Ханэкава изменилась в лице.

— Это не вопрос, Арараги-кун.

— Да.

— Да?

— Ханэкава-сама, позвольте принять вашу шляпу.

— Арараги-кун.

— Да?

— Я разозлюсь.

— Злись, — ответил я, не уступая угрозе Ханэкавы. — Можешь злиться сколько хочешь. Если хочешь, можешь даже ненавидеть. Вернуть долг тебе мне важнее, чем наша дружба.

— Вернуть долг… — тихим голосом проговорила Ханэкава.

Почувствовала неловкость в моих словах?

— О чём ты говоришь?

— О весенних каникулах.

— Это… но такое всё-таки… вообще, Арараги-кун, ты сам себя спас, разве нет?

— Нет. Ошино может так говорить, но я думаю, что спасла меня ты. Ты моя спасительница, — сказал я.

Высказал, что чувствовал.

Да.

Это мне тут нужно благодарить.

— Сомневаюсь, что этот долг можно отплатить. Но мне хочется сделать что-нибудь для тебя. Если я что-то могу для тебя сделать, то приложу все усилия. И если из-за этого ты будешь злиться на меня или ненавидеть, то я вытерплю.

— Вытерпишь…

Ханэкава тихо засмеялась.

А может и заплакала.

Не знаю.

— Не говори так нагло.

— Что?

— Даже для тебя это нагло, Арараги-кун.

— Так хулиганы, говорят, что ли?

Не речь отличницы.

Со вздохом Ханэкава проговорила:

— Только не смеяться.

А затем сняла фуражку.

— …

Кошачьи ушки.

У Ханэкаве на голове росли миленькие кошачьи ушки.

Я молча закусил нижнюю губу.

До крови.

…не смеяться…

Просто становишься серьёзным и не смеёшься вообще… в заключении того, что замечаешь человека, говорящего такие благопристойности, и шутка в лучших традициях манги получается, отчего хочется разразиться диким хохотом, но я клятвенно пообещал ничего такого не делать…

Но эти кошачьи ушки действительно очень хорошо смотрелись вместе с убранной чёлкой Ханэкавы. Мне так же думалось и на золотой неделе, но она словно рождена для кошачьих ушек…

Тем не менее.

В кошмаре Золотой недели кошачьи ушки принадлежали уже не совсем самой Ханэкаве, потому сила её была разрушительная. Точно, сейчас-то цвет ушек был чёрным, как и её волосы…

Потому не смеяться.

Всерьёз разозлится.

Я, конечно, сказал, что она может меня ненавидеть, но всё-таки мне бы не хотелось, чтобы это реально случилось. Весьма удручающе, когда тебя ненавидит такой светлый человек, даже если не спасительница.

— В-всё уже? — смущённо проговорила Ханэкава.

Довольно редкостное выражение лица: она покраснела.

Ещё и кошачьи ушки!

— О-ох… эм, спасибо.

— За что ты благодаришь? — проворчала Ханэкава, вернув фуражку на место.

Нахлобучила по самые глаза, чтобы я даже не пытался подсмотреть. Всё прямо так же, как когда Камбару показывала свою левую руку и когда Сэнгоку показывала своё тело… Но кошачьи ушки Ханэкавы это совершенно иное.

Хочется поблагодарить.

Сказать спасибо.

— Но… да, теперь понятно. Похоже, продолжение Золотой недели. Значит, ничего не кончилось…

Головная боль это боль от прорастания ушек.

Легко теперь всё понимается.

Прямо как зубы мудрости.

— Продолжение Золотой недели… то, что я забыла?

— Лучше и не помнить.

— Да, наверное, ты прав… но отвратительно себя чувствую без связных воспоминаний. Такое чувство потерянности.

Это не чувство потерянности.

Думаю, чувство утраты.

— Ну, как бы это сказать, я немного успокоился. Тем не менее надо попытаться что-то сделать. Ты не помнишь, но для меня это уже не впервой. Если повторим, то всё закончится спокойно. И в этот раз проведём тщательней, со всем вниманием…

— Вот… как.

Ханэкава выказала откровенное облегчение.

Ну, любой бы впал в панику, если б поутру вместе с возвращением воспоминаний на голове вдруг выросли кошачьи ушки… Ничего странного, что она выскочила из дома в пижаме.

