Татьяна вдруг погладила меня по заросшему щетиной лицу. Потом, привстав на цыпочки, поцеловала меня в щеку. Это было так неожиданно, что я ощутил, как горлу подкатил комок.

— Я в душ, — сказала она, выскользнув из моих объятий. — Ты — второй в очереди.

— Ага… я тогда на кухню, приготовлю напитки и «тормозки»… За нами, кстати, вэн приедет на полчаса позже. Так что я успею и для тебя пакет с едой собрать.

— Не забудь сообщить новость нашему приятелю… То-то он обрадуется.

Татьяна взяла пакет с туалетными принадлежностями и полотенце.

— Колян за стенкой, — сказала она прежде, чем выйти — я его к полякам на ночлег пристроила.

ГЛАВА 20

Раннее утро, без четверти семь. Вэн должен подобрать нас в двух кварталах от дома. Если ничего не изменится в самый последний момент, то нас отвезут на ферму, расположенную где-то по дороге к Портсмуту, по восточную сторону от шоссе, ближе к заливу.

Туман плотно окутывает низкие городские кварталы. Погода по-прежнему не радует. Холодно, ветрено, сыро; под ногами чавкает кашица, в которую превратился неожиданно (даже для британских синоптиков) выпавший ночью снег. Я слежу за Николаем — опасаюсь, что этот тип может уклониться от поездки, что он может сбежать, дезертировать, иными словами.

— Папаня… сегодня, ира, воскресенье! — заспанным голосом произнес приятель.

— И что с того?

— Какая, на хрен, ира, работа! Выходной же, ира!.. Как это… уик-энд!

— Ты банкир? Или офисный менеджер?

— Э-э-э… не понял? Но сегодня по закону должен быть выходной?!

— На нас с тобой местное законодательство не распространяется. Так понятно?

— А как же праздник?

— Чей праздник?

— Как это — чей, ира?! Сегодня 9 мая, День Победы!..

— Ну, и?

— Нельзя же так, ира… В такой день не грех и выпить.

— А ты у нас кто, Николай? Ветеран Великой Отечественной?

— Папаня…

— Может, ты брал Берлин? Или штурмовал Кенигсберг?

— При чем тут, ира…

— Пока что мы с тобой копошимся в окопах под Лондоном… если ты понимаешь, о чем я.

— Как-то мудрено выражаешься, ира.

— И для нас пока, Николай, на дворе «сорок первый».

— Не врубаюсь… Думал, ира, что раз вы вчера получили с Татьяной «мани», то…

Я придержал приятеля за рукав.

Двое рослых литовцев, следовавшие за нами в кильватере, поначалу тоже остановились; но затем, заметив мой жест, — я предложил им пройти вперед — проследовали мимо нас в сторону ближнего перекрестка.

— Про деньги поговорим, когда вернемся с фарма… — сказал я вполголоса. — Как и обещал, буду отдавать тебе занятое по мере возможности — частями.

— Да я же, ира, не о деньгах… — Тень тоже перешел на полушепот. — Вы же пахали без выходных, так? Особенно, ты.

— Да уж. В отличие от некоторых, которые занимались весь этот месяц хрен знает чем.

— Переживаю за тебя, ира… Ведь если с тобой что-то случится, кто нас отсюда вытащит?

— Ты можешь уехать хоть завтра. Созвонись с консульским отделом, я тебе это уже предлагал. Они выдадут справку вместо утерянного паспорта…

— Спижженного, — уточнил Тень.

— И помогут с билетом.

Мы двинулись за двумя силуэтами, почти растворившимися в густом тумане.

— Я, кстати, не тянул тебя за язык, Николай, когда ты сказал, что вместо работы на пакгаузе предпочтешь «фарм».

— Я думал, ира, мы будем собирать клубнику, или типа того. Бррр… Отвратная погода.

Тень надвинул на голову капюшон плащевой куртки с пришитой на спине латкой (разжился в ближайшем филиале The Salvation Army, оттуда же он притащил дождевик, который сейчас на мне).

— Почему бы, ира, не отказаться от этой поездки?

— Мы не в том положении, Николай, чтобы отказываться от работы.

— Джимми легко бы нашел замену на один день… Народу-то видел, сколько понаехало?

