— Ты куда? — спросил меня Алассарэ; тон его был непривычно мрачен. — Не ходи. Нечего там делать.

— Где Тиндал и Ниэллин?

— Там. Жди здесь. Они живы, оба.

Соронвэ не дал мне расспросить друга подробнее — он кинулся ко мне и уткнулся в бок, всхлипывая:

- Ти-инвэ-э!.. Я п… потерял с… светлинок! .. С… склянка разбилась!.. И они улете-е-ли!..

Чем тут поможешь? Я погладила Соронвэ по голове и подняла глаза на Айвенэн. Лицо ее застыло, словно маска.

— Ингор на корабле, — бесстрастно сообщила она. — Там шторм.

Действительно, ветер все крепчал. Порывы его делались резче и холоднее, трепали волосы, теребили одежду. Из Гавани все явственнее доносился грохот волн.

— Пойдем, Айвенэн, — чуть мягче сказал Алассарэ. — Детей надо уложить в шатре. Тинвиэль, подожди здесь. Я сейчас вернусь, только фонарь найду.

Кажется, он чего-то не договаривает… Арквенэн пошла с ним. Я же снова вперила взгляд во мрак и наконец рассмотрела среди прочих Тиндала и Ниэллина.

Они шли обнявшись, медленной и шаткой походкой. Когда они приблизились, я заметила, что на боку у Ниэллина болтаются два меча, и поняла, что он поддерживает моего брата, который всей тяжестью навалился на него и едва переставляет ноги.

Задыхаясь от беспокойства, я кинулась к ним навстречу:

— Тиндал… Ниэллин… Что… что случилось?

— Я… не хотел его задеть, — глухо пробормотал Тиндал. — Я не убийца…

— Вот именно, — сказал Ниэллин хмуро.

О чем они? Но сейчас не время для расспросов!

Я поддержала Тиндала с другой стороны. Вдвоем мы довели его до нашей поляны и осторожно усадили, прислонив спиной к большому камню. Ниэллин стащил с него куртку…

Сердце у меня замерло: под курткой у брата на голое тело была кое-как намотана окровавленная рубаха.

— Мы пытались остановить… разнять драку, — пояснил Ниэллин, снимая повязку; он говорил вроде бы спокойно, но я чувствовала, что он рассержен и огорчен. — Тиндал хотел защитить безоружного. Бросился под меч, отбил кое-как… И вот, получил сам.

— Кто это тебя так? — в ужасе прошептала я, глядя на длинный, зияющий порез слева вдоль ребер. — Тэлеро?..

Тиндал, морщась, помотал головой:

— Нет… неважно… не знаю, кто.

— Я не успел ни вмешаться, ни узнать того в лицо, — сказал Ниэллин с раскаянием. — Он убежал… А Тиндал не говорит.

— Незачем, — слабым голосом подтвердил тот. — Не мстить же… своим…

Значит, Тиндал получил удар от кого-то из наших! Да только некогда сейчас думать об этом, надо спасать его! Правда, я уже заметила, что дышит он без затруднений и умирать пока не собирается. Меч глубоко рассек кожу и мышцы, но, как видно, не повредил внутренность груди. Однако кровь текла сильно, и Ниэллин тщетно пытался унять ее, прижимая к ране скомканную рубаху.

К нам подбежали Алассаре — в руках он держал фонарь, большую флягу и кусок полотна — и Арквенэн с плащом под мышкой. При виде нас она ахнула:

— Тиндал, бедный! Ужас-то какой!.. Ну ничего, потерпи, все будет хорошо.

Она быстро расстелила плащ на земле, и мы уложили Тиндала. При свете фонаря рана его казалась еще страшнее. Ниэллин омыл ее водой из фляги, но и это не остановило кровь.

Я вспомнила, как однажды у отца соскочил резец и сильно поранил ему руку. Тогда мы позвали лекаря — это был Лальмион, отец Ниэллина. При мне он наложил швы, и порез затянулся всего за несколько кругов света.

— Надо зашить, — пробормотала я. — Ниэллин, где твой отец? Он ведь может сделать это!

Ниэллин сосредоточился — наверное, слал мысленный зов, — но вскоре покачал головой.

— Отец не придет. Он с Лордом и Артафиндэ там… со Вторым Домом. У них много раненых.

— Тогда — ты!

Он растерянно смотрел на меня:

— Тинвэ, нет… я не умею шить…

Я взглянула на Алассарэ. Тот уставился на меня с ужасом и так побледнел, словно сам готов был упасть замертво.

