– То же самое случилось с одним моим знакомым часовщиком. Часы, которые он делал, назывались «Ролегз».

– Да, такое бывает. Когда на рынке такая конкуренция, никто не застрахован от ошибок. Ну так что?

– Что?

– Дело в том, что с год назад Лестер освободился.

– Рад за него.

– По состоянию здоровья он переехал на Запад и сейчас обитает в местечке Хендерсон, рядом с Вегасом.

– Вот как?

– У него там небольшая фабрика.

– По производству чемоданов?

– Нет, теперь у него более чистый бизнес. В прямом смысле слова. Он производит чистящие средства, чтобы дом блестел.

– «Спик энд Спэн»?

– Нет, «Спин энд Спэк». Хотя упаковка та же. Но лучше всего продается «Клорекс»[47].

– Ну да.

– Он отправляет товар на юго-запад – через мексиканскую границу и дальше на Карибы. И знаешь, очень нехило с этого имеет.

– Держу пари, что даже очень нехило.

– Я могу позвонить ему и сказать, что вы с парнями заедете.

– Зачем?

– Дело в том, что у Лестера есть люди, склады, грузовики, и он может оказаться для вас очень полезным. Даже полезнее меня, если бы я смог поехать.

Новый неожиданный камушек в потоке. И еще. И еще. Переправа выстраивалась с каждым новым звонком. Припомнив интересный факт о Лас-Вегасе, Дортмундер поинтересовался:

– То есть твой приятель производит химикаты, правильно?

– Чистящие средства. Но никаких наркотиков, Джон, никаких психотропных препаратов.

– Естественно. Возможно, я свяжусь с твоим приятелем. Дашь его номер?

Псевдоним продиктовал номер и добавил:

– Я позвоню и предупрежу его.

– А скажи, на фабрике твоего приятеля используют промышленный газ?

– Надо уточнить, но, скорее всего, да. Судя по той еде, которую потребляют в Техасе и Мексике, они используют промышленный газ повсеместно.

41

То, что Энн-Мэри тоже хочет поехать, оказалось полной неожиданностью для Энди Келпа.

– Только не говори, что ты отлично знаешь еще и Лас-Вегас,– предупредил он.

– В жизни там не была,– заверила она.– Единственной азартной игрой в нашей семье всегда была политика.

Этот разговор происходил вечером в среду, в такси, едущем по центру города. Они пообедали с Гасом и его подругой Тилли, сходили в кино в Виллидже и теперь направлялись в квартиру, которая еще недавно была жилищем Келпа, но теперь стремительно становилась «их» домом. И вот тут оказалось, что Энн-Мэри собирается ехать с ними на ограбление в Вегасе. Этого было достаточно, чтобы заставить Келпа приступить к пересмотру их отношений прямо в такси, пока Энн-Мэри безмятежно изучала его профиль.

За многие годы у Энди Келпа накопился изрядный опыт отношений с противоположным полом, часть которых была оформлена официально, включая разнообразные церемонии и ритуалы, а часть – нет. Исходя из этого, все отношения между полами он делил на две группы, правда, не по степени официальности, а по длине и оставшимся чувствам: 1) короткие и нежные; 2) долгие и ненавистные.

Келп понимал, что распространять эту классификацию на всех не следует. К Джону и Мэй, например, она явно не подходила. Но что касается себя, любимого, он был твердо уверен, что каждый новый роман начинается в самой высокой точке и постепенно ослабевает, неуклонно катясь вниз. Поэтому непродолжительные встречи после своего завершения вызывали у него легкую ностальгию и некое подобие неистраченной страсти, на фоне которых совершенно растворялись в дымке времени всякие неприятные моменты. Более длительные отношения оставляли в памяти рубцы и шрамы в виде непреодолимой досады и воспоминаний о взаимных обвинениях, незаслуженных оскорблениях и неразрешимых спорах.

Поэтому сейчас, находясь в такси рядом с ожидающей его решения Энн-Мэри, Келп задавался вопросом: как он хочет ее запомнить? С теплотой и нежностью или с ненавистью и отвращением? Если она достаточно важна для него (а она, безусловно, важна), тогда не пора ли сказать ей: «До свиданья, Энн-Мэри!»?

