Так в раздумьях я провела несколько дней, упорно наблюдая за нашим штабом, как заправский шпион. Некоторое время меня одолевали сомнения, я не решалась туда спуститься, всё же людей много, все вооружены, а некоторые и вовсе не внушали доверия. К тому же я абсолютно не знала порядков: как, к кому мне подходить, что говорить. Была огромная вероятность того, что меня либо убьют, либо пошлют куда подальше. И будут в принципе правы. Только взрослым дяденькам эта игра надоела, и они явно собирались пойти на меня с оружием, но я опередила их на день, выйдя из своего укрытия рядом со штабом. На меня смотрели все, кому не лень: некоторые с опаской, некоторые с любопытством, но не было ни одного ненавидящего взгляда, да и дети тут, как оказалось, тоже есть. Что делать, я не знала, так что просто рассматривала стоящего передо мной мужчину со шрамом и суровым взглядом. Кажется, он был капитаном какого-то подразделения и отвечал за детишек, хотя сам этим не был доволен, но куда деваться? Не бросать же малявок на произвол судьбы, когда вокруг война? Я вот не смогла.

— И кто вы такая, мисс шпионка? — едко поинтересовался мужчина, оглядывая меня с головы до ног, пытаясь определить степень моей опасности. Глупо, по сравнению со многими детьми, я слабачка! Надежд на другое не имела. В общем-то, я не терялась, глядя прямо в глаза устрашающего командира.

«Самое страшное я уже видела», — мелькнуло в голове, на что я неосознанно усмехнулась.

— Ты не ответила на вопрос, — нахмурился мужчина, складывая руки на груди.

— Хочу пойти в армию! — быстро и четко проговорила я, чтобы не успеть передумать. Вокруг послышались шепотки и смешки, но меня это слабо волновало. Если таким образом я смогу дать сестре и той женщине еду, то я готова и не на такие жертвы. Но всё же, я смогла удивить мужчину своим высказыванием — он скептически посмотрел на меня и вздёрнул густую чёрную бровь.

— Зачем тебе? Сидела бы ты лучше дома со своей матерью и готовила жрать, — грубо произнёс мужик. Но я не обиделась, это закономерно, ведь я маленькая соплячка в их глазах.

— Убили её, и отца убили пару месяцев назад, только маленькая сестра от них осталась. Малютка совсем, четыре месяца всего, — серьёзно и как-то мрачно произнесла я, заставив того дёрнуться, как от хлёсткой пощёчины. — А помимо нас есть ещё женщина с ребёнком того же возраста. Из всех только я могу их прокормить! — видимо, это и подействовало на мужика, потому как потом он разразился теми ещё ругательствами, но принимать меня отказался. — У нас еды почти нет… — пришлось давить на жалость и понимание беспомощности в этой ситуации. — Ныть не буду! Лишь бы еда была для них! — уговаривала мужчину я очень долго, и единственное, что дало мне шанс тренироваться наравне со всеми, это слова, сказанные в запале. — Меня зовут Асталисия Астал! — стоило мужчине услышать мою фамилию, как он странно на меня посмотрел, даже удивлённо, а потом сочувственно. Похоже, что он знал моих родителей.

— Что ж, ладно, но знай, выделять тебя среди парней я не стану. Купаетесь вместе, едите вместе, спите тоже вместе, — сначала я не поняла, к чему он всё это сказал, дошло только потом, через много лет.

Дни летели, тренировки были всё такие же тяжёлые, даже жестокие, но я не придавала этому большого значения, решив, что так и надо. Обратное до меня дошло только, когда я случайно подслушала разговор старших курсантов о том, что с моим появлением из бойцов начали вытрясывать всё, буквально. Бойцы выли, рвали жилы и проклинали меня за то, что я пришла на их голову в гарнизон. А ещё шипели что-то о том, что я вовсе не человек, раз выдерживаю такие нагрузки. Только они не правы. Просто, если надо переступить через пот, боль, кровь, голод, я это делала. Истощение, обмороки, растяжение мышц, синяки, вывихи стали моими спутниками. Но мне было всё равно на эти мелочи, я продолжала идти вперёд. Правда, один раз после тренировки с нашим командиром я грохнулась в обморок от перенапряжения. Сколько тогда шуму поднялось! Пётр Геннадиевич орал на меня с чувством и расстановкой:

— Какого чёрта ты не сказала, что тебе плохо от таких нагрузок?! — свирепствовал он, отчитывая меня за глупость, а я смотрела на него большими глазами и ничего не понимала.

