Тут Андрея взорвало, даже побелел от бешенства.

— Ну, ты! Попридержи язык. — Он подал Ритке пальто, подождал, пока она застегнется.

Валерка тоже уже натянул куртку и нерешительно взялся за гитару.

— Оставить ее здесь, что ли?

— Не знаю, чего ты с ней таскаешься! — отозвался Андрей и показал кивком головы в сторону Аиды: она демонстративно растянулась на кушетке, высоко показывая круглые коленки. — Мы пошли, поздно уже. Уговори эту дурочку… Ключ положишь на место.

Валерка вяло согласился, кивком.

На воздухе у Ритки сразу перестала болеть голова. Когда вышли за ворота, спросила:

— А если он ее не уговорит? Она же пьяная.

— Ну, если он ее не уговорит, так она это сделает, — как-то двусмысленно усмехнулся Андрей и торопливо добавил:

— Наша это, из нашего цеха. Говорил Валерке: «Чего ты ее тащишь?» У него же девушка есть. В техникуме учится. В вечернем. У нее как раз сегодня занятия. Ну Валерка и пригласил эту, для компании. Не понравилась тебе?

— Нет, ничего, — Ритка наступила в темноте на что-то, кажется, на камень и чуть не упала.

Андрей поддержал ее за плечи да так и не выпустил. Продолжал:

— Мне и самому не очень-то по душе эта конура, карты. То ли дело летом! Вот, подожди, потеплеет… У одного моего корешка «Волга» своя. Он уж нас покатает! Купаться можно будет на пляж сходить. Да что говорить! Лето есть лето.

— И сейчас можно, — Ритка представила себе нарисованную Андреем картину и осмелела, — сейчас, говорю, на лыжах можно. Такой снег! И еще куда-нибудь. В театр, например.

— Да, в театр! — Андрей оживился. — У нас коллективный выход намечается. Какой-то ансамбль приезжает. Молодежный. Ну, и у нас билеты заказали. Завтра же выясню… Сходим, если удастся.

В театре Ритка была два раза. С классом. Тогда многие пришли в формах. А что она наденет теперь? Опять просить у Кати кофточку? Ну, нет!

А Андрей продолжал:

— Так вот и придется пока коротать время: в театрах, в кино. Получу зарплату, в ресторан сходим. Дорого. Ну, что гы, девочка! — от этих слов и нежности, с какой Андреи произнес их, у Ритки к горлу подкатил клубок. Еще никто никогда не говорил с ней так. Ткнулась лицом ему в грудь. Андрей бережно обнял за плечи. — Разве мне для тебя чего-нибудь жалко? Лишь бы тебе было хорошо… Мне нравится, понимаешь, доставляет удовольствие дарить тебе радость.

Ритка прошептала про себя эти слова, чтобы не забыть. Андрею нравится дарить ей радость. Дарить…

В трамвае па этот раз почему-то оказалось очень многолюдно. Откуда-то возвращалась целая компания уже немолодых мужчин и женщин, они были навеселе: громко переговаривались, хохотали, пытались даже напевать. Андрей прижал Ритку к себе, так и проехали молча до самого ее дома. В подъезде он опять заторопился, а Ритке, как никогда, не хотелось отпускать его. Хотелось снова и снова слышать от него те слова. Положила даже руки ему на плечи. Андрей снял их, поцеловал ту и другую, прижался к ним лицом и тут же исчез за дверью.

Прошло, наверное, с полчаса, пока она очнулась и сообразила, что уже совсем поздно. Машинально поднялась по лестнице достала из кармана ключ.

В прихожей ярко горел свет. Взгромоздившись в дверях кухни на табурет, отец разыскивал что-то на антресолях, сбрасывая оттуда всякую рухлядь. Увидев Ритку, соскочил с табуретки, вышел в прихожую. По его угрюмому лицу сразу было видно: он трезв и не в настроении.

— Ага, заявилась! — не обещающим ничего хорошего голосом начал он. — Первый час уже, а она где-то шатается. На губах еще молоко не обсохло, а…

Из кухни показалась мать, встала в дверях.

Ритка попалась отцу на глаза очень вовремя. Ему уже давно не на что было выпить. Подходящей «халтуры» не подвертывалось, а все, что можно было продать на бутылку — слесарные инструменты и еще там что имелось у него по мелочи, он загнал, и теперь в поисках снова перерыл все в квартире.

