Хансен пошёл к плотинке. Справа, возле памятника Свердлову, он снова увидел девочку на велосипеде. Она с увлечением каталась кругами вокруг постамента, не обращая ни на кого внимания.

В «Океане» шла распродажа по сниженным ценам, о чём гласила реклама в витрине. Рыбу тащили охапками, коробками, мешками. Изысканные деликатесы выглядывали из полиэтиленовых пакетов. Консервы гремели подобно камням. Лоснящиеся от жира, копчёные: сельдь, скумбрия, сиг, палтус, зубатка, форель распространяли запахи, от которых невольно закипала слюна во рту.

Часы на Главпочтамте показывали полдень. Леонид шёл дальше. Весь исторический сквер оккупировали летние кафе, закусочные и бистро. Они ломились от посетителей. Пахло шашлыками, печёными курицами, пивом. Над крышами обжираловок колыхался сизый дым от десятков мангалов и жаровен.

Площадь 1905 года занимали многочисленные грузовики, фургоны, трейлеры, рефрижераторы. Прямо с них торговали продуктами практически за бесценок. Блюстители порядка ежеминутно останавливали дорожное движение, давая тем самым тяжело нагруженным людям добраться до тротуара.

С Екатеринбургом всё было ясно. Да и с остальными городами и странами тоже…

Разведчик повернул налево. Из здания консерватории, превращенной в огромную столовую, выходил народ с лоснящимися лицами. Им навстречу бежали страждущие, истощённые длительным голоданием, желающие вкусить яств местных мастеров. Ай да пыльца, злобно подумал Леонид, до чего шустра и оперативна. Сотворила желудочную революцию всего за пару недель! Надо думать, учреждения культуры повсеместно превращены в поедальни и утробонабивальни. Ничего не скажешь — дело поставлено на широкую ногу. Зачем, спрашивается, активному потребителю театры, консерватории, музеи, художественные выставки, библиотеки, раз они отвлекают от интенсивного жевания, глотания и переваривания разжёванного и проглоченного. К чему картины великих мастеров, шедевры бессмертных композиторов, произведения талантливых кинорежиссёров, если они не содействуют пищеварению? Страшно, когда продукты поставлены во главу угла, и все прислушиваются исключительно к голосу желудка, но никак не разума. Только разве виноваты люди в происшедшем? На данный момент Хансена окружал домашний скот биосистем, стремительно деградирующий, и перечёркивающий этим тысячи лет эволюции, страданий, поисков, разочарований, роковых ошибок и радости побед.

Разведчик скрипнул зубами от ненависти, повернулся, и нос к носу столкнулся с наблюдателем. По всей видимости, он следил за странным человеком. Леонид с отрешенным видом прошёл мимо соглядатая и торопливо двинулся к историческому скверу. Наблюдатель за ним…

— Леон, давай я его подстрелю, — раздался голос Ивны в наушнике, который находился в ухе у разведчика. — Зайди во двор. Там народа нет. Я быстро…

— Не стоит возбуждать подозрений. Я сам прекрасно управлюсь…

— Как знаешь…

Хансен вприпрыжку сбежал по пологим ступеням вниз и нырнул в гущу кафе и закусочных, а вынырнул с другого конца на улице Малышева, и всё так же идиотски улыбаясь, старательно откусывая от гигантского бутерброда с ветчиной (его сунули в руки где-то в районе моста через канал) устремился к отчему дому. Соглядатая видно не было. Он потерял клиента в толпе. Не мудрствуя лукаво, Леонид срезал угол и через сквер у гостиницы «Большой Урал», через проход возле кукольного театра, снова попал на улицу Луначарского, перебежал дорогу, нырнул под арку и остановился, чтобы перевести дух! Шлюпка находилась рядом. Из двора выехала девочка, тренькнула звонком, поравнялась с разведчиком и остановилась — переднее колесо велосипеда угодило в ямку. Кроха деловито спешилась и принялась вытаскивать верного коня из коварной ловушки. На углу сидела тощая собачонка и тряслась от холода. Она до того контрастировала с всеобщим счастьем и сытостью, что Леонид невольно присел на корточки и отдал бедолаге остатки бутерброда. Собачка с невероятной жадностью набросилась на угощение. Сзади приглушенно хрюкнуло. Раздался звук падающего тела. Хансен обернулся. В двух метрах от него лежал наблюдатель, а девочка, оставив велосипед, ухватившись двумя руками за длинную рукоять, вытаскивала нож из его спины.

