— Нет, спасибо. Я не жадный.

Все рассмеялись. В широкую продажу шли два миллиона акций, миллион оставался в запасе, мой личный пакет составлял три миллиона.

— У меня тут есть кое-какие любопытные цифры, — сказал я, обращаясь к отчету за первый квартал.

Присутствовавшие уже были с ним знакомы.

— При подобной скорости даже пятнадцать-двадцать процентов прибыли принесут держателям акций самый жирный кусок в их жизни, — прокомментировал Куртленд.

Я промолчал.

Спикер посмотрел на собравшихся.

— Полагаю, джентльмены, вы все сознаете, что впервые предпринимается финансирование строительства отеля и казино в Лас-Вегасе без закладных соглашений по обычным источникам.

Я прекрасно понимал, что он имеет в виду. Все началось, когда Лонеган пришел ко мне с землей в Вегасе и финансовыми предложениями на семьдесят миллионов от различных союзов и страховых компаний. Идея мне понравилась, необходимость иметь партнеров — нет. Их условия здорово напоминали об усах, отросших до самого Востока. Именно тогда я и решился по примеру «Плейбоя» на широкую продажу. Я добавил десять миллионов, чтобы выкупить свой опцион в мазатланском отеле и пошел к брокерам. Сперва они приняли предложение скептически, затем быстренько передумали, когда увидели цифры прибыли. В результате договор был подписан.

— Не будем обгонять события, джентльмены, — сказал я. — До начала деятельности нам предстоят еще две недели.

— Чисто техническая задержка, — пожал плечами Куртленд. — Никаких осложнений не предвидится.

— Мне бы их не хотелось. Я подписал контракт и уже готовлю деньги. Если что-нибудь сорвется, мне будет крайне неприятно.

— Все будет в порядке, — сказал Куртленд. — Можете прямо сейчас класть деньги в банк. В день открытия торгов ваш пакет будет стоить двести двадцать пять миллионов долларов.

Его заявление поддержали легкие аплодисменты. Сначала я решил, что это шутка, но, взглянув на собравшихся, передумал. Они были жутко серьезны. Деньги, тем более такие, не предмет для развлечений. Они явно воспринимали их как нечто живое, хотя это существо не может, например, встать и отвесить поклон.

— Поскольку эта наша последняя встреча перед началом деятельности, руководство биржи просило меня пригласить вас на ленч, который состоится в день продажи.

— С удовольствием принимаю.

— Прекрасно, — Куртленд был явно рад. — Следовательно, в понедельник. Мне бы хотелось также поддержать ваше выступление перед страховыми аналитиками в следующую пятницу.

— Признаться, на это я и рассчитывал, поэтому решил провести выходные в Нью-Йорке.

— Чудесно. — Спикер оглядел присутствующих. — Еще какие-нибудь вопросы, или можно закрывать совещание?

— Только один, — поднялся банкир. — Когда нас пригласят на знаменитый ужин, который вы частенько даете в своем роскошном особняке и о котором мы столько наслышаны?

— Боюсь, вы перепутали меня с Хефнером, — улыбнулся я. — Я не даю ужинов и не имею никакого особняка. Я живу в бунгало отеля «Беверли-Хиллз».

Банкир смутился и покраснел.

— Тем не менее благодарю за вопрос, — живо добавил я. — Идея прекрасная, и теперь, быть может, я окажусь в состоянии ее осуществить.

Все рассмеялись, и встреча окончилась выражениями взаимного уважения и даже любви. Я вернулся в свой кабинет, прикидывая в уме, каким уравнением можно выразить отношение денег к любви. Очевидно, простейшим: чем больше у вас денег, тем сильнее вас любят.

Было уже несколько минут первого. На моем столе аккуратно лежала горка документов. Я быстро проглядел их: ничего срочного, никаких звонков не требовалось. Затем я перевел взгляд на окно. День изумительный.

Я позвонил Элен.

— Как прошла встреча? — был ее первый вопрос.

— Как по маслу.

— Я рада.

— Слушай, у меня идея. Давай плюнем на работу и отправимся в залив.

— Извини, но я не могу. У меня на этот вечер запланированы две встречи с издателями и четыре с авторами.

