные кругом снегом. Чтобы избежать распространения сырости в жилых и рабочих помещениях, я намерен устроить особую сушилку.
Суббота 30 марта. Со вчера на сегодня я взял на себя судовую вахту. Совершая обход в час ночи, я обнаружил значительную сырость во всех помещениях; велел как следует протопить утром печи дровами. В 7 часов утра я снял показания барометра, а Зееберг завел хронометры. Мы их выдерживаем при возможно постоянной температуре, около — 16°, которая заносится в книгу, что входит в обязанности вахтенного, как и вычерчивание кривой температуры жилых помещений.
Воскресенье 31 марта. Коломейцев снова возвратился!
Понедельник 1 апреля. Значение этого неожиданного события нельзя не доучесть, принимая во внимание наступившее время года! Коломейцев прошел 20 км вверх по реке, которую он принял за Таймыру. Достигнув ее истоков, он пошел в западном направлении через тундру. На пути встретил каменистые россыпи, по которым передвигался с трудом, проходя не более 7 верст в день. Следующая река была шире и вела дальше на запад. Дойдя вниз по течению до устья, он решил вернуться к нам. Оказывается, река Таймыра впадает вовсе не в тот залив, который мы принимали за Таймырский, а в тот, который мы рассматривали как нансеновский залив Толля. Река Таймыра должна быть наконец найдена, и скоро! Потерянные два месяца невозместимы — теперь невозможно уже отправить почту зимним путем. Для этой поездки пришлось бы лишиться собачьей нарты в сопровождении такого каюра, как Расторгуев!
Вторник 2 апреля. После того как я сегодня ночью хорошо выспался, мне представляется лучшим следующий выход. В предположении, что Таймыра впадает не в так называемую Таймырскую бухту, а в залив Толля, невозможно снабдить Коломейцева продовольствием на весь путь, так как ее устье лежит в два раза дальше; придется устроить промежуточный склад на пути к Таймырскому озеру, а затем на байдарке подняться вверх по реке Таймыре. Чтобы отыскать ее устье, я отправлюсь 16 апреля с Колчаком, с нами пойдет и Коломейцев. На трех нартах зайдем в залив Толля, отыщем устье реки и, убедившись, что это действительно Таймыра, проводим Коломейцева до озера. Без преувеличения можно считать, что на поиски устья уйдет неделя; тогда Коломейцеву для поездки на юго-восток останется провианта еще на 33 дня. Если он оставит свой груз на Таймырском озере и налегке отправится через тундру, то через 23 дня доберется до первых поселений. Отсюда Расторгуев должен попытаться вернуться на оленях. Если это удастся, все будет в порядке. В случае, если Коломейцев не сможет добраться санным путем до Дудинки, то ненцы переправят его через тундру и летом.
Четверг 4 апреля. Во время моего дежурства Матисен сообщил по телефону о своем возвращении. Он объехал остров Нансена, положил на карту два. ближайших маленьких островка из архипелага Норденшельда и запеленговал несколько других. Между островом Нансена и ближайшими островками был лед, который, как считает Матисен, не взламывался прошлый год. По другую сторону островков находились параллельные гряды торосов. В течение двух дней Матисен безуспешно пытался преодолеть торосы, затем отказался от своего намерения и, обойдя северный берег острова Нансена, прошел вдоль юго-западного берега до Волчьего залива (?).
Вчера я вызвал Расторгуева на остров и сообщил о своем решении отправиться с ним до реки Таймыры. Я сказал, что как только он встретит ненцев, то тотчас же вернется с ними на оленях. На поездку к Енисею времени не останется. Этим он был доволен. Позже, совершая оздоровительную прогулку, пришел ко мне Стрижев. Когда разговор коснулся цинги, Стрижев сказал, что эта болезнь была совершенно неизвестна в Усть-Янске и утверждал, что в течение всей зимы он питался там гнилой рыбой и что пища здесь много лучше. По словам Расторгуева, рабочие на золотых приисках также страдали в тайге цингой, хотя их питали свежим мясом, луком и свежевыпеченным хлебом и жили они в сухих бревенчатых домах!