Я подбежал к отцу, опустился рядом с ним на колени. Его голова слабо шевельнулась, он попытался заговорить, и я увидел, как за губами болтаются выбитые зубы.

— Не смей больше бить моего отца, негодяй! — заорал я на дядю.

Тот молча стоял и смотрел на нас сверху вниз с горестным видом.

— Вставай, папа, вставай, — обратился я к отцу, пытаясь поднять его голову.

Отец с трудом сел. Когда я поднял глаза, дядя Джон шел вдоль берега к своей машине.

После этого случая он долго не появлялся в нашем доме. Когда же наконец появился, близость, существовавшая между нами, исчезла.

Быть может, картинка эта всплыла в памяти из-за мальчишки на доске. Во всяком случае, прежде я ни о чем подобном не думал. Я вскрыл еще одну банку с пивом и полез в корзинку. Цыплята не остыли и не высохли.

Парень выбрался из воды и зашагал к выходу из заливчика с доской под мышкой, но тут увидел, что я смотрю на него. Тогда он тут же подобрал попу и весьма многообещающе выпятил свое переднее хозяйство.

Заметив такую поспешность, я улыбнулся. Парень воспринял улыбку как приглашение, изменил направление движения и остановился прямо передо мной, картинно опершись локтем о свою доску. Если учесть расставленные ноги и поданный вперед низ живота, ничего удивительного, что его хвост почти ткнулся мне в лицо.

— Привет, — сказал он.

Вблизи стало видно, что ему не пятнадцать-шестнадцать, как я вообразил, а скорее девятнадцать-двадцать.

— Привет.

— Неплохой денек. Вот только прибой ни к черту.

— Угу.

— Один?

С этими словами парень запустил большой палец в плавки и оттянул их так, что показались яйца.

— Как насчет этого?

Я ухмыльнулся:

— Не попробовать, так хоть посмотреть.

Однако шутить мальчишке было явно некогда.

— Двадцать за французский, тридцать за греческий, сорок за тот и другой, — деловито предложил он.

— Ну и глуп же ты, парень, — лениво сказал я. — А вдруг я из полиции нравов?

Его лицо побледнело даже под загаром, и он так поспешно натянул плавки обратно, что резинка звучно хлопнула о живот.

— Но ты же не…

— Нет. Я не полицейский.

Парень облегченно перевел дух:

— Господи! Чуть не обосрался.

Я взял еще кусок цыпленка.

— Слушай, обычно я этим не занимаюсь, но моя хозяйка визжит, чтобы ей немедленно уплатили за жилье.

— Я дам тебе двадцать, если ты одолжишь мне на пару минут свою доску.

— Идет.

Я поднялся, достал из кармана деньги, дал ему двадцатку, а остальное спрятал в плавки.

— Займись пока цыплятами и пивом. Я ненадолго.

Вода показалась мне холоднее, чем в детстве. Я заплыл подальше и стал ждать волну. С пятой попытки удалось доехать почти до берега. И то хорошо. Я сдался и вышел.

— Ну как? — спросил парень. — Ты смотрелся совсем неплохо.

— Оставлю, пожалуй, такое занятие вам, юнцам. Я уже старею.

— Ну, для старика ты еще вполне ничего. Ты мне нравишься. Может, займемся? Бесплатно.

С высоты его неполных двадцати тридцать семь явно казались почти нереальным будущим.

— Нет, спасибо. Я недавно решил завязать с мальчиками.

— Почему?

— После них хуже получается с девочками.

— Ну и глупо. Потеряешь половину удовольствия.

Как там насчет «устами младенцев»? В его словах определенно было зерно истины.

— Где ты живешь?

— Примерно в миле отсюда.

По дороге он играл с моим хвостом, пока вел машину, а стоило двери за нами закрыться, упал передо мной на колени, стянул трусы и дал палке свободно выскочить. Затем поймал ее ртом. Его ладонь сжала мои яйца, а два пальца другой руки умело потянулись назад, нащупывая прямую кишку. Я схватил его за голову и вошел глубоко в горло.

Парень закашлялся, откинулся назад и перевел дыхание.

— Какой толстый хвостик! Он мне нравится. Возьми меня! Я не могу больше ждать.

С этими словами он опрокинулся навзничь на кровать, по-женски задрав ноги.