— Решайте уже что-нибудь, — простонал Тиндал. — Мне тоже страшно…

Что оставалось делать? Я бросилась к своей сумке, нашарила в ней шкатулку с ножницами, нитками и иголками — матушка положила мне их, чтобы чинить одежду, — и вернулась. Ниэллин снова прижимал к груди раненого промокшую тряпку. Фонарь в руке Алассарэ дрожал все сильнее, свет метался и мигал.

— Да что ты, в самом деле! — воскликнула с досадой Арквенэн и выхватила у приятеля фонарь. — Давай, Тинвэ!

Стиснув зубы, я занесла иглу с нитью — Тиндал весь сжался и дернулся в сторону.

— Я ничего не смогу, если он не будет лежать смирно!

— Погоди, я попробую, — пробормотал Ниэллин. — Спокойно…

Он уселся, скрестив ноги, у головы Тиндала, положил ладони ему на виски и принялся тихонько что-то напевать. Тиндал расслабился, глаза его закрылись…

Я отважилась коснуться его иглой — он не шелохнулся. Тогда я принялась шить.

Игла скоро сделалась скользкой от крови, но я мертвой хваткой вцепилась в нее, втыкала, протаскивала нить, завязывала. Алассаре — он все же превозмог себя — обрезал нить ножницами. Казалось, это будет длиться бесконечно... Но вот я сделала последний стежок и снова взглянула на Тиндала. Он спал. Края длинной раны теперь сошлись, и кровь едва сочилась между ними.

— Все? — сдавленно прошептал Ниэллин и отнял руки от висков спящего. — Ох… больно-то как.

Лицо у него осунулось и покрылось потом, как будто я мучила его, а не брата.

— Ты что, чувствовал боль Тиндала?!

— Наверное… Сам не знаю, как так вышло? Я только хотел усыпить его, заставить забыть о ране… это все осанвэ, — сказал Ниэллин чуть тверже. — Ничего. Все уже прошло. Я-то помнил, что на самом деле цел.

Он глубоко вздохнул и потер грудь. Наверное, будь он опытным целителем, такого бы не случилось… Но он сумел помочь моему брату. Мы перевязали Тиндала чистым полотном, укрыли вторым плащом — он так и не проснулся.

— Пусть отлежится, — сказал Ниэллин. — Торопиться теперь некуда.

И правда, торопиться было некуда. Даже захоти Феанаро взять нас на корабли, они все равно не пристали бы к берегу в такую погоду. Ветер налетал порывами, завывал и свистел в скалах, раскачивал сосны так, что они скрипели и трещали и, казалось, вот-вот повалятся прямо на нас. Грохот прибоя мешался с громом, а мрак разгоняли только вспышки молний. Сейчас разразится ливень… А нам даже негде укрыться.

Мало кто взял с собой палатки или шатры — мы не рассчитывали на долгий пеший поход. Те, что были, заняли матери с детьми. Раньше нам, конечно же, дали бы кров жители Альквалондэ… Но теперь об этом не могло быть и речи.

Алассарэ пошел на край поляны и крикнул оттуда, подзывая Ниэллина: он нашел нависающую скалу, под которой можно было поставить шалаш. Арквенэн сидела рядом с Тиндалом, не сводя глаз с его бледного лица, и не замечала непогоды. Только сейчас она напугалась по-настоящему.

Я подобрала с земли окровавленную рубаху. Ее следовало выстирать и зачинить. Хорошо, что Ниэллин догадался не рвать ее на куски. Неизвестно, когда бы удалось раздобыть новую…

Мысли эти были неуместны. Но они, словно щитом, ограждали мой разум от настоящего понимания, настоящего ужаса и горя, усыпляли его, как Ниэллин усыпил Тиндала.

Сгибаясь под порывами ветра, я снова спустилась к реке. Под высоким берегом было чуть тише. Я опять присела над быстрым потоком и опять замутила его кровью. Я полоскала и терла рубаху так тщательно, как будто от этого зависела моя жизнь. Руки у меня заледенели, капли дождя падали на спину и шлепали по воде, а я все никак не могла оторваться от своего дела. Я не думала ни о чем и слушала только шум бури… пока сквозь него не прорвался отчаянный вопль:

— Т-и-и-н-вэ-э-э!!! Тинвиэ-э-э-ль!!!

Я откликнулась. С берега сбежал Ниэллин с фонарем в руке. Вид у него был такой, что я вскочила:

— Что с Тиндалом?!

— Ничего… Но… я волновался. Ты куда-то пропала и не отвечаешь… Тинвэ, больше не пугай меня так, ладно?

Лицо его постепенно обрело обычное спокойное выражение. Поставив фонарь на землю, он забрал у меня из рук рубаху, выжал ее и сказал: