Эль-Торис когда-то познакомился со степью именно такой, красивой, словно безбрежное радостное море. Тогда тоже была весна. Он тогда состоял в охране генерала... тогда он был безрассудным юнцом, но считал себя опытным воином. Да и имелись причины возгордится, всё же участие в двух войнах между Королевствами значит не мало. Но это оказалось ничто перед степными границами с орочьими внезапными набегами.
Их маленький отряд не выдержал атаки, эльфов смяли числом, а немногих выживших вместе с другими пленными связанными погнали через дурманящее травяное море. Дни пути казались бесконечными, в ровной степи было не за что зацепится взглядом — всё вокруг повторялось, повторялось, повторялось, и это отупляло.
За то время, пока они пересекали степь, их перепродавали дважды. Пленников запирали в загон и показывали покупателям издалека, а потом нужное количество людей и эльфов, не разбирая, выводили и отправляли дальше. После очередной перепродажи Эль-Торис и встретился со странноватым эльфом.
Эль-Элитин, а он назвался этим именем, сиял. Все были хмурые или безразличные ко всему, а он не только улыбался, но и радостно смеялся рассвету, собственным шуткам и новым знакомым. Ему всё как будто бы было легко, он знал все тонкости и предостерегал остальных от ошибок. А когда Эль-Элитин мимоходом упоминал о каменоломнях и шахтах, где успел побывать, ему не верили, ведь мест было слишком много. Но даже когда от эльфа большинство рабов отвернулось, приняв за подсыла, он продолжал радоваться жизни.
И если бы не Эль-Элитин, то Эль-Торис так бы и сгинул ещё тогда, в степи. Юнец ещё во время своего последнего боя повредил ногу, мелочь, но после этого он стоически терпел весь переход, хоть с каждым днём боль становилась всё сильней. Ещё немного, и орки бы просто избавились от такого раба. А Эль-Элитин заметил, что эльф рядом хромает, и поддержал, стал опорой.
Степь огромна, но не бесконечна. Рабов пригнали на рудник, из самых дальних шахт которого было слышно, как прибой разбивается о скалы.
В первые же месяцы несколько людей решились попытаться сбежать. Пока есть силы. Пока есть воля. Пока ещё считаешь старых друзей друзьями. Они не рискнули выйти в степь, а попробовали выбраться вдоль берега. Но волны оказались безжалостны. Рабов потом водили посмотреть на выброшенные на белую гальку тела. А через три дня в шахтах появились Эль-Саморен, Эль-Ренко и Эль-Бондар.
От воспоминаний сидящего на развалинах сторожевой башенки Эль-Ториса отвлёк шум за спиной. Он обернулся и спокойно кивнул высокому утончённому эльфу, одетому по-дорожному и прячущему за серебристой челкой ещё не стёршиеся шрамы.
—Альси-Тамилин, не ожидал, что Вы придёте после моего письма. Всё же с нашей прошлой встречи прошло двадцать лет.
— Я был весьма удивлён Вашим посланием. Но больше удивили место и время встречи. Странный выбор, если вспомнить, что Ваш Дом только что закончил праздновать возвращение беспутного ребёнка.
— Не такой уж и беспутный. Количество девиц в слухах о моих похождениях сильно преувеличили. Кроме Риссы, я никого не тронул, — Эль-Торис даже не нахмурился, он продолжил говорить ровным голосом. — Но я пригласил Вас не для разговоров о моих прошлых ошибках. У меня есть новости о Аль- Элимитаине. Вы же раньше пытались разыскать хоть что-то о нём.
Глава 11
Они боятся, я чувствую. Весь лес боится подходить. Только мох и вьюн добрались и оплели древние камни, укрыв зелёным ковром последние письмена. Но даже они не пытаются пробраться внутрь, там слишком мало тепла и слишком много голода.
***
А в столицах шли шепотки, высокие эльфийские дамы закатывали прекрасные глазки, а властные эльфийские мужи на пол ладони оголяли сталь, ногтём высекая мнимый звон. Всё чаще при дворе появлялись люди, а маги почти переехали из своего крыла дворца в чужие гостиные. И сегодня Эль-Саморена разряженная знать раздражала вдвойне, ведь утром ему шепнули о послании, что ждет в известном месте.
Вот в очередной раз мимо них в сопровождении немногословного мага прошел старший советник, одетый в баснословные шелка, оба сердито хмурились. И стражник вдруг поймал себя на мысли, что так и не знает имени скромного помощника Яль-Паларана. Эта мысль помогла скоротать оставшиеся часы караула, и смену он встретил с радостью и лёгким сожалением, что не успел до конца обдумать загадку.
