— Ах, болван! — простонал Чанхури, вырывая из рук подручного оружие́.
Нарендер понял, что он не промахнется, и не ошибся.
Раздался выстрел, и Ганга упала.
— О боги! — Нарендер, чувствуя, что слепнет от горя, сделал несколько шагов по направлению к ней, но внезапно остановился.
— Что ты сделал? — прошептал он, повернувшись к Чанхури, и пошел прямо на него.
— Не подходи! — Чанхури перезарядил оружие и нацелил ствол в грудь юноши. — Буду стрелять.
— Давай! — Нарендер выпрямился и, усмехнувшись, продолжал движение.
Выстрела не последовало. Чанхури не решился убить его, ведь Нарендер Сахаи — не безродная девчонка, из-за него могут случиться серьезные неприятности, тогда как убийство маленькой проститутки из Бенареса наверняка сойдет с рук почтенному президенту Общества защиты Ганга.
Нарендер подошел вплотную к своему неудавшемуся тестю и вырвал из его рук винтовку. С ненавистью посмотрев в глаза Чанхури, он медленно поднял ее прикладом вверх и с наслаждением опустил на голову убийцы. На Чанхури посыпались короткие и страшные удары, от которых тот не успевал уворачиваться. Его истошный крик вывел из оцепенения слуг, и они осторожно пошли на Нарендера, стараясь окружить его.
— Только посмейте приблизиться, всех перестреляю! — пригрозил тот, с громким щелчком перезаряжая винтовку.
Тон его не оставлял сомнений в решительности намерений, и слугам не пришлось повторять дважды, они отступили, не решаясь броситься на того, кто поднял руку на их хозяина.
Нарендер повернулся к своей жертве, Чанхури стоял на коленях и полой сюртука стирал кровь, капавшую из носа и разбитой губы.
— У-у, какой ты грязный?! — с отвращением и насмешкой произнес юноша. — Грязнее любой продажной девки, грязнее праха, грязнее уличной собаки! И твое лицо — просто ничто в сравнении с тем, что там у тебя внутри. Такого смрада люди еще и не нюхали, такой грязи не бывает даже на рыбном рынке!
— Ненавижу тебя! — выкрикнул Чанхури, сжимая кулаки.
— И боишься… — добавил удовлетворенно Нарендер. — Тебя не отмыть даже святыми водами Ганга, к теперь это видно всем!
— Прекрати! — к юноше бросился молчавший до сих пор отец. — Остановись, отпусти его!
— Не смейте приближаться ко мне вы… вы все! — гневно приказал его сын. — Я вас больше не знаю! Я умер в ту минуту, как вы убили мою жену!
Слезы подступили к его горлу. Он мог еще держаться, пока ненависть не давала горю заполнить все его существо. Но теперь, когда враг валялся перед ним в пыли, она отошла в сторону, безжалостно оставив его один на один со своей бедой.
— Моя Ганга! — Нарендер далеко отшвырнул винтовку и твердыми шагами побрел туда, где склонились над распластанным на земле телом Джай и Ратха, державшая на руках его сына.
Нарендер шел к Ганге, чтобы в последний раз прижать ее к груди и посмотреть в глаза, что по-прежнему были синее неба.
«Не хочу… Не хочу пережить ее, — думал он. — Уйдем вместе в другой мир, раз не удалось жить друг с другом…»
— Она жива! — сказала ему Ратха. — Это обморок.
— Что? — не понял он.
— Она жива, только ранена в плечо, — повторила Ратха. — Джай сказал, что это не опасно.
Нарендеру показалось, что он задыхается. Он стоял, судорожно хватая ртом воздух, и смотрел, смотрел на Гангу. Поверить в то, что она вне опасности, было страшно.
Внезапно веки девушки задрожали и она со стоном открыла глаза.
— Рао, — прошептала Ганга. — Где он?
Нарендер схватил у Ратхи ребенка и поднес его матери.
— Родная моя, — прошептал он, — мы здесь, ты видишь? Ты только не умирай…
Ганга с удивлением смотрела на эту картину: над ней склонились два самых любимых на свете лица… Неужели это не сон?
