— Заткни пасть.

Орайя втянула голову в плечи, ожидая удара, но удара не было. У него сильно ранена правая рука, он даже пистолет держать не может…

Они добрались до задней стены гаража. Отец отпустил, наконец, её руку и припал к стене, что-то выискивая. Это продолжалось несколько секунд. Раздалось два тихих щелчка, и в стене открылись две дверцы. Одна, совсем маленькая, запирала тайник, из которого отец вытащил пистолет и две пачки кредитов. Вторая, побольше, вела в узкий лаз.

— Клан выживет, — просипел отец, вкладывая деньги в её руки. — Слушай, дочь, слушай внимательно. Сейчас ты заберёшь деньги, пистолет и мой Слепок. Сначала ты ничего не почувствуешь, но постарайся уползти по лазу как можно дальше, через пару минут тебя накроет. Ты заберёшь мою способность и выберешься из этого дерьма. Ты — последняя надежда клана.

Орайя насупилась, ещё не понимая, злиться ей или плакать. Все эти годы она выслушивала то, что она разочарование клана. Отцу нужен был нормальный наследник, не тот, кто будет плакать и блевать, когда его забирают с седьмого дня рождения до торта и ведут в пыточную, где отец уже «поработал» со шпионом, пытавшемся отравить всю семью на праздничном ужине.

Но сейчас она уже не та слабая соплячка.

— Пойдём со мной, — тихо сказала она, с трудом сдерживая слёзы.

— Лаз слишком узкий, я в него не пролезу. А ты полезай. Он закрывается изнутри, им понадобится время, чтобы найти потайной замок, даже после того, как они найдут мой труп.

— Я…

— Ты справишься.

Отец приставил пистолет к виску.

— Слепок появится на моём левом глазу через минуту. Сразу же приложи его к своему глазу, так, как я вставлял линзы. И ты сможешь следить за врагами на расстоянии, как я. Во время следующей Игры отомстишь за меня, дочь. За весь наш клан. Я хочу, чтобы ты заставила Ирийстина выпустить собственные кишки. Прощай, дочь.

Он выстрелил. Через минуту она забрала с его левого глаза Слепок, кое-как затолкала его под веко и забралась в лаз, затворив за собой дверь. Уже через минуту она почувствовала ломоту в голове, через две боль была практически невыносимой, но в её голове буквально предстал план их поместья и все люди, которые сейчас громили его, чтобы отыскать её.

— Я отомщу, отец.

— Ты слышишь? — спросил Алексей, отвлекая её от мыслей. — Есть что-нибудь ещё важное, что мне нужно знать?

— Ничего такого, что было бы важно сейчас, — сухо ответила Орайя. — Приготовься к тренировке.

— Подожди. Можно мне посидеть? Просто посидеть? Я не хочу спать.

— Нет. Борись…

Она атаковала Алексея со всей яростью, на которую была способна. Вся боль, которую она перенесла за свою жизнь, была в этой атаке. Но в этот раз он был готов, и Орайя встретила яростное сопротивление.

Ощущение было таким, словно в уголок глаза втыкают шприц и потихоньку начинают вводить снотворное. Глаза начинали слипаться, а в мыслях оставалось всё меньше осмысленности. Хуже того, в мыслях оставалось всё меньше, собственно, Алексея. Первым же настиком Орайя практически полностью подчинила его своей воле, но какие-то крохи сознания всё ещё принадлежали ему. За них он и цеплялся, хотя это становилось всё сложнее.

Обрывки мыслей и воспоминаний кружились в гаснущем сознании, в глазах темнело. Алексей представлял Орайю в комнате, откуда выталкивал её. Думал о ней как о маленькой плачущей девочке. Пытался пробудить в себе ненависть, вспоминая тот случай на заводе, когда она хотела его пристрелить. Вспоминал кошмары, которые снились ему в первые недели жизни на Нейе.

Это помогало. Но не надолго.

«Прочь, прочь…» — мысленно твердил он.

