Бюллетень подекадной выработки ремесленников, вывешиваемый в цеху, показывал по две и три нормы. Подавальщицы столовой оспаривали между собой право обслуживать замечательное училище. Заведующий столовой приказал вместо клеенок покрыть белыми скатертями столы ремесленников.

- Видите, какой подъем царит среди ребят по случаю перехода на такой завод, как ваш. Это же мечта их жизни. Они станкостроители! Выработку нашего училища смотрели? Согласитесь, что достижения огромны,- перебивая себя, торопясь и волнуясь заговорил однажды Зарубин, остановив в коридоре заводоуправления маленького толстого главного инженера, фамилия которого была Панасюк.

У Панасюка под размашистыми бровями лукаво заблестели, как два золотистых жука, широко поставленные глаза. Он осторожно отстранил пальцы завуча, в волнении крутившие самую слабую, давно уже готовую отскочить пуговицу на своей толстовке, подергал эту пуговицу и, так как она покорно отвалилась, сунул ее в карман.

- Слыхал, разумеется, слыхал. Еще бы не слышать. Весь завод говорит, - весело рассмеявшись, ответил Панасюк и, как человек, умудренный жизненным опытом, выжидательно прищурился в ответ на такое самовосхваление со стороны обычно очень сдержанного завуча: вслед за таким началом обязательно должна была последовать какая-либо просьба о каком-либо одолжении исключении,- поощрении.

Он угадал. Мысль об одном «одолжении», - об одном большом и важном для училища деле давно владела Зарубиным, и вот он решился сейчас ее высказать. Он уже приготовился, набрал воздуха, чтобы начать, но главный инженер торопливо перебил его.

- Вот поработают еще с полгодика и премии им выдадим. Обязательно, обязательно премируем. Но надо, чтобы успехи закрепились. Торопиться не следует.

- Да нет, совсем нет! - энергично отмахнулся рукой Зарубин. Я не о премировании хотел, товарищ Панасюк. Вы меня не поняли. У меня к вам серьезное и большое обращение, касающиеся производственного роста ребят. Это будет иметь решающее значение для их производственного развития… Но вот я подумал сейчас… и, может быть, вы правы. Хорошо! С полгодика еще подождем.

- Что-то больно таинственно вы, я бы даже сказал, архитаинственно настроены, - совсем весело рассмеялся главный инженер, с искренней симпатией всматриваясь в поглощенного своей невысказанной мыслью завуча. - Так, значит, таинственный разговор откладывается на полгода?

Крепко пожав маленькой рукой пальцы завуча, он вразвалку пустился по коридору.

3

Однажды вечером, когда все ребята уже улеглись спать и дежурный комендант выключил свет, оставив у входа в спальню одну синюю лампочку, Саша Бойцов обратился с таким вопросом к своему другу Мите Расцветаеву.

- Я слышал, будто наше училище когда-то самостоятельно делало станки. Что ты на это скажешь?

- Да, какой-то один маленький станочек, - отмахнулся Митя. - Это и я слыхал.

- Не маленький станочек и не какой-то, - возразил Саша, - а даже серию запускали. Евгений Матвеевич сам мне говорил.

- Ни за что не поверю, - не унимался Митя. - «Делали станки!» Куда же в таком случае они девались? Мы даже для своей учебной мастерской не имеем достаточно станков.

За разрешением спора пришлось на другой день обратиться к мастеру Евгению Матвеевичу Хрусталеву.

Этот молодой мастер, окончив училище и проработав затем в нем мастером около года, уходил в партизаны, когда немцы подступали к родному городу. В конце войны, вернувшись на старое место, он помогал восстанавливать разрушенную производственную базу училища.

Евгений Хрусталев прошел вместе со своим училищем трудный и большой путь. Расспросы ребят о станках, изготовлявшихся в те грозные годы силами ремесленников, разворошили в Хрусталеве целый рой воспоминаний.

…Великая Отечественная война… Почти год ремесленное училище работало в ста с небольшим километрах от фронта. Усадьба училища находилась по соседству с аэродромом. Ребята делали в своих мастерских мины, замки для «ястребков».

