Еще не тревожила предутренний воздух пастушья свирель, а Хари уже сидел за письменным столом над раскрытыми книгами, конспектировал, делал важные выписки. Сенека, Платон, Монтень были его собеседниками…

В его комнате было просто и аккуратно. Кровать, стоявшая у стены, застелена набивным покрывалом ручной работы. Рядом — стол, на тумбочке — зеркало и бритвенный прибор, на вешалке — новые брюки и чистая белая тенниска.

Молодой человек встал из-за стола, поплотнее запахнул полы потертого шелкового китайского халата и выглянул в окно, выходившее на террасу. Его взгляд, скользнув по плоским черепичным крышам, утонул в синеве небес и лилово-стальной глади океана. Брызнул луч солнца, блеснув на кронах больших перистых листьев кокосовых пальм. Легкий бриз шевельнул ветви амальтаса, сплошь усыпанного золотыми цветами, который рос во дворе. Пьянящий аромат цветущих берегов и могучего дыхания океана заполнили его легкие. Он чувствовал прилив сил. Надежды окрыляли: он сдаст экзамены и через несколько месяцев получит диплом, а там — работа и, Бог даст, нищета не коснется его любимых братьев. Он обеспечит их всем необходимым, они станут образованными людьми, достойными Божьего промысла. Хари посмотрел на ряды книг в нишах стены и, вспомнив, что время готовить завтрак, вышел во двор. Он взглянул на цветники, любовно ухоженные покойным отцом, и тонкая струна тревоги заныла в сердце. Порывисто сняв халат, он укрепил на патрубке поливочный шланг и открыл вентиль. Прохладная струя влаги охватила его упругое и сильное тело. Он поиграл мышцами, проверил бицепсы и трицепсы плечевого пояса, ударил кулаком в тутой, словно барабан, пресс солнечного сплетения и остался доволен. Затем, насухо вытеревшись полотенцем, принял позу «лотоса» и предался медитации. Однако находиться в состоянии самадхи ему пришлось недолго: шлепая босыми ногами по каменным ступеням террасы, к нему с шумом бежали Говинд и Раджеш. Говинд, которому скоро должно было исполниться десять лет, ловкий и ухватистый, худощавый, не по летам высокий ростом и уже неплохо овладевший некоторыми приемами карате, с разбегу уселся ему на плечи.

— Вот! Научил на свою голову! — скривившись от боли, воскликнул Хари, потирая изрядно помученный плечевой сустав.

Раджеш стоял рядом, не принимая участия в борьбе. Год назад он упал с дерева и повредил правую ногу. Костоправ-вайдья сделал, что мог, но мальчик все же хромал, так как нога плохо сгибалась в коленном суставе.

Братья стали играть, шумно плескаясь водой. Из-за гор показался красный шар солнца, и сразу стало жарко, хотя на побережье еще лежала ночная тень. Лишь океан, залитый солнцем, ослепительно трепетал, унося волны в горизонт, затянутый дымкой. Стадо овец медленно, словно облако, предвещающее муссон, продвигалось по зеленым отрогам холмов, взбираясь на сочное плато.

Небольшой районный городишко, растянувшийся по побережью на расстояние не более одного километра в длину, проснулся. Берег был обрывист и крут. Справа в синей дымке возвышались портовые краны Дамана.

Пока Хари тщательно подбривал и подстригал свою курчавую бородку, мальчики привели себя в порядок и надели свежие рубашки с короткими рукавами и шорты. Говинд помог Раджешу причесать блестящие, черные, как вороново крыло, волосы на пробор.

Хозяин дома развел примус и поставил на огонь большую кастрюлю с водой. Затем он подтащил к столу две корзины с овощами. Из большой корзины торчали, поблескивая глянцевитой кожицей, лилово-фиолетовые баклажаны, пирамидальные красные сладкие перцы, капуста и огурцы. В корзине поменьше лежали увесистые помидоры, тая в себе свежую сочную мякоть, до краев напоенную тропическим солнцем. Их мрачноватую красоту оттеняли всевозможная зелень и пряности.

