Мы заложили большую часть продовольствия и 48 кг собачьего корма с подветренной стороны гранитного валуна на южном берегу Таймырского пролива, не доходя до его сужения. Рядом с валуном я воткнул в снег в виде знака лыжную палку. Воров и разбойников, даже в образе песцов, которые обременяли Нансена во время его зимовки на Земле Франца-Иосифа, здесь нет. Следов белых медведей здесь также не было видно, так что я без опаски сгрузил наше продовольствие прямо на снег, без какой-либо защиты. Закапывание в снег, таяние которого могло начаться еще до нашего возвращения, больше повредило бы провианту, чем посещение склада зверями. С собою я взял приблизительно четвертую часть сухарей в мешке и весь запас сахара и шпига, которые могли здесь испортиться. Кроме того, взял консервы по расчету для двух человек на 30 дней. Расчет был не очень щедрый, так как я надеялся найти в фиорде Гафнера склад в хорошем состоянии и думал пополнить там недостающее, в том числе собачий корм.

Теперь, когда сани стали легче, собаки тащили около 380 кг без большого напряжения. На солнце было так тепло, что я снял верхнюю одежду и, пока тащил сани или бежал рядом, мне было достаточно кожаной жилетки и шерстяной фуфайки.

Расставшись с каюрами, я взял на себя управление собаками. Это выражалось в том, что я выкрикивал командные слова, время от времени рассказывал им якутские истории и корм; перед ночлегом. Колчак находил, что мой метод слишком доброcердечен и мягок, но я все же оставался ему верен. Я шагал как каюр, с правой стороны нарты, гидрограф слева. В 8 часов 30 минут вечера мы достигли мыса Гелленорм, расположенного против мыса Миддендорфа. Если не считать полутора часов, которые были затрачены на устройство запасного склада, то мы проехали сегодня 22 км за 6 часов. Этот успех следовало отнести за счет облегчения веса саней. Туркан, которого я впряг первым вожаком вместе с Печатью, довольно хорошо слушался моего голоса. Когда порвался потяг между обеими передовыми собаками и следующей парой, Туркан и Печать стремительно помчались на берег. Я бросился их догонять; Туркан, услышав мой зов, тотчас же повернул назад и направился ко мне. После того как беглецы были снова запряжены, дело пошло на лад. Приблизившись к мысу Гелленорм, мы обнаружили отсутствие железного лома, незаменимого для торможения нарт в пути и для привязи собак на стоянке, но вскоре я его нашел по следу благодаря ясной погоде. Поземок, пурга или густой туман замели бы следы и нарушили ориентировку.

Дорога по Таймырскому проливу была ровная, без торосов, и большей частью шла по крепкому снегу. Лишь местами попадался более мягкий снег, в который глубоко погружались полозья саней. По хорошей дороге собаки так быстро бежали, что мы, не успевая за ними, вынуждены были садиться на нарту, правда поочередно, так как собаки останавливались, когда мы садились вдвоем. По моему личному опыту бег рядом с санями, особенно по рыхлому снегу, когда нога глубокопроваливается, требует значительно большей затраты сил, чем если тащить сани с равномерной скоростью по хорошей дороге. Чтобы хорошо выполнять обязанности каюра, нужно соединить дарование скоростного бегуна с талантами кантора. Возгласы «наррах! наррах!» или «тах! тах!» относятся не только к вожаку, но и к остальным собакам, чтобы держать их внимание в непрерывном напряжении, на чем и основана вся тяговая работа и чем поддерживается стремительность их бега. Итак, приходится одновременно говорить, кричать, бежать, править собаками и приводить в порядок запутавшуюся сбрую. Этот, требующий тренировок труд стоит немалых усилий для непривычного человека. На второй день мы достигли мыса Гелленорм и той лагерной стоянки, до которой доходили в октябре под водительством Расторгуева. Я полон надежд овладеть специальностью каюра и выполнять свои новые обязанности без ущерба для успеха экспедиции.

Следует отметить существенную разницу между моими двумя поездками в пользу последней.

Тогда начиналась полярная ночь и для передвижения можно было использовать лишь немногие дневные часы, а теперь и непрерывный день! Температура воздуха была примерно также, так, 22 апреля в 11 часов вечера было —30° и днем ....°, но солнце облегчало нам жизнь. Если только было ясное небо, не скрытое туманом и облаками, при этой температуре, на солнце за несколько часов высыхала наша промокшая обувь, таял примерзший к палатке лед и снег и даже согревался воздух в ней. Теперь в палатке стало значительно уютнее, чем в прошлую поездку, когда фонарь едва ее освещал, и примус, приятнейший в данных условиях музыкальный инструмент, стал теперь -быстрее согревать чай и пищу.