В такое время…

Ханэкава не может отсидеться дома.

— Лады. Раз упорядочили историю, можем двинуться к Ошино… Неужели ты, Ханэкава, ничего не скажешь насчёт того, что нельзя нарушать правила и ездить на багажнике велосипеда?

— Не хочу говорить.

Ханэкава поднялась со скамьи.

— Не обращу внимания. Засчитается за то, что сегодня заставила тебя прогулять школу.

Странновато засчитается, не считаешь? Это ж оба раза из-за тебя.

А она внезапно хитрая…

Или скорее гениальная шутка Ханэкавы.

Наверно, так смущение скрывает.

— Может, обопрёшься на меня? Выглядишь усталой.

— Всё хорошо. Я ведь говорила? Боль прошла… устала я только умственно. А так я бодрая даже больше обычного.

— Ясно.

Ну, кошка же.

Так же, как и с обезьяной Камбару.

Сперва мы пошли к велостоянке, я снял замок и сел на велосипед, следом на багажник села Ханэкава.

Её руки крепко объяли мой торс.

Она прижалась ко мне.

— …

Дела…

Мягкие!..

И большие!..

Два прикосновения на спине беспощадно ворвались и вторглись прямо в моё сердце… Если б было признание, если б это была не моя спасительница Ханэкава Цубаса, и если б у меня не было девушки, тем более даже если б этой девушкой была не Сендзёгахара Хитаги, то я бы прямо тут же бы потерял разум.

Скрытая большая грудь Ханэкавы Цубасы.

Да, в очень простом наряде, установленном школьными правилами, трудно заметить такое шикарное тело… Хотя я на Золотой неделе уже более чем изведал о нём. Недавно Сендзёгахара точно так же сидела на багажнике моего велосипеда, но всё-таки эта девушка осознавала положение, потому сидела, соблюдая идеальный баланс, и практически меня не касалась…

В то время мы не встречались.

И Ханэкава Цубаса со всей этикой и моралью для соблюдения правил дорожного движения или скорее для безопасности дорожного движения в прямом смысле этого слова доверила мне своё тело.

Да и тогда с Сендзёгахарой я был в пиджаке с высоким воротником. Сейчас я в летней короткорукавой рубашке. На практике различие просто огромно. Но неужели только поэтому такие мягкие?.. Если дело в летней одежде, то позавчера, когда Сэнгоку прижалась сзади, я тоже был в летней одежде… хотя в случае Сэнгоку неровности тела изначально ровнее.

А, я понял. Точно, у меня под рубашкой ничего нет, а у неё под жакетом пижама… скорее всего, Ханэкава-сан без лифчика.

Уох…

Бывает же в жизни такое…

— Арараги-кун.

— М-м?

— Когда доедем, скажу тебе кое-что.

— …

Ужасно.

Видит насквозь…

Какой я тонкий.

— Н-ну. Короче, поехали. Держись крепче, чтоб не упасть…

Ой!

Зачем я рою себе могилу этим плутовством?!

Чёрт, тут так просто не получится!

Ханэкава спокойно отнеслась ко мне, затаившемуся словно медведка.

Слишком спокойно.

Ничего не сказала.

— Т-тогда вперёд.

В итоге с этими робкими словами я начал крутить педали. Под весом двух людей педали крутить тяжеловато. Ну, в нынешнем случае, можно пойти по проложенному сценарию и указать Ханэкаве, что «что-то вдруг тяжеловато стало», чтобы как-нибудь задеть девушку, но я решил не делать этого.

К тому же, не такая и тяжёлая.

До развалин вечерней школы, в которой живут Ошино с Шинобу, времени немного — если я поднажму, даже вдвоём часа не займёт… На каждой неровности дороги моя спина окуналась в райские кущи, но я катил, стараясь не обращать на это внимания. Я специально не въезжал в неровности на асфальте, я же джентльмен. Нехорошо выбирать неровности, но всё-таки не объезжать те, которые случайно попадаются на пути, это же ещё безопасно для джентльмена?..

— Кошмар, Арараги-кун.

Ханэкава через какое-то время — должно быть, поездка вдвоём на велосипеде у неё с шести лет не случалась, так что ей потребовалось немного пообвыкнуть — проговорила:

— Столько разных людей, разных трудностей.

— Разных людей?