Когда сознание уже почти погасло, ему на короткий миг представилось, что Орайя подходит к нему и обнимает. Он гладит её волосы, щёку, склоняется и целует девушку в губы. Рука опускается на талию…

Давление ослабло. Всего лишь на миг, но это больше походило на глоток воздуха, который удалось сделать практически утонувшему человеку. Мыслительный процесс ускорился, перед глазами вновь была комната, а не кружащаяся чёрно-серая муть. Алексей вновь контролировал своё тело и свои мысли. Он непроизвольно сжал кулаки, ему хотелось вскочить на ноги, но он помнил о своём заживающем позвоночнике. На его губы уже почти выползла победная улыбка, он взглянул девушке в глаза…

Слишком отвлёкся на ликование. Образ размылся в его голове, и Орайя вновь атаковала. Так же быстро, так же жёстко. Все защитные барьеры рухнули в один момент, и стрелок словно замертво повалился на кровать.

Орайя стояла над спящим чужаком. Она глубоко и размеренно дышала, пытаясь успокоить начинающуюся головную боль. Её кулаки сжимались и разжимались. Хотелось схватить спящего и как следует встряхнуть, а лучше ударить.

Как это ублюдок вообще посмел думать о ней, как о… как… Спит с Иваллой, а сам…

Её куда больше должно было занимать то, что Алекс так быстро адаптировался к её способности к гипнозу. Он практически мгновенно раскусил основную слабость её атаки — невозможность подчинить сразу весь разум.

Вместо этого она думала о его руках, ложащихся на её талию. Тёплых губах и ладонях. Его сердце колотилось в груди так, будто она пробежала не меньше пяти километров.

С ней явно что-то не то.

Выругавшись, Орайя вышла из комнаты чужака. С ментальными тренировками чужака пора завязывать. В конце концов, если у них ничего не получится, возможно, именно он убьёт её во время Игры.

Странно, но эта мысль причиняла ей не меньшую боль, чем воспоминания об отце, убившим себя ради неё.

Глава двадцать пятая

Чумазая растрёпанная девчонка петляла между столиками. Некоторые она обходила, не удостаивая и взглядом, около других останавливалась. С одной компанией она даже завязала разговор, но почти сразу прервала его, ещё и показав, уходя, неприличный жест. Это вызвало взрыв хохота у тех, кто наблюдал за девчонкой.

Ивалла была среди них.

Детям вообще не место в «Одноглазом псе» — это заведение имело настолько специфическую, если не сказать — дурную, славу, что и многие взрослые никогда бы не решились сюда зайти. Более того, детей и беременных женщин сюда вовсе не пускали, поэтому появление здесь этой девчонки было ещё более удивительным. Но малышка, которой, должно быть, не исполнилось и двенадцати, вела себя очень уверенно, даже нагло.

Постепенно к заинтересованным и весёлым взглядам добавились и другие — алчные, злые. «Одноглазый пёс» собирал разный сброд, и останься здесь девчонка чуть подольше, для неё это кончилось бы очень плохо. Но та и не думала уходить. Она целеустремлённо прочёсывала зал в поисках кого-то.

Наконец, девчонка остановилась у их столика.

— Ты капитан Ивалла? — дерзко спросила она.

— Вы, — ответила Ивалла.

— Что?

— «Вы капитан Ивалла?» — так должен был звучать твой вопрос.

Девчонка насупилась, смешно сморщив курносый носик, который кроме как «кнопкой» и назвать было нельзя. Капитан обратила внимание на странные татуировки, опускающиеся из уголков глаз малышки. При первом взгляде она приняла их за разводы грязи. Да и вообще девочка выглядела куда более чисто и ухоженно, чем многие беспризорники. В том, что она беспризорница, Ивалла и не сомневалась — ей был знаком взгляд девочки. Полный боли, скорби и злости взгляд волчонка, оставшегося без стаи. Не взгляд потерявшегося и испуганного ребёнка, нет. Она уже пожила одна, скорее всего, не один год, и успела озлобиться и приспособиться к этому жестокому миру.

— Вы капитан Ивалла? — спросила наконец девочка.

— Смотря кто меня спрашивает, — улыбнулась Ивалла. Её понравилось дразнить девчонку, но в этот раз она перегнула палку — малышка сморщила носик, то ли собираясь послать её ко всем чертям, то ли расплакаться. — Ладно, шутки в сторону. Да, капитан Ивалла — это я. А как тебя зовут?