— Вот именно. Стоит выпасть из обоймы, и будешь потом сидеть днями без работы.

— Эммм… — Николай остановился. — Млин, я забыл захватить термос с какао.

— Я взял оба термоса. — Я поправил ремень наплечной сумки, затем слегка подтолкнул товарища в плечо. — Не вздумай сдриснуть по дороге.

— А я что, ира?.. — Николай прибавил ходу. — Это… я пока еще не проснулся, ира. Да и тяжело вот так, в первый раз.

— Скажу кое-что, что наверняка взбодрит тебя, дружище. И поможет тебе проснуться.

— Ну?

— Джито вчера сказал, что все, кто не ездят на «ворк», могут уматывать.

— Ээээ… То есть, Папаня?..

— Если не будешь ездить на работу — хотя бы два-три раза в неделю, то окажешься на улице.

Мы завернули на Дерби. До устья следующего переулка — место сбора — осталось не более сотни шагов.

«Уик-энд? — мрачно думал я. — Это понятие из какой-то другой жизни… Пакгаузы и местные фермерские хозяйства в большинстве своём работают без выходных. А это означает, что и мы, гастарбайтеры с серыми от усталости и недосыпания лицами, работаем без оглядки на день недели и время суток».

На календаре девятый день месяца мая. Много лет назад в этот день, если брать по московскому времени, закончилась самая разрушительная в истории Европы война. Если бы мы были у себя дома, на родине, я отправился бы с цветами сегодня на мемориальное кладбище, где захоронены без малого семь тысяч бойцов Красной армии, освобождавших от фрицев в 45-м наш город. На той страшной войне у меня погибли оба деда. Бабушка по линии мамы потеряла двух детей в возрасте четырех и шести лет — мои оставшиеся на всю жизнь малолетними дядя и тётя… В наших семьях, моей и Татьяны, до 9 мая дожило меньше, чем было убито, умерло и пропало без вести.

Отнести цветы на мемориальное кладбище, помянуть павших — дело хорошее, правильное. Есть много других хороших и правильных дел, равно как есть другие места, где я предпочел бы сейчас оказаться.

Рефлексию, мысли о высоком можно оставить для лучших времен; я заставил себя переключиться на сегодняшний день.

Транспорт приехал с десятиминутным опозданием. По очереди ныряем в пахнущее солярой и сырой одеждой нутро вэна. Сначала прибалты — Саулюс и Альгис. За ними Тень, — этот притормозил у открытой люковой двери, так что мне пришлось втолкнуть его в проем. Замыкающим проследовал я сам.

Джимми не глушил двигатель; не успела еще люковая дверь встать на место, как он тронулся. Кроме нас четверых и водителя в салоне еще трое: Биту и двое поляков. Одного из них, крупного, кряжистого парня я немного знаю — зовут его Роберт, пару раз пересекались на пакгаузе; у него же я на прошлой неделе купил три пачки контрабандных «мальборо» по два с половиной фунта за пачку. Второй мне незнаком.

Вэн покатил в сторону второго моста через Итчен, который я про себя называю «понтонным». Наметанный глаз — а он у меня уже наметан — то и дело выхватывает в негустом, учитывая субботний день, утреннем потоке рабочие транспорты: такие же бэушные вэны, как тот, в котором передвигаемся мы. Почему их не замечает городская полиция? Или дорожная полиция? Интересный вопрос.

Саутгемптон в последние несколько суток захлестнул многолюдный поток гастеров. «Боссы», распоряжающиеся также по договорам субаренды «работными домами», уплотняют временных жильцов, подселяют в каждый такой дом тех, кто прибыли для работы на «фармах» и «манорах» — в среднем, по два-три человека в каждый такой дом. Сезон сельхозработ в этом году начинается на две недели позже, чем это обычно здесь происходит. Задержка случилась по погодным условиям: весь апрель среднесуточные температуры держались на несколько градусов ниже нормы.

Мы с Николаем устроились в кормовой части вэна.

Мой приятель все еще не может прийти в себя. Я его, кстати, прекрасно понимаю. Мне тоже пришлось не сладко, когда я впервые забрался в вэн, отправляющийся на овощной пакгауз, когда совершенно неожиданно для себя вдруг оказался в шкуре гастрабайтера…