— Тебе больно? — спросил Нарендер.
Больно? Ганга недоуменно пожала плечами и попыталась встать. Ей показалось, что плечо пронзили острым ножом — она вскрикнула и упала снова. Но тут же поднялась и, сжав зубы, сделала шаг им навстречу.
Нарендер подхватил ее свободной рукой и, прижав к себе, зашептал счастливым голосом:
— Любовь моя, уйдем от них скорее — ты, я и наш сын. Только потерпи немного, главное сейчас — покинуть этот дом!
Ганга с улыбкой посмотрела на него: как странно, он думает, что эта боль может победить ее желание уйти с ним… Если бы он только знал, какие испытания, какие муки ей пришлось вынести ради этой минуты!
Они медленно брели к воротам сияющего огнями сада — мужчина в белом наряде жениха, женщина, одетая, как невеста, и маленький мальчик, прижавшийся к отцу. Они уходили, оставляя позади себя онемевшую толпу, не сводившую глаз с тех, кому не было до них никакого дела. Джави Сахаи с трясущимися губами, его плачущая жена, мрачно насупившийся господин президент, слуги, гости… Ратха, обхватившая руками голову… Схватившийся за сердце Манилан… Джай, ломающий одну за другой незажженные сигареты…
Все они оставались в прошлом. Им не было места там, где, все преодолев, вытерпев невозможное и не замарав себя людской грязью, Ганга, как вечная, великая река, слилась, наконец, со своим океаном.
ТРИ БРАТА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Делай дело так, как будто ты век
собираешься жить, а молись так, как
будто сейчас собираешься умирать!..
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Малабарское побережье всегда было и остается чудом из чудес Индийского полуконтинента. Оно веками будоражило воспаленное воображение европейских властителей, бросая в отважные авантюры, полные великолепного дерзновения, людей, алчущих объять необъятное, объявив войну неизвестности…
Эта область протянулась вдоль всего западного побережья полуострова полосой до восьмидесяти километров в ширину, где базальтовые ступени Западных Гат, покрытые вечнозелеными тропическими лесами, медленно и величественно возносятся к небесам.
…Волны Индийского океана, пенясь, накатывали на песок, уплотняли его и, шипя и мягко угасая, отходили назад.
Хари стоял на огромном базальтовом валуне и смотрел вдаль. В его душе медленно, сама собой, как прибрежная волна океана, угасала тревога… Недавно его отчислили с последнего курса колледжа. Через полгода он уже имел бы диплом бакалавра юридических наук… Но его выгнали! Какая несправедливость! А все этот первокурсник Бонси, затеявший драку, — хитрый, завистливый и бездарный. Это он свалил всю вину на него, Хари…
Панджим, столица Гоа, просыпался. С шумом отодвигались складные решетки лавок.
Речка Мандави медленно вползала в океан, мерцающий густой синевой. Белые чайки с пронзительно тоскливым криком кружились над судами. Рыболовецкие катера и лодки черными пунктирами удалялись к горизонту, где океан превращался в небо, а небо в океан…
В шестнадцатом веке португальцы, обогнув мыс Доброй Надежды, ступили на зыбкий золотой песок Малабара. Они искали в Индии золото, драгоценные камни, пряности. И нашли их в изобилии…
От Панджима рукой подать до Старого Гоа, где среди католических церквей на массивном пьедестале возвышается бронзовая фигура человека в широком жабо и длинных чулках, заправленных в короткие, зауженные книзу штаны. Это великий португальский поэт Луиш ди Камоинш, или Камоэнс. Путешествие сюда он совершил на кораблях Васко да Гамы. В поэме «Лузиады» он описал эту экспедицию и гневно заклеймил колониальные авантюры и бесчеловечные действия пиратов Афонсу д’Албукерки — вице-короля португальских владений в Индии, основавшего колониальную империю в Гоа.
Утреннее солнце поблескивало на смуглых улыбающихся лицах женщин, торгующих рыбой, утомленно замирало в складках их цветастых сари и вспыхивало на золоте крестов католических церквей, построенных в тесном соседстве с индусскими храмами.