А как только начало темнеть, эльф уже спешил по улицам в сторону неприметного трактира с не самой лучшей репутацией, кашляя от пыльного воздуха, но не сбавляя шага. Он почти бежал, и добрался до притона ещё до его открытия и нетерпеливо заколотил по двери. Никто не открыл, даже шума изнутри не доносилось, и Эль-Саморен вновь вынужден был стоять и ждать, пока ночь не разгонит зевак и добропорядочных горожан по домам. Редкие прохожие едва замечали затаившегося в тени возле стены незнакомца и обходили его по широкой дуге, а с более людных улиц всё меньше тянуло пыли.
И вот с той стороны лязгнул засов и шаркающие шаги, приглушенные толстыми досками до почти не слышных, удалились вглубь. Эль-Саморен рывком распахнул дверь и прошел в слабо освещенный общий зал. Трактирщик не спеша обходил столики и составлял пузатые кружки-подсвечники, а шаркающие шаги уже затихли где-то в глубине дома.
— Письмо! — эльф нагнал хозяина заведения и со стуком положил перед ним золотой.
— Вот нетерпение, — трактирщик покачал головой, осторожно поставил поднос. — Пить что налить?
— Сначала письмо.
Владелец притона, всё так же укоризненно качая головой, скрылся за дверями, оставив нетерпеливо барабанящего пальцами по поясному ремню стражника одного. Те несколько минут, пока не вернулся трактирщик, показались эльфу чуть ли не более долгими, чем часы недавно завершившегося караула и всё время бездумного ожидания под дверью разом. От волнения и предвкушения вспотели ладони и холодок пробежал по спине. Но когда вернувшийся человек протянул прямоугольник записки и кошелёк, Эль-Саморен севшим голосом потребовал самого крепкого, что есть — на принесённом стояли смутно знакомые печати, но они не принадлежали Альси-Тамилину.
Эльф сел за первый попавшийся стол, онемевшими пальцами затеплил свечку и вскрыл послание. Это оказалось витиеватое письмо от одного из глав Дома, к которому принадлежал невезучий придворный любовник. Родственники опального беглого паренька рассыпались в благодарностях и возвращали одолженные деньги, чтобы негласные обязательства больше не тяготили их честь.
И очень кстати, всё так же с укором, трактирщик поставил на стол пузатую глиняную кружку. У Эль-Саморена на душе было невыносимо гадко не столь от несбывшихся ожиданий, сколь от кошелька — без сомнения с золотом — и витиеватым почерком выведенной фразы «чтобы невольные обязательства больше не тяготили». Кружка с гладкими мокрыми боками опустела в два больших глотка и полетела через половину зала в стену, а эльф направился в обратный путь.
В доме стражи его ждал очередной сюрприз — вызов к старшим. Из залы совещаний он вышел уже не караульным стражником, а командиром развода — вышестоящие оценили его смирение. И теперь следующие несколько месяцев ему предстояло бдить не с одним напарником возле дверей, а с целым отрядом, постоянно проверяя каждого.
За руководящей работой дни полетели словно хищные птицы, приближая осень. То в день, то в ночь эльф выходил в сопровождении двух дюжин рядовых стражников, шагающих колонной по двое, вёл их в один из столичных дворцов, где вместе с другим командиром сменял посты. Колонна, возглавляемая двумя командирами, шла по коридорам, в её конец пристраивались отстоявшие свой караул, а из начала выходили свежие стражи. Уставшие эльфы колонной уходили отдыхать, а Эль-Саморен оставался во дворце и постоянно обходил его, проверяя посты.
Эль-Саморен ещё будучи простым стражником часто видел и слышал что-то, не предназначенное для чужих ушей, ведь его не замечали, словно он был мебелью или ростовой вазой. Сейчас при его приближении те же эльфы благоразумно замолкали, равнодушно посматривая на броню с кованными вставками и спрятанное за полумаской шлема лицо. Но женщины, наоборот, кокетливо поправляли складки на воланах вдоль груди, начинали в его присутствии говорить и смеяться оживлённее, с благосклонностью рассматривая блики света на стали и порой вслух гадая, кто же там внутри, хорош ли он. А Эль-Саморен хмурился на первых — их разговор всё равно шепнут по секрету стоящие рядом стражники, ухмылялся от смешков вторых — он успел увидеть цену их болтовни, намного меньшую, чем заколки в пышных волосах.