– Что, ты не помнишь его? – Дортмундер был сбит с толку.– А как же мемориальная ценность и все такое прочее? Я полагал, что у тебя что-то связано с этим кольцом.

– У меня – вряд ли. Впрочем, давай-ка посмотрим на него.

Коробочка не была завернута или запечатана. Это был просто маленький черный ящик с пружинкой внутри – чтобы не открывалась крышка. Мэй поддела ее, и они увидели облако белой ваты. Она потрясла коробку, и внутри что-то загремело. Тогда Мэй перевернула ее и стукнула по днищу, и вместе с ватой оттуда что-то выпало на стол.

Действительно, кольцо. Оно выглядело золотым, но, похоже, в лучшем случае это была медь. Его верхушка была плоской и пятиугольной, как эмблема с буквой S на груди у Супермена. Только вместо S там располагались три тонкие линии из крошечных камней, которые на первый взгляд казались алмазами, но, скорее всего, были просто стеклом. Верхняя линия прерывалась в середине, а две другие были сплошными. Выглядело это так:

– Ну и какие чувства оно должно у тебя вызывать? – поинтересовался Дортмундер.

– Понятия не имею,– призналась Мэй. Она надела кольцо на средний палец левой руки, затем наклонила ее, и кольцо соскочило в вовремя подставленную правую ладонь.– Не удивлюсь, если он нашел его в коробке с овсяными хлопьями.

– И поэтому назвал его «кольцом удачи»,– подхватил Дортмундер.

– Настоящая цель, которую преследовала Джун этой посылкой,– заявила Мэй, надевая кольцо на средний палец правой руки,– чтобы я позвонила ей.

– Но ты не собираешься?

Мэй наклонила правую руку. Кольцо упало в подставленную левую ладонь.

– Ни в коем случае. Если честно, я теперь долго вообще не подойду к телефону.– Повертев кольцо в руках, она констатировала.– А выглядит симпатично.

– Да, ничего,– согласился Дортмундер.– По крайней мере, не ожидаешь такого от завсегдатая ипподрома.

– Оно мне велико.– Мэй протянула кольцо Дортмундеру.– Попробуй ты.

– Но оно же твое. Мне твой дядя Г.Г. ничего не прислал.

– Мне оно велико. И знаешь, Джон... м-м-м... как бы получше это сказать?

– Что? – Дортмундер совершенно не собирался таскать этот нежданный подарок, вне зависимости от того, что скажет Мэй.

– Тебе не помешало бы чуть побольше удачи.

– Продолжай.

– У тебя есть все. Знания, способности, профессионализм, замечательные опытные партнеры. Но еще немножко удачи не повредило бы. Примерь его.

В итоге он надел кольцо на безымянный палец правой руки. Любое кольцо на безымянном пальце левой руки напоминало ему про неудачный брак с танцовщицей из ночного клуба в Сан-Диего, которая выступала под артистическим псевдонимом Хони-бан Базум и являлась полной противоположностью Мэй.

Удивительно, но кольцо пришлось точно впору. Дортмундер опустил руку, затем потряс ей, но оно сидело, как влитое, и вызывало даже некие приятные ощущения.

– Хм,– произнес он.

– Теперь оно твое,– сказала Мэй.– Твое кольцо удачи.

– Спасибо, Мэй.

И тут зазвонил телефон.

Мэй неприязненно посмотрела на него.

– А вот и Джун. С вопросами, получила ли я посылку, понравилось ли мне кольцо и помню ли я старые добрые времена.

– Я могу ответить,– предложил Дортмундер.– Скажу, что тебя нет дома, и спрошу, что передать.

– Отлично.

Конечно, это не обязательно должна была звонить сестра Мэй, и поэтому Дортмундер по обыкновению нахмурился и с большим подозрением произнес в трубку:

– Алло?

– Джон, это Гас. Нет желания нанести небольшой визит?

Дортмундер улыбнулся. Во-первых, потому что Мэй будет рада узнать, что это не ее сестра. А во-вторых, потому что услышанное можно было перевести так: давний знакомый Гас Брок, с которым ему уже приходилось работать, предлагал посетить какое-то место, где в данный момент никого нет, и уйти оттуда не с пустыми руками.

– Вполне вероятно,– ответил Дортмундер и уточнил на всякий случай.– Насколько небольшой?

– Осложнений не предвидится.

– Это было уже лучше.

– Ага. Где?

– Небольшое местечко на Лонг-Айленде. Называется Каррпорт, не доводилось слышать?

