— Э-э-эй! — вдруг закричал кто-то над нами.

Эхо повторило в горах этот крик. Мы подняли головы. По снежному склону спускался к нам человек. Он размахивал руками. Вдруг он поскользнулся и чуть не свалился вниз. Но удержался и продолжал свой путь.

— Подожди, товарищ начальник! — кричал он.

Высоко над головой человек держал охотничью винтовку. Через несколько минут он спустился к нам. Это

был охотник-киргиз, с приплюснутым носом, редкой бородкой, опущенными вниз черными усами.

— Дело есть, — сказал он, посмотрев на нас хитрым взглядом. — На обед остановитесь в Гульче?

— В Гульче.

— Мясо архара[7] пробовали? Очень вкусное.

Я сразу сообразил, что нужно охотнику:

— Сколько тебе нужно патронов?

— Умному только намекни, он сразу поймет, — выпалил повеселевший киргиз. — Давай пять патронов.

— Много.

— Ну, три.

— Тоже много. Ты ведь, наверное, бьешь без промаха.

Охотник почесал затылок:

— Это как придется, могу и промахнуться.

Я дал ему три патрона. Он подбросил их на ладони.

— Тебя как зовут?

— Меня-то? Сабди.

Он повернулся и стал легко взбираться на гору. В тяжелом тулупе, в шапке-треухе, в неудобных сапогах из невыделанной шкуры архара ни один из нас не смог бы ступить и шагу. А охотник лез и лез на гору и скоро пропал. Мы переглянулись и сели в машины. Мне до того захотелось поохотиться вместе с киргизом!.. Я знал, что охота в горах трудна — снег глубокий, воздух разреженный. Но я ведь заядлый охотник! И я не раз ходил с киргизами на охоту в горы. Они удивляли меня своей выносливостью: привяжут добычу за хвост и волокут по снегу, как пушинку, а потом разведут костер. Пылают сучья горного кустарника — арчи, на вертеле шипит, поджариваясь, свежая дичь. Хорошо! Но теперь не до охоты! Машины стали спускаться в долину, залитую солнечным светом. На дне долины чернели домики поселка Гульча. Шофер резко затормозил.

Впереди пятитонный грузовик висел над пропастью на одних задних колесах. Если бы задние колеса не держались за выступ скалы, и шофер и его помощник разбились бы вдребезги.

— Машина цела, товарищ командующий, — отрапортовал помощник шофера. — Чуть было не загремели: Васька с рулем не управился.

Общими усилиями мы с величайшей осторожностью вытащили пятитонку на дорогу.

Я предупредил водителей:

— Будьте осторожны. Сверзитесь в пропасть — костей не соберешь. А ваша жизнь дороже всякой машины.

Водители подошли к краю дороги и заглянули в пропасть. Дна не было видно, где-то глубоко внизу плавал сизый туман. Только что спасшиеся от верной смерти шофер с помощником развели костер из тряпок, смоченных бензином. Они разогревали консервы.

— Не хотите ли закусить, товарищ командующий? Отличные консервы. Мясо — первый сорт!

Ели они с большим аппетитом. Вот так же, бывало, и мы, конники, закусывали после пятнадцатой или шестнадцатой атаки. Что и говорить, молодое поколение — молодцы!

Через несколько минут я уже урезонивал своего шофера, который повел машину, как он говорил, «с ветерком».

Вскоре мы приехали в Гульчу, селение, раскинувшееся на берегу реки, у склонов снежных гор. Раньше здесь был укрепленный аванпост царского правительства, в тесных казармах скучала сотня казаков. Теперь Гульча стала районным центром, с кооперативами, аптеками, учреждениями.

У райсовета нас встретил начальник дорожного участка. Он доложил, что телефонная связь нарушена обвалом. Перевал Катын-арт засыпан снегом. Больше он ничего пока не знает.

В большой землянке, вырытой в склоне горы, нас уже ждал охотник Сабди.

— Как ты сюда попал раньше нас? — удивился я.

— Горами ходить ближе. Будем варить архара. — И он показал на лежавшие у буфетной стойки две туши горных козлов. Потом он вынул из кармана и показал на ладони два патрона.

— Одним патроном убил двух? — снова удивился я.

— Да. В снегу лежал, ждал, пока одним двух свалю. Дождался. Патроны беречь надо, патронов нету.

Через час мы ели вкусного вареного архара.