Чтобы лучше использовать дневное время для астрономических наблюдений и чтобы облегчить собакам работу, которые страдают днем от жары и даже при 25-градусном морозе бегут с высунутыми языками, я ввел новый распорядок: вечер и часть ночи мы были в пути, а днем работали и спали. Так, со второй стоянки мы снялись в 7 часов вечера и около 11 часов -вечера расположились на -следующей. На разбивку лагеря при благоприятной погоде требуется -около двух часов, столько же времени расходуется на приготовление пищи и еду, а также запись предварительных заметок в путевой дневник и курение трубки. После этого наступал самый блаженный момент, когда можно было залезть в спальный мешок. Это было обычно около 3 часов утра. В 8 или 9 часов мы вставали, затем следовала варка пищи, работа по разборке и погрузке палатки. Таким образом, мы ели два раза в день с промежутками около 12 часов. Хорошо питаясь в течение зимы мясными блюдами, мы первое время не ощущали голода, особенно когда принимали пищу регулярно. Так как тяжелые мясные консервы занимают много места, то по примеру других экспедиций я предпочел взять для санной поездки пеммикан и малороссийское сало. Из четверти банки пеммикана весом в полкилограмма, смешанного с полпорцией горохового пюре, получался -суп, которым мы вполне насыщались.

От мыса Гелленорм, сложенного, как и все побережье Таймырского пролива, из гнейса, мы прошли через первую бухту к западному берегу этого залива, чтобы произвести съемку побережья. Сделав 8 км, мы остановились через час у маленького скалистого островка. На северной оконечности этого острова наблюдалось интересное явление. Здесь до высоты 10 м были вздыблены мощные ледяные глыбы. На поверхности островка близ крутого берега лежали сглаженные гранитные валуны диаметром в несколько метров. Присутствие на высоте 10 м над уровнем моря эрратических валунов объясняется напором морского льда. Такие ледовые подвижки могут срывать с крутых утесов огромные обломки скал, которые переносятся льдом летом во время шторма на далекие расстояния. Занесенные таким путем эрратические валуны остаются лежать на

береговых уступах или же на плоском берегу. Подобное явление имеет место на побережье Балтийского моря; тем более оно должно быть свойственно здешним краям, где силы, проявляемые льдом, значительнее. Но, принимая во внимание, что на высоте 5—6 м здесь имеются следы древних береговых линий, представленных морскими террасами и что Миддендорф находил морские раковины на высоте 60 м над уровнем моря, надо признать, что геологам будет нелегко доказать присутствие в полярной Сибири следов древнего оледенения подобного современной Гренландии. Если здесь и существовали отдельные глетчеры, как на Земле Франца-Иосифа или на Шпицбергене, то следы их в виде морен могли быть стерты наступанием моря, а при последующем отступании моря береговая галька и валуны перемешались с валунами морены. Ледниковая штриховка на скалах, расположенных близ современного уровня моря, может произойти от напора морского .льда, между тем полировка и штриховка, обусловленные скольжением глетчера, могли быть уничтожены морским прибоем или выветриванием под воздействием атмосферных агентов.

Проехав около 22 км, мы разбили III лагерь у основания мыса высотою 8 м, сложенного сланцами. На следующий день 23 апреля в 9 часов 45 минут вечера пересекли мыс и направились через мнимый нансеновский залив Толля прямо на восток к лежащему за ближайшей косой складу в фиорде Гафнера. Было нелегко точно выдержать направление, так как, когда мы покидали берег, нас окутал густой туман. После двух часов пути быстрым шагом, или, вернее, мелкой рысью, мы достигли, как выяснилось позднее, восточной стороны этого залива приблизительно на 4 км южнее того места, откуда выехали в октябре месяце через тундру к бухте Депо. В этот день мы проехали около 25 км и были вполне удовлетворены успехом. Когда собрались улечься в спальные мешки, гидрограф сделал неприятное открытие: недоставало зимней одежды, в которую были завернуты две пары запасных рукавиц и войлочные подошвы. Зимняя одежда и запасные рукавицы были крайне необходимы, а вместе с тем я жалел терять время на их поиски. Окончательное решение я отложил до следующего утра. Хорошо выспавшись и высушив мокрые носки теплом своего тела и оттаяв в спальном мешке лапландские сапоги, которые накануне так затвердели на морозе, что невозможно было их надеть, я решил повернуть обратно и отправился с недельным запасом провианта на поиски зимней одежды, которая, вероятно, соскользнула с саней по ту сторону мыса. Мне помнится, сани получили в том месте резкий толчок, когда собаки неожиданно рванули и быстро помчались, заметив то ли взлетевшую полярную сову, то ли белую куропатку.