– Надо же, какое совпадение,– заметил Дортмундер и посмотрел на кольцо удачи дяди Гида, красующееся у него на пальце. Казалось, удача уже пришла.– Этот городишко мне задолжал.

– Да ну?

– Ладно, проехали. Когда ты хочешь нанести визит?

– Как насчет прямо сейчас?

– Хм.

– Есть поезд в 19:22, отправляющийся с Центрального вокзала. Обратным транспортом озаботимся на месте.

Еще лучше. Некое транспортное средство, которое они прихватят на обратном пути, в дальнейшем тоже можно будет конвертировать в наличные. Просто прекрасно.

До 19:22 оставалось час и двенадцать минут.

– Увидимся в поезде.– Дортмундер повесил трубку и обратился к Мэй.– Я начинаю любить твоего дядю Гида.

– Любить его на расстоянии – это очень мудро.

3

Если бы Калеб Эдриан Карр, китобой, предприниматель, торговец, искатель затонувших кладов и иногда – пират, а в пенсионном возрасте – законодатель штата Нью-Йорк, увидел сегодня город, который он основал в 1806 году на южном побережье Лонг-Айленда и назвал своим именем, то он долго бы плевался. Не исключено, что даже серой.

Лонг-Айленд, длинный узкий остров к востоку от Нью-Йорка, в качестве девиза взял известное изречение епископа Реджинальда Хебера[6]: «Все в природе прекрасно, и только люди ужасны». Когда-то покрытый лесистыми холмами и белыми пляжами, омываемый множеством прозрачных речушек, населенный трудолюбивыми индейцами и мириадами лесных животных, сегодняшний Лонг-Айленд – это сплошное царство асфальта и летних коттеджей, насколько хватает глаз.

На самой южной оконечности острова, между беззаботным веселым округом Нассау и модным сверкающим Хэмптоном, лежит Каррпорт, анклав, населенный свежеиспеченными богачами, напоминающий на первый взгляд, как любят говорить местные обитатели, старый китобойный порт в Новой Англии. Они охотно соглашаются друг с другом, хотя практически никто из них в Новой Англии никогда не был.

Эти нынешние жители Каррпорта – в основном, выскочи, для которых дом в бухте Карра – уже третий, четвертый, а то и пятый по счету. Они не могут претендовать на родословную обитателей северного побережья (где у многих, как минимум, уже прадед был весьма состоятельным человеком), но при этом имеют достаточно самомнения (и денег), чтобы не якшаться со всякими голодранцами с восточного побережья. Короче говоря, они никогда не позволят себе общаться с человеком из мира шоу-бизнеса, если тот, по крайней мере, не конгрессмен.

Обитатели Каррпорта не всегда были такими. Когда Калеб Карр построил дом и причал в бухте Карра (угадайте, кто и в честь кого ее назвал?), он планировал, что в этом месте будет жить его семья и станут учитываться и складироваться рыба, подводные клады и награбленное, которые он регулярно привозил из своих морских походов. Его родственники и члены команды также воздвигли на берегу бухты дома для своих семейств. Один инициативный юнец из второго поколения Карров, страдавший морской болезнью в особо тяжелой форме, сбежал на материк, где вскоре открыл первый в стране универсальный магазин.

Калеб Карр умер в 1856 году (его последнее выступление против аболиционизма[7] было напечатано «Нью-Йорк Таймс» в одном номере с его же некрологом), знатный, любимый семьей, уважаемый согражданами и очень богатый. К этому времени у всех его семерых детей и четырех внуков были собственные дома в Каррпорте, и даже на смертном одре он был уверен, что потомки понесут его имя, идеалы и философию сквозь века.

Но не тут-то было. Еще полвека Каррпорт пребывал в дремоте, нисколько не меняясь, но вот потом...

Каждое следующее поколение нью-йоркцев производит новую волну нуворишей, наиболее отвязанная часть которых устремляется на Лонг-Айленд, чтобы основать там очередное модное горячее тусовочное место, где так классно отрываться по выходным! Бухта Карра подверглась подобному нашествию в двадцатые годы, когда сюда хлынули юнцы с Уолл-стрит с замашками Гэтсби и их бойкие подружки-нимфетки, которые приходили в экстаз от одного вида огоньков с кораблей, так хорошо различимых с берега: наверняка же это контрабандисты! И они везут над темными океанскими безднами выпивку, которую им предстоит вкусить в следующую пятницу. (По правде говоря, это были преимущественно рыбаки, а тот алкоголь, который предстояло потребить обитателям Каррпорта в ближайшие выходные, в данный момент булькал в чанах на складах Бронкса).