Может, Татьяна с кем-то обсуждала этот вопрос? С кем-то из знакомых, кто работает сейчас на Сундера? С той же Броней, к примеру?..

Я поднялся в нашу комнату. Татьяна пока еще не вернулась с овощного… Впрочем, она и не должна была появиться здесь так рано — вэн привозит народ с пакгауза между восемью и девятью часами вечера, а иногда и позже.

Выгрузив часть покупок на стол, я прихватил остальное и отправился вниз, чтобы заложить продукты в нашу секцию холодильника. На кухне обнаружился Альгис, он дожидался, когда вскипит чайник.

— Кстати, Артур…

— Да, Альгис?

Литовец залил кипяток в заварник, и лишь после этого продолжил.

— Мы тут кое-что с Саулюсом нашли…

— Так?

— Мы убрали нары, и еще поменяли старую кровать на диван. Из соседнего дома притащили.

— Так?

— Кровать там была… такая… — Литовец пожевал губами, подбирая слова. — С двумя выдвижными ящиками.

— Умгу.

— Но стояла она так, что ящики были… как бы к стене.

— То есть… их нельзя было открыть?

— Да.

— И что?

— Ты вроде как старший в нашем доме?

— Кто? Я?

— Энтони так сказал… англичанин. Я хотел ему отдать… Но он сказал, что, во-первых, не понимает по-русски… И, во-вторых, что старший по дому теперь вы, Артур.

Я удивленно хмыкнул.

— Альгис, а не пора ли нам перейти на «ты»? Чтобы без этих вот церемоний…

— Согласен. Артур?

— А что именно вы нашли? — поинтересовался я. — И что именно хотели отдать нашему тихому англику?

— Минутку…

Альгис ушел с кухни, прихватив с собой заварной чайник. Спустя две или три минуты он вернулся — с небольшой дорожной сумкой темно-синего цвета.

— Вот, — сказал он, держа сумку на весу. — Это я нашел в ящике старой кровати.

Я взял у него сумку. Обычная сумка, такие продаются на любом базаре. Турецкого или китайского производства. Закрывается на молнию; карман с левой стороны — на липучке. Я взвесил в руке бэг; определенно, внутри что-то есть.

— Что там, в этой сумке? Смотрел уже?

— Конечно. — Альгис слегка улыбнулся. — Денег… или еще чего-то ценного там точно нет.

Я положил сумку на стол в гостиной. Открыл молнию. Внутри обнаружились тетради. Обычные общие тетради — две большие, на 96 листов, и две поменьше.

— Может, украинцы забыли? — задумчиво произнес я.

— Там на русском записи… — сказал Альгис.

— Вы их прочли?

— Нет… я не настолько хорошо знаю русский, чтобы свободно читать, — он усмехнулся. — Говорить, да, могу… А вот читать по-русски для меня… проблема.

— И что с этим делать? — я положил руку на раскрытую сумку.

Литовец пожал плечами.

— Я сначала хотел в мусорный контейнер выбросить… Но потом подумал, что сначала надо вам показать.

— Наверняка кто-то из старых постояльцев забыл… — сказал я. — Ладно, Альгис, я гляну… когда будет свободное время. Но, думаю, — уже в спину уходящему литовцу добавил я — что идея выбросить его в мусорный бак — самая правильная.

Разогревать еду еще не время, надо дождаться приезда Татьяны. Я прихватил с собой бэг и поднялся в комнату.

На стол из внутренностей сумки перекочевали четыре тетради. Помимо них там обнаружились также две шариковые авторучки, записная книжка, ключ в небольшом самоклеющемся пакетике и еще некая штуковина, назначение которой для меня, благодаря моей первой специальности, не составляло секрета.

Я покрутил в руках «штуковину», разглядывая ее под светом лампы. Это был довольно древний аналог скремблера — специальная насадка на телефонную трубку, меняющая тембр голоса.

— Интересно… — пробормотал я. — На фига простому арбайтеру «скремблер»?..

Вытащил небольшой плоский ключ из пакетика; на нем нет каких-либо обозначений или маркировок; сунул его обратно.