Малыши обступили старшего брата. Они были готовы к «овощной сече», которую им не один раз великолепно демонстрировал Хари. Глава семьи торжественно поднял кверху блестящий нож, шепча нечто наподобие мантр-заклинаний и возведя очи к небесам. Затем он резко опустил руку вниз, и кочан капусты с хрустом молниеносно распался на две белые половины. Свежий, чуть горьковатый запах ударил мальчикам в нос. Хари принялся ловко шинковать капусту под дружный хохот и возгласы братьев. Вот уже тонкие колесики баклажанов, мягко ложась друг на друга, заполнили стол. Малыши, подражая брату, сгребали порезанные овощи в миски и по мановению его руки порциями засыпали их в кастрюлю с кипящей водой. Подобная участь постигала всякий овощ, попадавший под нож Хари. Как здесь не вспомнить старую индийскую мудрость: «Трудись радостно! Радость — вот высшая мудрость!»

Покончив с овощами, Хари отправил братьев в их комнату повторять уроки и складывать книжки в соответствии с расписанием уроков, а сам, сосредоточившись, уже священнодействовал у огня. Попробовав блюдо, он стал по вкусу добавлять пряности и соль, напевая веселую песенку.

— Так-так-так! — приговаривал он переходя от песни к суровой прозе жизни. Ему нравилось готовить, тем более для своих малышей, своих родных братьев, единоутробных вестников на этой бренной земле. Хари любил братьев не только по своему врожденному инстинкту, но и по воспитанию, а главное, в силу мудрости самой жизни, в силу причин единства всего сущего. Он любил их философски, осмысленно, по-человечески…

— Ско-рей! Ско-рей! — громко скандировал Хари. — На столе ждет зав-трак!

— Мы здесь! — раздался дружный дуэт Говинда и Раджеша, ворвавшихся в столовую.

— Давай, налетай! — расставляя тарелки, призывал, распевая, Хари. — Вы все приготовили для занятий? — спросил он с напускной строгостью.

— Все!

— Хорошо! Тогда сейчас надо хорошенько заправиться — и с песней — в школу… — старший брат сделал многозначительную паузу, а младшие, вдохнув аппетитный запах пищи, с восторгом помогли закончить его зарифмованную мысль:

— Отправиться!..

Хари, молитвенно сложив руки, вместе с Говиндом и Раджешем, которые во всем подражали ему, совершил молитву перед принятием пищи.

Никто из братьев не страдал отсутствием аппетита. Поэтому, быстро покончив с завтраком и выпив чаю со сладостями, через полчаса они все вышли во двор. Хари выкатил свой недавно купленный поблескивающий никелем велосипед.

Хари весело нажимал на педали. Спицы велосипеда радужно сияли в утренних лучах солнца. Раджеш сидел на подушке, укрепленной на руле. Ноги его упирались в багажник, на котором были аккуратно уложены их сумки с книгами и тетрадями, а также небольшой судок с обедом. Говинд, уперевшись босыми ногами в задний багажник, стоял, держась тонкими цепкими загорелыми руками за могучие плечи старшего брата. Велосипед катил по неширокой дороге вдоль крутого скалистого берега, подножье которого купалось в пенистых волнах прибоя. В небе стремительными кругами носились ласточки.

Школа, где учились братья, находилась примерно в километре от их дома, в южной части городка. Дорога, свернув, уходила влево от океана, пересекая великолепную манговую рощу. Огненно-рыжие, белые и сиреневые цветы на деревьях и кустарниках вселяли в душу ощущение силы жизни, ее неизбывного царства, немеркнущего круговорота. Пробираясь сквозь душное и пыльное стадо овец, Хари без конца нажимал большим пальцем на рычажок велосипедного звонка, а его братья посылали веселые приветствия пастухам, таким же подросткам, как и они сами. Недалеко от дороги, по узким тропинкам шли женщины и дети, которые несли на головах сосуды с приготовленным дома обедом для мужчин, работавших в поле. В сосудах — рис или овощи, обильно сдобренные жгучими приправами, а также неизменный напиток «ласи» — простокваша, разведенная водой.

Хари запел. Его песня лилась свободно и величаво, а голос то подрагивал, становясь немного хриплым, то звонко рассыпался в необъятном пространстве рощи, сквозь ветви которой проглядывало лазурное небо. Мальчики задорно подпевали фальцетом бархатному баритону брата.