...Когда мы под вечер подъехали к одной из баз, свирепствовал буран. Было очень холодно. В землянках мерцали огоньки. Заведующий базой доложил:

— На перевале Катын-арт обвал засыпал семь рабочих. Теперь их не найти и не спасти.

Сразу стало тихо. Шоферы молча пошли к машинам.

— Останьтесь ночевать, товарищ командующий, — сказал заведующий базой. — Ночь жуткая, мороз тридцать шесть градусов.

Но нам нельзя было остаться ночевать. Нам был дорог каждый час. Не теряя ни минуты, мы тронулись в дальнейший путь. Машины теперь пробирались по дороге-карнизу, висящему над бездонной пропастью. Справа темнела высокая стена, слева — обрыв, черная пустота. Колеса буксовали.

Мой шофер Дубов перестал шутить, пятил машину, брал разбег. Машина застряла. Мы вылезли, стали тянуть машину вперед.

— Ра-а-азом взяли!

Кое-как выволокли, сели, проехали несколько шагов, опять стали. Пришлось снова вылезать.

Теперь мы уже поехали черепашьим шагом. Ветер гудел между скалами, с неба сыпалась острая снежная крупа. Впереди показались столпившиеся грузовики, доверху нагруженные хлебом. Бойцы разводили костер. Один из шоферов, с посиневшим от холода лицом, доложил:

— Рытье траншеи заканчивают. Скоро тронемся, товарищ командующий!

Чтобы добраться до передней машины, пришлось стать цирковым артистом. Залезешь в кузов, с кузова перекарабкаешься на радиатор, с радиатора прыгаешь в кузов следующего грузовика. Обойти машины негде — сорвешься в пропасть. Несмотря на мороз, стало жарко от такого трюкачества.

— Что тут?

— Заканчиваем, — донесся из темноты чей-то голос.

Мне вспомнилась книга Жюля Верна «80 000 километров под водой».

Вы помните, когда «Наутилус» застрял во льдах, его обитатели вышли из лодки и прорубали в сплошном льду тоннель при свете факелов? Точно такая же картина предстала перед моими глазами. Восемьдесят рабочих и бойцов прорывали тоннель в глубоком снегу. Красные огни факелов, сделанных из тряпок, вымоченных в бензине, скользили по двум белым двенадцатиметровым стенам. Люди работали с лихорадочной поспешностью, так как с неба все сыпала и сыпала крупа. Мы взяли лопаты и тоже принялись разгребать снежную гору.

Прошло несколько часов. Наконец тоннель был прорыт. В снегу зияла черная узкая дыра. Шофер головной машины влез на сиденье, дал газ и... дно тоннеля, не выдержав тяжести нагруженной трехтонки, осело. Машина глубоко увязла, в горах раздался грохот.

— Назад! Назад! — закричал я, и все кинулись бежать из тоннеля.

Сплошная снежная туча обрушилась сверху, погасив факелы...

Когда встревоженные шоферы зажгли автомобильные фары, оказалось, что многочасовая работа пропала даром.

Люди все были целы, но тоннель завалило снегом.

...Глубокой ночью мы, совсем выбившиеся из сил, снова прорывали тоннель. Чтобы не повторилось несчастье, я решил облегчить машины: залез в кузов первой трехтонки и стал выбрасывать груз. Мне помогали шоферы и бойцы. Потом мы привязали веревку к передней оси грузовика, шофер дал газ, и машина, буксуя и кряхтя, медленно поползла вперед. Пройдя тоннель, машина остановилась.

Я вернулся, поднял тяжелый мешок и понес его в кузов. Все последовали моему примеру. Когда первая машина была нагружена, мы разгрузили вторую и так же, на веревке, протащили ее через тоннель: Перетаскали мешки во вторую, разгрузили третью. За три часа перетащили через тоннель девять машин и устроили перекур.

Все тяжело дышали. При свете фар мы увидели, что наши лица расписаны копотью. Мы были похожи на чернокожих. Глядя друг на друга, расхохотались. Эхо загрохотало в ущелье.

— Ну, товарищи, смех смехом, а еще девять машин ждут нас в снегу.

И мы снова принялись за работу. Разгрузив машину, перетаскивали ее порожняком, нагружали, возвращались к следующей, разгружали, снова тащили... Два шофера почувствовали приступ горной болезни тутека: появилось сердцебиение, сильная головная боль. Мы уложили их в кузов, решив присматривать за ними, чтобы они не замерзли. Мороз и ветер стали прямо невыносимыми.