Однажды в степи за городом упал наш самолет, подбитый врагом. Надо было отремонтировать его срочно на месте. Потребовался токарный станок, его не оказалось в походной мастерской аэродрома.

В училище приехал начальник авиационной части.

- Дайте нам легкий токарный станочек.

- Нет у нас. Мы бы с удовольствием, - ответил директор.

- Эх, как бы вы нас одолжили, если бы соорудили такой станочек, - просяще сказал капитан. - В будущем он нам тоже понадобится.

Директор собрал мастеров и ребят. Заказ авиачасти был принят училищем. Токарный станок Т-4 мастера с ребятами соорудили за 32 дня. В нормальных условиях для такого сложного станка нужно девять месяцев. Ночи напролет кипела работа. Никто не думал об усталости, - для них это был путь к победе.

Станок подарили капитану для ремонта самолетов. По готовым уже чертежам и моделям сделали себе второй. Но и его пришлось сорвать с фундамента и подарить интенданту танкового корпуса для ремонта танков на поле боя.

И только третий удалось оставить для своей мастерской. Начали запускать серию. Но поступил приказ об эвакуации училища.

Директор предложил выгрузить все станки, чтобы эвакуировать их вместе с училищем.

Быстро летела ночь, погромыхивая орудийными залпами. Когда Хрусталев, работавший вместе со всеми, утром взглянул на цеха своей мастерской, его глазам предстала картина страшного опустошения: на месте станков грудились кучи разломанного цемента; там, где была стена, зиял громадный пролом, через который выкатывали станки прямо на погрузочную площадку. Свежий предутренний ветер свободно гулял в опустевшей мастерской, принося запах гари далеких пожарищ.

Ученики вынесли на руках Т-4, не доверив выкатить его на катках, и бережно опустили на мокрую от росы траву.

Двор весь был уставлен станками. Только вчера - живые, деятельные, горячие, они были похожи на покосившиеся памятники старого кладбища.

Между тем директор в учебной части принимал по телефону новый приказ.

Надтреснутый бас гудел в трубку:

- Товарищ Самотько?.. спали моторы… Вагонов не будет… Срочно подготовь вывозку живой силы

Директор! вышел на крыльцо и позвал завуча.

- Спалить моторы и вывезти людей. Приказ из управления трудрезервов. Сам Лопухов звонил.

Не умолкавшая всю ночь артиллерийская канонада к утру стихла и Хрусталеву, не отходившему, вместе с ребятами от своего Т-4, вдруг показалось неправдоподобным, немыслимым уничтожение станков, на которых с такой любовью неутомимо работал коллектив училища. Мирно синела гряда гор на горизонте. Сизая дымка ранней осени лежала в складках полей, на дальних предгорьях, видных со двора училища…

К ребятам подошел старый мастер и объявил последний приказ директора: немедленно отправиться на вокзал. Для взрывания станков остаются пять мастеров и пять учеников. Среди мастеров оставляли также Хрусталева.

Над усадьбой училища низко повис золотой серпок месяцу. Училище эвакуировалось на восток. Пятеро оставшихся ребят вместе с мастерами собрали станки в одном месте, подвели взрывчатку и стали ждать команды.

- Не спите, ребята? - послышался голос мастера, и темная фигура заслонила ссунувшийся к горизонту обломок месяца. - Получен приказ…

Ребята все разом вскочили на ноги.

- Взрывать?

- Ступайте каждый к своему участку и ждите команду, - сказал старый мастер, удаляясь.

- Ребята! - растерянно позвал Хрусталев.

Но никого из ребят вблизи уже не было. Замелькали среди станков их темные фигуры.

- Все на местах? - громко спросил .завуч.

Глухо перекатывался сплошным валом грохот артиллерийской канонады.

Хрусталев отбежал к своей группе станков. Он успел заметить знакомое очертание Т-4 и сердце его наполнилось невыносимым страданием: знать каждую шестереночку, каждый болтик держать в руках, любовно его вытачивать - и сейчас всего этого не будет»…

Хрусталев в последний раз обернулся на то место, где среди станков чернел Т-4, и вместе с ребятами скользнул в пролом мастерской.