наукам, в том числе и эстетике, в изучении определенного знакового аспекта рассматриваемых явлений»183. Кто бы сомневался!

Будучи «языком», искусство предназначено для передачи информации, и, очевидно, играет в этом процессе важную роль, а, следовательно, не может быть заменено другими видами «языков». Но, по мнению

А.Кондратова, «для «информационной» речи в человеческом обществе

созданы средства связи, более приспособленные для этой цели, чем

искусство». Именно они и используются, поскольку «протокол, показания приборов, точный чертеж, документальная фотография, бесстрастный репортаж дадут в некоторых отношениях более достоверную,

более точную картину происходящего, чем произведение искусства».

Во всех сферах «человеческое общество создало специальные системы

знаков, с помощью которых можно информировать о событиях, выражать свою эмоциональную (или любую другую) оценку этих событий,

влиять на поведение людей, проверять, тем ли самым кодом, на одном

и том же ли языке происходит процесс общения». Итак, любые потребности общения между людьми полностью удовлетворяются, с одной стороны, универсальным «обычным» языком, а с другой – специализированные средствами общения. Какая же роль в этом отношении

принадлежит искусству? «Искусство может выполнять любую из этих

функций. Язык образов – язык искусства – может информировать, выражать оценки и эмоции, приказывать и повелевать, служить «проверкой кода». Но собственно эстетическим язык искусства становится

лишь тогда, когда к этому прибавляется (!) ориентированность изложения на сообщение»184.

Таким образом, искусство в совершенстве не может выполнить ни одной из функций «языка» (в силу своей универсальности – специализированные образования всегда предполагают более высокую эффективность,

иначе они бессмысленны); этот недостаток не компенсируется и универсальностью – более универсального средства общения, чем «естественный» язык не существует, и нет оснований полагать, что его недостаточно

в этом отношении. Поэтому вместо указания на специфическую функцию

искусства как языка (что делается в отношении всех остальных «языков»,

и что только и могло бы дать основания считать искусство одним из них)

183

184

Там же. – С. 302.

Кондратов А. Семиотика и теория искусства // Искусство. – 1963. – № 11. – С. 26.

213

Л.А. ГРИФФЕН

в качестве отличительной черты ссылаются на форму, в которой осуществляется та или иная из функций, присущих искусству и более эффективно

выполняемых другими средствами общения (поскольку неясно, какую

другую роль может играть ориентация на сообщение).

Исходя из всего сказанного, можно сделать вывод, что не существует никаких оснований для вывода, что искусство как общественное явление по своей сущности является «языком», поскольку то, что определяет его специфику как особого общественного явления лежит вне

его информативных функций. Этот же вывод неизбежно следует и из

рассмотрения другой стороны вопроса: можно ли считать искусство

системой знаков?

Вопрос этот – один из важнейших. Использование знаков является

необходимым, но не достаточным признаком «языка»; о нем правоверно говорить только в том случае, когда в рамках данного множества мы имеем дело с имманентной ему системой знаков. «Знак не мыслим без системы знаков; он входит в «язык» (трактуемый как система

знаков), соотносятся с другими знаками, комбинируется в сочетания, в

«высказывания» на языке»185.

Когда говорится о системе знаков, то необходимо предполагается

определенная упорядоченность, какие-то ограничения, налагаемые на

ту или иную совокупность, причем упорядоченность особого рода.

Язык должен иметь синтаксис. Это требование неизменно признается:

«За основу рассуждения будет взято некоторое выражение (под выражением понимается набор линий или пятен, цветных или тональных),

которые кому-нибудь нравятся»186, а поскольку не всякий узор нравится, то «эстетическое можно рассматривать как некоторые правила ограничения синтаксиса элементов к пределах выражения». Здесь признается наличие не только определенных правил сочетания знаков в

сообщении, но и определенного ограничения этих правил в пределах

сообщения. При этом сам синтаксис не является эстетическим явлением и потому, видимо, не может считаться специфическим для искусства. Специфическим являются только его ограничения. Если эти ограничения действуют только в пределах выражения, и для другого выражения будут другими, то мы действительно не имеем никакого другого

критерия для них, кроме того, что нравится и что не нравится. Отсутствие единых (пусть даже очень сложных) законов построения произведения искусства как «выражения» в некотором «языке» – это не что иное,

как отсутствие синтаксиса этого языка, и, следовательно, отсутствие ос185

Кондратов А. Люди и знаки // Новый мир. – 1963. – № 4. – С. 208.

Лакомцев Ю.А. О семиотическом аспекте изобразительного искусства // Труды по

знаковым системам. – Уч. зап. ТГУ. – Вып. 198. – Тарту, 1967. – С. 128.

186

214

ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ

новании для определения данного набора элементов как выражения,

а всей совокупности элементов как системы знаков – как языка.

Можно, конечно, предположить, что в цитированных высказываниях

просто имеет место терминологическая неточность. «Вопрос о природе эстетических ограничений чрезвычайно сложен и разработан недостаточно. Мы представляем себе их в виде определенных математических отношений по образцу хорошо известного «золотого сечения»«187. Но из этого следует, что можно математически описать в каких-то (видимо, очень сложных) зависимостях то или иное «высказывание» – произведение искусства (или его часть) – в данном случае

изобразительного. Однако описать можно любое сочетание элементов, и уж во всяком случае почти такое же, как произведение искусства – а то, что это самое «почти» играет в искусстве важнейшую роль –

общепризнано. Совсем другое дело, если под этими «определенными

математическими отношениями» подразумеваются такие, которые определяются не после, а до акта художественного творчества (независимо от того, осознанно или нет), и именно по ним строится художественное произведение. Тогда мы впадаем в другую крайность – творческий процесс оказывается полностью допускающим формализацию

(по крайней мере, в принципе). С другой же стороны оказывается, что

«семиотический анализ искусства показывает, что формализация его неизбежно ограничена, найти законы «языка», следуя которым рождается

«текст» – такова задача структурного и математического методов», и в

то же время «педантичное соблюдение правил в искусстве дает не художественное произведение, а шаблон, общее место»188. Другими словами, сущность искусства, то, что делает данное явление произведением

искусства, а не «общим местом», не определяется «законами системы».

Так есть ли в таком случае система? Не впадая в противоречие, можно

дать только один ответ: такой системы нет, а потому искусство не может считаться «языком». Тем более, что искусство здесь – единственное

(кроме «естественного» универсального языка) исключение.

Несомненно, что искусство является средством связи в человеческом

обществе и в качестве такового пользуется знаками. Но оно использует

знаки, принадлежащие к другим системам, не являясь само системой

знаков. Что же касается его общественной функции, то она – специализация одной из функций «естественного» языка (также, кстати, как ни