— Пошли их подальше.

— Нельзя, — рассмеялась она. — Все они были обговорены заранее. Если я последую твоему совету, ближайшие три месяца журнал будет выходить с массой пустых страниц.

— Чепуха.

— Не расстраивайся. В конце концов мы же все сегодня ужинаем у твоей мамы.

Затем я попытал счастья с Бобби, но он был в жуткой запарке. Типография торопила его со снимками, поэтому приходилось разбираться сразу с тремя фотографами, а в приемной ждали девять моделей.

Марисса, которая руководила теперь отделом путешествий и турне, тоже была занята. Она ждала Дитера, чтобы вместе с ним отправиться на встречу с представителями Лос-анджелесской стоматологической ассоциации, собравшейся направить в мазатланский отель шестьсот человек.

Наконец, я позвонил Денизе.

— Сегодня у тебя праздник. Вызови себе замену, и проведем остаток дня в заливе.

В ее голосе прозвучало искреннее сожаление:

— Ой, Гарис, я не могу.

— Почему?

— После конца рабочего дня девушки устраивают мне коктейль в «Ла Кантине».

Это был последний удар. Я с треском кинул трубку на рычаг. Похоже, все в этом проклятом месте заняты по горло, за исключением меня! Вот теперь я на собственной шкуре почувствовал, что значит быть боссом. Это значит ни черта не делать.

Я нажал кнопку переговорника:

— Машину немедленно.

— Да, мистер Брендан, чтобы вас отвез Тони?

— Никаких «отвез»! Я сам умею водить машину.

— Вы поведете сами? — в голосе секретарши явно послышалось изумление.

— Вот именно, — резко бросил я и нажал кнопку отключения связи.

Мне подали «эльдо». Я опустил крышу и уже через двадцать минут катил по набережной Сансет к бухте. Там я запасся корзинкой с жареными цыплятами, шестью банками пива и поехал дальше по Тихоокеанскому шоссе к маленькому заливчику, который, насколько мне помнилось, всегда пуст.

Попал я туда примерно в половине второго. Солнце стояло высоко. Я остановился на обрыве, прихватил цыплят с пивом и потрусил на песочек. Затем отыскал не очень жаркое место в полутени, снял рубашку и устроился со всеми удобствами.

В заливчике я был один, если не считать какого-то парнишку, пытающегося поймать на доске большую волну. Через некоторое время я скинул и брюки, оставшись в одних черных плавках, прислонился головой к скале, открыл банку с пивом. Холодный свежий напиток приятно заструился по горлу. Глаза лениво следили за серфистом.

Вот он взобрался на гребень, но волна оказалась слишком слабой, и парень соскользнул в воду. Спустя мгновение стало видно, что он быстро гребет обратно в море в надежде поймать следующую волну.

Вьющиеся над морем чайки хватали рыбу. Их тени скользили по прибрежным дюнам. Я достал темные очки, чтобы защититься от палящего блеска солнца. Пареньку удалось оседлать хорошую волну. Он доехал на ней почти до самого песка и соскочил. Интересно, сумею ли я теперь так же. Ребенком я часами торчал в воде, выглядывая большую волну.

— Еще только одну волну, дядя Джон. Пожалуйста!.

Он поколебался, затем кивнул:

— Но только одну! А потом мы идем домой. Бухта опустела, и мама начнет волноваться.

Я помчался в воду вместе с мальчишеской доской, заплыл как можно дальше, дождался самой большой и с отчаянно бьющимся сердцем встал на доске. Гребень понес меня, как настоящая лошадь. Я радостно завопил во всю силу своих семилетних легких.

Дядя Джон ждал меня на берегу с большим полотенцем.

— Давай вытру. Снимай плавки.

Он встал на колени и принялся растирать меня полотенцем. Откуда-то из-за моей спины донесся голос отца:

— Можешь не лапать хотя бы собственного племянника, извращенный недоносок?!

Я видел, как дядины глаза за стеклами очков превратились в две ледышки. Он медленно встал, а затем сделал быстрое движение. Что произошло, я не понял, но, когда повернулся, мой отец лежал на песке. Изо рта и носа у него шла кровь. Дядя стоял, сжав кулаки.