Но с другой стороны, он был вынужден признать, что плохо представляет свою жизнь, если сейчас распрощается с ней. Она нравилась ему, и он знал, что нравится ей тоже. И самое главное, она разительно отличалась от всех женщин, которых он до этого знал, одной чертой: она совершенно не заморачивалась по поводу будущего.

И это для Келпа было удивительно. Каждая женщина, с которой он когда-либо встречался, все время, не занятое беспокойством по поводу своей внешности, обязательно посвящала вопросам о том, что будет с ними завтра. Они все были просто зациклены на их с Келпом совместном будущем и жаждали гарантий и обязательств, желательно в письменной форме. Для Келпа же, чья жизненная философия сводилась к принципу: «Жизнь полна неожиданностей, и главное – избежать неожиданностей неприятных», это стремление расписать по пунктам завтрашний день казалась абсолютно необъяснимой. В таких случаях его реакция была одинаковой: «Зачем думать про завтра, если не знаешь, чем закончится сегодня?».

(Конечно, подобная философия изрядно нервировала его подруг и могла сама по себе стать причиной разнообразных неприятных неожиданностей, но пока что Келп счастливо избегал их. Однако, с учетом его беспокойного образа жизни, полностью исключать это было нельзя).

Энн-Мэри была совершенно иной. Она резко ворвалась в жизнь Келпа и, похоже, особо не волновалась о том, что может произойти завтра. Они оказались два сапога – пара. Сегодня нам хорошо вместе, а завтра – будет завтра, правильно? Правильно.

Такси приближалось к их квартире. Поблескивая глазами, Энн-Мэри ждала, слегка улыбаясь. «Если ей абсолютно по фигу, что будет с нами завтра, почему я должен напрягаться по этому поводу? – решил Келп.– Все, в чем я уверен – сегодня мне не хочется с ней расставаться».

– Если мы когда-нибудь разбежимся,– хрипло спросил он, понимая, что слово «если» само по себе уже означает, что сейчас они не расстанутся,– чем ты займешься?

Просияв, она пообещала:

– Что-нибудь придумаю. Вместе придумаем.

42

Уайли Бренч стоял, по обыкновению чуть выставив вперед одну ногу, подбоченясь и слегка прищурив глаза, словно ковбой с Дикого Запада, если не считать того, что в кобуре у него на поясе вместо шестизарядного револьвера покоилась портативная рация. Он считал себя неотразимым в коричневой форме главы службы безопасности и красовался перед большим окном, наблюдая за туристами, которые, разинув рты, точно рыбы, толпились у озера и швыряли в него монетки.

– Да,– произнес Уайли,– хотя Эрл Рэдберн и думает задницей, насчет этого долбанного озера он прав.

В оконном стекле отражался Брэндон Камбербридж, который суетливо носился по комнате взад-вперед, нервно заламывая руки, словно призрак Франклина Пэнгборна[48].

– О, Уайли! – воскликнул он,– Мы же не можем осушить озеро!

– Oно – чертова головная боль для нашей службы безопасности.

– Но оно так прекрасно. Это главная жемчужина нашего Рая.

– Рано или поздно это придется сделать – ведь его когда-то нужно чистить, приводить в порядок берега и все такое. Так почему бы не заняться этим сейчас? А если кто-то спросит, скажем, что озеро закрыто на плановую реконструкцию.

– Сегодня четверг,– Брэндон принялся считать, загибая пальцы,– пятница, суббота, воскресенье, понедельник. Босс появится здесь только через четыре дня, Уайли! И ты хочешь, чтобы это великолепное озеро превратилось на целую неделю в сухое болото?

– Болота мокрые,– справедливо указал Уайли.

– Ты понимаешь, что я имею в виду.

– То есть ты хочешь сказать, что тебя совершенно не волнует, что главный перец, или как ты его там обычно называешь...

– Пусть будет большой босс, Уайли, пожалуйста.

– Значит, тебя не волнует, что большой босс приедет сюда и может быть ограблен, ранен, а то и еще чего похуже. Главное, чтобы твое маленькое королевство оставалось прекрасным.