Жена не мешала ему, она уже по опыту знала, что в таком случае его не остановишь. Ничего подходящего для продажи отец, разумеется, не нашел. Зато ему на глаза попалась. Ритка. И тут он вспомнил, что у него есть дочь, и ее нужно воспитывать.

И встреча с отцом, и его слова — все это так не соответствовало Риткиному настроению, что она замерла, застыла у входа. Потом метнулась к двери в свою комнату, рванула ее, закрыла за собой и накинула крючок.

— Стерва! — гремел голос отца в прихожей. — Да я скорее убью тебя, но не позволю своей дочери…

Ритка села, как была, в пальто на постель. Знобило. Потом вспомнила: сапоги, наверное, намокли от снега. Включила свет, сняла сапоги, бережно протерла их старым хлопчатобумажным чулком и поставила к батарее отопления. Сняла юбку и повесила на спинку стула. Кофту матери сунула в целлофановый мешочек. Утром надо будет незаметно положить в гардероб.

В комнате было тепло, и все же она накрылась поверх одеяла еще пальто. Хорошо, что она поела там, в «берлоге». Отец гремел теперь на кухне уже на мать: совсем распустила детей, нисколько не следит за ними.

Как может расти здоровым ребенок в такой обстановке? — спросила себя Ритка. — И как можно жить так, как живет отец? Отличный маляр, квалифицированный слесарь, что называется, золотые руки. Отец умеет работать много. От случая к случаю. Чертомелить, как говорит он. Но работа сама по себе не доставляет ему никакой радости. Работает он только ради денег, а деньги нужны ему на водку. Выпить и угостить «дружков», таких же непутевых людей, как он сам. Ничто отца не интересует, у него нет никаких иных потребностей. О детях он и не вспоминает, у него никогда не пробуждается желание что-то сделать для них. Жена и вовсе нужна ему только для того, чтобы обстирывать его, готовить для него еду. Непонятно, как мать терпит такое? И зачем такие люди, как отец, появляются на свет?

У одного писателя сказано: «Каждый человек рождается я какого-то дела. Каждый, кто ходит по земле, имеет свои обязанности в жизни». Кажется, это написал Хэмингуэй. Ритке его книжка показалась трудной. Так и не одолела ее до конца. А эти слова запомнились. Для какого дела родилась она, Ритка? Конечно, если бы у нее были такие условия, как у Кати, она еще училась бы и училась! И только потом пошла бы на работу, стала бы делать что-нибудь такое, чтобы в жизни было поменьше горя и несчастий… Да где уж ей! Придется пойти в официантки или курьеры. Вот если дадут общежитие, да будет самое необходимое из одежды, тогда…

Из одежды… В чем же она все-таки отправится в театр? Пусть бы Андрей не водил ее в ресторан, а подарил лучше кофточку! Но он, конечно, и не догадывается о ее затруднениях. А что если попросить у него взаймы рублей пятнадцать? За эти деньги можно купить великолепную кофточку. А долг она ему потом отдаст. Постепенно. Будет специально выпрашивать у матери поручения в магазин и каждый раз экономить по рублю, по два. Андрей и не догадается. Разумеется, он даст ей эти пятнадцать рублей. Он же сказал: «Мне нравится, доставляет удовольствие дарить тебе радость».

Ритка даже села в постели, взволнованная пробудившейся надеждой.

Надо непременно обзавестись кофточкой до того вечера в театре. Завтра сразу же после школы она отправится по магазинам и подсмотрит что-нибудь подходящее, а потом… Вообще-то неудобно просить у Андрея. Он ведь не знает, что это такое — жить так, как живет Ритка. Мать ему ни в чем не отказывает… А может, попросить у Валерки? Он попроще. Но в любом случае она должна быть одета в театре не хуже других. Ведь Андрей будет со своим коллективом.

Она заснула в эту ночь с трудом, уже под утро, и явилась в школу такая бледная, что обратила на себя внимание даже Эльвиры Андреевны.

— Ты что, Грачева, сегодня такая? — спросила учительница. — Голова болит? Так чего же пришла? Ступай домой, отлежись. Кстати, зайди справься, как там Телегина. Ангина у нее, да. Вчера свалилась, а ты и не знаешь. Узнай, как она там. Доклад у нее в среду.

Про Катю Ритка и в самом деле ничего не знала. Думала: разошлись утром, а она и вовсе не пришла. Ангина, значит. Катин отец сообщил Эльвире Андреевне по телефону.