Затем взял одну из тетрадей — с клетчатой обложкой. На внутренней стороне обложки обнаружилась надпись, сделанная фломастером. На русском языке.

Остальные три тетради тоже имели своеобразные оглавляющие надписи.

Тетрадь № 2 подписана так: ТРАНСПОРТ.

Тетрадь № 3 — ФАРМ I (чуть ниже надпись — КОЛХ-Е).

Тетрадь № 4 — ПРОИЗ-ВО II (под ней надпись — ПАК-ЗЫ).

Спустя примерно час я захлопнул тетрадь № 4, с которой решил начать свое знакомство с найденными в бэге бумагами. Некоторое время сидел недвижимо, глядя в одну точку. У меня пересохло во рту; я махом влил в себя почти половину кувшина с водой.

Собрав тетрадки в стопку, я сунул их в пластиковый пакет с эмблемой сети маркетов ASDA. В другой пакет, несколько меньших размеров, определил записную книжку, ключ, авторучки и насадку на трубку.

Я решил, что не буду пока рассказывать об этой находке, об этих предметах, найденных в забытой кем-то сумке, кому бы то ни было. Даже своей половине. Сначала надо прочесть изложенное в этих тетрадях; надо также хорошенько пораскинуть мозгами на предмет того, что я уже успел узнать, прочтя часть записей в тетради № 4.

Я спустился вниз; набил сумку рекламный проспектами, затем закрыл ее на молнию и определил в крохотную кладовку, где находится электрощит, пылесос и прочие инструменты для уборки. В вестибюле относительный порядок; это в основном заслуга Татьяны — она потребовала, чтобы каждый из жильцов прибрался за собой, и чтобы поменьше мусорили.

Писем нам не было; да и нет необходимости писать так часто, как это было в первые дни, поскольку мы звоним домой практически каждый день.

Нужно было куда-то припрятать уложенное мною в два пакета — одна с тетрадями, в другой записная книжка. «скремблер» и пакетик с ключом.

К тому времени, когда к дому подкатил вэн, привезший со смены Татьяну и еще одну женщину, я уже нашел подходящую «нычку».

Утром следующего дня, без четверти семь, из дверей нашего дома вышли трое — я и двое литовцев. Николай отказался от поездки, сославшись на «лютый ревматизм». На глазах у Альгиса и второго литовца я выбросил сумку в мусорный бак.

«Машина приезжает за контейнерами в половине восьмого утра, — подумал я. — Уже вскоре содержимое бака перекочует в мусоровоз…»

— Ничего стоящего, Артур? — спросил Альгис.

— Студенческие конспекты, насколько я понял, — сказал я. — Сумка старая, молния расходится… Так что — в топку.

ГЛАВА 23

День 34-й.

Нагибаюсь; резко, перенося вес с опорной ноги, помогая себе плечевым поясом, наношу выверенный колющий удар в хорошо различимую на фоне черного материала прореху: короткий заостренный деревянный кол с отчетливо слышным хрустом вошел в неподатливую субстанцию по рукоять.

Разгибаюсь; но не полностью, не во весь рост. Делаю шажок вперед; на расстоянии в полтора фута вновь втыкаю свой инструмент в почву — по рукоять. Еще полшага вперед — вместе с судорожным выдохом, произвожу очередной колющий удар, после которого в грядке остается отверстие глубиной около пяти дюймов и примерно в два дюйма диаметром.

Следующий за мной по пятам арбайтер — вместо отправившегося на «больничный» после первого же дня Николая в состав бригады включили Янека — засыпает в эти проделываемые мною лунки «подкормку» из трех пакетов, которые закреплены у него на поясе. В каждую ямку падают поочередно розовая и синяя таблетки, каждая величиной с голубиное яйцо. Туда же отправляются несколько мелких белых гранул.

Далее наступает черед еще двух наших напарников. Один из них выкладывает в проход между грядами из фанерного — с открытым верхом — ящика картонные соты, напоминающие ячеистые упаковки для яиц. В ящике две упаковки, в каждой насчитывается двенадцать торфяных горшочков с пророщенным «бимсом». Второй вытаскивает из ячеистой упаковки горшочек с зародышем фасоли, и определяет его в лунку, поверх засыпанного туда удобрения.