— Забирай образцы и уноси скорей ноги. Юю попросил присмотреть за тобой. Тоже мне — разведчик! Раскрыл рот, расслабился! Я едва успела. У этого гада мог быть парализатор. Перестань таращить глаза. Улетай скорей!

— Каким образом меня вычислили?

— Любой сопляк по твоей постной роже догадается, кто ты есть на самом деле, и зачем притащился на планету. Профессионал! Противно смотреть! Вали давай! Юю получит мой доклад в оговоренный срок. Массируй заранее копчик!

Леонид подхватил собачку, взял за руку труп и бросился к шлюпке. Через десять минут она уже причаливала к «Шаутбенахту».

Центр располагал большой группой прекрасно обученных и великолепно тренированных диверсантов. Лично Леонид встречался с ними пару раз, не более. Собственно, весь штат разведчиков работал на них. После того, как собранных данных хватало для осмысления обстановки, в дело вступали боевики. После них оставалось много трупов, дымящиеся развалины и обезображенные звездолёты неприятеля. Диверсанты всегда, не считая выполнения заданий, носили специальные костюмы, в которых их нельзя было отличить одного от другого. В данном случае требования секретности соблюдались неукоснительно. Даже основная масса руководства не знала истинного облика боевиков. Однажды Хансен из любопытства решил выяснить, где базируются диверсанты. Он долго странствовал по необъятной памяти бортового компьютера, в которой, к его досаде, не обнаружилось и намёка на интересующую его информацию, а потом принялся наводить справки, расспрашивал знакомых капитанов транспортных кораблей, осуществляющих снабжение всем необходимым многочисленных разнопрофильных объектов. Леониду удалось несколько продвинуться в исследованиях, но его потуги пресекли решительно и круто. Сделал это ни кто иной, как сам Координатор. Он лично во всём разобрался и поставил на изысканиях подчинённого жирный крест. Хансен затаил обиду на шефа, выждал некоторое время и принялся приставать к нему со странными вопросами. Я никак не могу понять, говорил разведчик с невинным видом, наш Центр неизменно преследует благородные цели, отражает нападения врагов, ведёт широкую профилактическую работу среди сотрудников и населения планет противной стороны. Поэтому я никак не могу взять в толк, каким боком ко всему этому прислоняются профессиональные убийцы. Убийство, а это общеизвестная истина, является, по своей сути, тягчайшим из зол! Юю неопределённо менял цвет и давал пояснения. Зло, чётко и спокойно говорил Координатор, любит попирать ногами миллионы ни в чём не повинных существ и всегда убивает хладнокровно, сжимая жёлтыми, кривыми, не чищеными зубами окурок сигары, и при этом цинично усмехаясь. Оно наслаждается мучениями жертвы, которые длятся годами и десятилетиями. Стоны несчастных, их мольбы о помощи звучат для него подобно дивной музыке. И вкусив в полной мере плоды рук своих, губит ещё большее количество народу, с непременным контрольным выстрелом в голову. В сложившейся весьма не простой ситуации мы обязаны ответить ударом на удар. Для этого и существует отряд специального назначения. Что верно, то верно, поддакнул начальнику Вождь Хамелеон, вкусно хрустя тараканами. Он никогда не упускал случая поучаствовать в острых дискуссиях. Вот, к примеру, добро убивает, содрогаясь от сострадания, уливаясь чистыми детскими слезами над телом очередной жертвы. Сердце его заходится от ужаса при виде содеянного и дабы прекратить мучения несчастных, добивает тех, кто ещё имеет наглость дрыгаться, контрольным выстрелом в голову. Из чисто гуманных соображений. Да, время от времени мы вынуждены прибегать к силовым акциям, говорил Юю. Нас провоцируют, принуждают браться за оружие. А куда денешься. Добро должно быть с кулаками. Конечно, соглашался с руководством Хамелеон. И чем добрее добро — тем больше у него отрастают кулаки! Координатор принимался кипятиться, кричать, будто Вождь извращает каждое его слово и насмехается над святынями повсеместно!