— Что такого в том, что я стараюсь? — похоже, этот вопрос поставил его в тупик, как и он меня своими нотациями. — Все же выполняют эти нормативы… — мою дальнейшую тираду прервал тяжёлый вздох командира, который опустился на койку, устало потирая переносицу.

Видимо, он понял мою позицию и причину, по которой я так стараюсь выполнить все предписание командования. Тех, кто плохо тренируется, выпускали на поле боя в первых рядах. Мне ещё есть к кому возвращаться.

С товарищами я не подружилась в первый день, да и в последующие тоже — из-за моего чрезмерного упрямства. Если я стану сильнее, то я смогу защитить свою сестру, и мне не придётся наблюдать за её смертью! Я не позволяю себе болеть, стонать от боли, жаловаться на тренировки или что-то ещё. Домой я всегда возвращалась с улыбкой на лице, рассказывая о своих подвигах, попутно играя с сестрой. Лейла только качала головой, тяжело вздыхая, и уговаривала оставить эту затею с военной карьерой. Я отмахивалась, говоря о том, что это важно, что хочу защитить их, а потом снова уходила в казармы.

Что касается всего остального? Наш командир человек суровый, но справедливый. Он всегда был в курсе дел отряда, строго наказывал за непослушание. И вдалбливал в нас знания, которые, несомненно, пригодятся нам на вражеской территории или вдали от штаба и товарищей. Некоторые ныли, падали посреди тренировок, пытались уйти из армии, но кто ж им даст? Мне же было всё равно.

Они — сироты, я тоже, но за моей спиной были те, за которых я несла ответственность. Смотря на мои потуги, генерал потихоньку привыкал к моему присутствию в штабе, хмурился, что-то орал в мою сторону, кажется, о моих мозгах и неуравновешенности, потом перестал, только бухтел, как старый дед, что в его двадцатник выглядело смешно.

Так незаметно жаркое лето сменилось прохладной сырой осенью, а затем и вовсе зимой. Тренировки перешли в спортивный зал и классы, в которых всё больше давали теорию. Самую разную, не всегда интересную, порой даже занудную, но мы всё слушали, записывали и старались понять после, сидя в комнате и обсуждая пройденные темы.

Как-то постепенно я стала негласным лидером. Совершенно неожиданно для меня самой, учитывая тот бойкот, который держался всё это время. Вначале мальчишки противились, мол, девчонка, она долго не протянет, но, видя мою уверенность и стремление идти до конца, начали заражаться ими и ровняться на меня. Так у меня появился собственный отряд.

В конце зимы нас научили правильно держать огнестрелки в руках, чтобы не пораниться и не убить товарища. А ещё привели в тир, где мы были обязаны научиться стрелять по мишеням точно в цель. У кого-то получилось, у кого-то нет, но мы старались, помогали друг другу, показывая, кому как удобно. Командование смотрело на нашу шарашкину кантору странно, но не противилось такой странной дружбе. Взаимовыручка ценилась куда выше, особенно тут — в самой горячей точке.

Как-то неожиданно в группе появилось пополнение из переведённых ребят с соседнего штаба, который находился в нескольких километрах от нашего на юго-запад. Напыщенные, слишком гордые, высокомерные, не признающие ничего и никого, кроме себя самих и своего лидера. Тогда, представившись нам, они сразу высказались о том, что мы все плебеи и должны будем их слушаться, потому что все мы оборванцы, сироты и необразованное быдло. По крайней мере, я так поняла. Отвечать что-то на такой вот расклад дел не стала и, пожав плечами, ушла тренироваться. Некоторые наши ребята хотели начистить снобам их рыльца, с чем я была согласна, но не дала совершить такую глупость.

— Будьте умнее, они тут никто, а мы правящая сила армии, — тихо и чуть грозно объяснила своим сокомандникам. — Не забывайте, мы стали примером для всех, кто тут служит, если что, никто не станет молчать. Командование пойдёт на поводу у всего послужного штаба и выставит их. Полезете первыми и по шее схлопочете. Да и какой змей станет слушать жалкие писки своей жертвы? — поинтересовалась я у парней, которые через некоторое время всё же осознали правильность моих слов и тут же успокоились. Да, я имела неосторожность стать мозговым центром нашей компании. — Их отправили к нам, потому что мы самые благоразумные и, если убьем их, то тихо и так, что и комар носа не подточит, — усмехнувшись, произнесла я, хотя и блефовала по-полной, но к мальчишкам вернулась уверенность в своём положении в штабе, что уже хорошо. Глупостей делать не станут.