Я медленно вошел в него. Он притянул меня к себе. Его твердый хвост прижался к моему животу. Мы ритмично раскачивались. Казалось, прошло всего несколько секунд, и тут он закричал:

— Не могу! Не могу больше! Я кончаю!

Его хвост забился о меня, как молоточек. Из него хлынуло семя. В тот же миг его пальцы прижали мою прямую кишку. Я подпрыгнул прямо до потолка, опорожняясь в него.

На ужин к матери я так и не попал.

В четыре утра я открыл ключом дверь своего бунгало и на цыпочках прокрался в нашу спальню. Элен спала. Я тихо прикрыл дверь и пошел принять душ.

Ее тень обрисовалась на прозрачной дверце.

— С тобой все в порядке? — окликнула она через шум воды.

— Да.

— Мать беспокоилась о тебе.

Я не ответил.

— Я тоже, — добавила Элен.

Я выключил душ и начал вытираться.

— Извини.

— Она заставила меня обещать, что я попрошу тебя позвонить ей утром.

— Обязательно позвоню.

Элен вернулась в спальню. Через несколько минут и я забрался в кровать. Она придвинулась ко мне, я притянул ее голову к себе на плечо. По щекам Элен катились слезы.

— Послушай, почему ты плачешь?

— Я люблю тебя. И не могу видеть, как ты живешь. Ты же получил все, что хотел. Не понимаю, почему ты несчастен?

Я поцеловал ее в волосы и нежно вытер щеки, но ничего не ответил. Похоже, я и сам не знал.

Пальцы Элен легко коснулись моего лица.

— Бедный Гарис, — прошептала она, словно в полусне. — Столько битв.

Глава 49

Между старыми и новыми деньгами разница состоит в том, что новые деньги покупают антиквариат и восстанавливают его до такого состояния, будто в дверях сейчас покажется сам Людовик Пятый и опустит свою королевскую задницу на ближайший диван. Старые деньги покупают антиквариат и оставляют его стоять неполированным и с выцветшей материей, а ваш зад, касаясь подушек, не может отличить их от груды булыжников.

Мартин Куртленд владел старыми деньгами, однако, сидя за своим столом в офисе на верхних этажах Уолл-стрит 70, мог не беспокоиться о булыжниках. Единственным новым предметом меблировки в его кабинете было его собственное кресло. Он улыбнулся, когда я, пристроившись на краешке стула, подписал последние бумаги, и сразу же нажал на кнопку. Появившийся секретарь мгновенно их унес.

— Вот и все, — сказал Куртленд, с улыбкой откидываясь в своем кресле. — Отныне все делается автоматически.

Я поерзал на стуле и покосился на Элен, которая явно испытывала те же неудобства.

— То есть? — спросил я.

— Ваша подпись на этих документах равнозначна приказу перевести полученные от реализации деньги на счет вашей компании. Именно поэтому я попросил вас прибыть в Нью-Йорк так рано. Теперь послезавтра деньги окажутся в вашем кармане. И никто не сможет этому помешать, кроме вас.

— Меня?!

Куртленд кивнул.

— Только вы сами можете отменить данное распоряжение. — Он встал. — Могу ли я как-нибудь сделать ваше пребывание в городе более приятным?

— Мы прекрасно устроились, — сказал я.

— Извините, что не сможем вместе пообедать, однако у нас остается время для небольшого коктейля. — Не дожидаясь ответа, Куртленд нажал кнопку. — Бутылку «Гленморанжа». — И, уже обращаясь ко мне, он добавил: — Это мое виски для особых случаев.

Затем он проводил нас до дверей своего кабинета. На улице ждал лимузин. Машина тронулась с места, хотя мы даже не успели сообщить шоферу, куда хотим ехать.

На тротуарах было полно людей. Совсем не как в Калифорнии. Здесь каждый куда-то спешил. Несмотря на яркий солнечный день, окружающие небоскребы погружали нас в полутьму.

— Как считаешь, не завернуть ли нам в «Большое яблоко», — обратился я к Элен.

— Может быть, просто вернемся в отель и поспим? — едва ворочая языком, отозвалась она. — Бросок из Калифорнии вымотал меня совершенно.

Мы прибыли в аэропорт в шесть сорок пять и в бешеном темпе понеслись в отель, чтобы принять душ, переодеться и успеть на Уолл-стрит к девяти. Я сверился с часами. Сейчас десять. Пара часиков сна перед ленчем, пожалуй, не повредят.