— Командир, — Эль-Торис покосился на желтоватый свёрток, но даже не прикоснулся к нему. — Я не смогу помочь. Альси-Тамилин пропал ещё осенью. Двор Пятнадцатого Королевства, где это случилось, решил не сообщать дому Са.

— Тогда откуда Вам это известно? — напрягся стражник.

— Командир, у меня племянница в Пятнадцатом Королевстве уже двадцать три года. Её няня слышала. Женщина испугалась за ребенка и написала в Дом, а там и я узнал, — устало пояснил эльф. — Дому Са не сообщали, никто не знает, что случилось с Альси-Тамилином, может, он просто взялся за очередное поручение, не нуждающееся в огласке.

— Надеюсь, это так... — Эль-Саморен побледнел и смял уже ненужное письмо.

Отступление второе

В доме было темно и душно. Зима в Диких Землях очень тёплая, снег тает, не успев выпасть, и наполняет всё вокруг промозглой сыростью. Вот и топили местные так, чтобы липкая морось не проникла в комнатки. И сейчас Катя лежала на своём месте, прислушиваясь к сухому пощелкиванию остывающей печи и завыванию ветра на улице. Она считала свои глубокие вдохи, пытаясь успокоиться, но понимала — сегодня это не поможет.

Девушка встала, сложила вчетверо одеяло и, держа его подмышкой, на ощупь добралась до печки, открыла заслонку, подложила на подёрнутые пеплом угли парочку полешек, раздула уснувшее пламя. Так и оставив печь открытой, Катя устроилась на расстеленном на полу одеяле. Она наблюдала, как огненные язычки облизали деревяшки, с шипением отплёвывая капли влаги, примерились и с аппетитом вгрызлись. От печи шло тепло, мягкое, уверенное, а по полу тянуло холодом с улицы. Девушке, одетой лишь в исподнюю рубаху, было и жарко, и зябко одновременно, и это ощущение очень точно соответствовало творящемуся в мыслях и душе.

Это была не первая ночь, когда Катя просыпалась, чтобы разбить снящийся кошмар. Пока она выматывалась за день ходьбы, дурные сны терпеть было легче, на них просто не оставалось сил. А теперь они становились всё ярче и ярче, а багровое чувство вины являлось по ночам и крепко вцеплялось когтистой лапкой в сердце. И потерянная девушка мучительно пыталась придумать себе место в новом мире, в котором удастся спрятаться, если быть честными, то от себя, или освободиться от повисших на совести камней.

Сквозняк уже забрался под тонкую ткань и выстудил спину, когда рядом на одеяло опустился Сафен, так же раздетый ко сну.

— Ты снова не спишь. — Он не спрашивал, он утверждал с обычной своей прямотой.

— Снова? — девушка едва заметно кивнула, продолжая разглядывать огонь.

— Ты каждую ночь просыпаешься, лежишь, — серьёзно, без тени усмешки подтвердил мужчина, рассматривая, как прогорает полешка. — Я заметил это. Это из-за Храма? Если бы я знал, что он так напугает тебя, я бы не рассказывал так подробно. Мы не торопим тебя.

— И ты каждый раз просыпался вместе со мной? — удивилась Катя и едва заметно улыбнулась. — Нет, не Храм. Зачем мне его бояться? У меня просто кошмары.

Сафен недоверчиво покачал головой, а потом просто приобнял гостью, устроил её голову на своём плече, пододвинулся поближе. Так они и сидели, замерзая и греясь, уютно наслаждаясь молчанием. И Катя незаметно задремала. Сафен осторожно перенёс девушку на лежанку и сам устроился рядом. Кошмары в ту ночь её больше не беспокоили.

Утром они проснулись и обнаружили, что спали обнявшись. Им потребовалось несколько долгих секунд колебаний, чтобы решиться на улыбку, сначала смущенную, потом открытую. Одевались они уже смеясь. С тех пор, если Кате опять снился плохой сон, Сафен просто обнимал её, и она успокаивалась.

Глава 10

Сырой воздух медленно, очень медленно покрывает изморозью стены, но он не может напоить меня. Холод, рвущийся навстречу, мокрые камни крошатся, трескаются, но незыблемо стоят.

***

От моря дул тяжелый медленный ветер и оседал каплями на распущенных волосах. Катя в кожаной куртке и длинной кожаной же юбке, очень похожая в таком виде на аборигенок, сидела на тёмно-сером блестящем песке пляжа и выбирала понравившиеся ракушки. В раскрытом мешочке, лежащем на коленях, уже скопилось немало створчатых раковин разных размеров, чёрных, рыжих, желтоватых.

За спиной послышались не столько шаги, сколько позвякивание ножа по ташке и по ременным колечкам, и рядом сел лицом к морю Сафен.

— Ты собрала сумку, — в его спокойном голосе угадывались хорошо запрятанные горечь и отчаянная гордость.

— Да, я вернусь на дорогу, — в тон ответила Катя.

— Ты говорила, что тебе там было страшно, и одной по ночам в лесу, и к людям... — он шумно сглотнул, всё так же подставляя ветру лицо, и поспешил продолжить: — Ты же можешь остаться, будешь и дальше варить свой рас-ко-ль-ник, рассказывать детям сказки. Ты же хорошо ладишь с детьми, тебе у нас рады. И наш язык ты выучишь...

— Я должна вернуться. Мне хорошо с вами, спокойно. Сафен, я действительно благодарна за твоё гостеприимство, но... получив возможность обдумать всё без страха, я многое поняла. — Катя затянула завязки на мешочке и пересела, опустившись на песок напротив Сафена. — Может я и обманщица, но даже такая я им нужна. В деревнях меня просили рассудить, как человека со стороны. Я даже один раз дала имя ребёнку. Это был двухмесячный мальчик, первый сын после восьми дочерей. Теперь его зовут Ждан, — девушка устроилась поудобней, и ветер бросил её волосы вперёд, закрыв почти полностью лицо. — А в пути и в городах не нужен был совет стороннего человека, тем людям нужно просто рассказать то, что камнем лежит на сердце. И я их понимаю.

— Останься...

— Не могу. У меня на сердце тоже лежат камни. Могу ли я их искупить? Мне не вернуть жизни убитым, но я могу помочь живым. Обещаю, когда я снова выйду к Диким Землям, я вернусь.

— Никто не возвращался.

— Они заходили в Храм, а я нет. Я вернусь, всё же я не настоящая юродивая.

***

Через два дня Сафен проводил Катю до сквозного тракта, по которому она и прошла за завесу. А сам вернулся в свой ставший пустым дом.

В углу осталась лежать одежда, в которой Катя ходила по лесному посёлку. Чистая, тёплая. Девушка под руководством местных женщин неделю шила её, старательно, неумело, а потом шипела на исколотые пальцы и талдычила по кругу «Здравствуйте. Благодарю. Пожалуйста. Помогите», пытаясь запомнить слова незнакомого языка. За несколько месяцев она так и не продвинулась в изучении языка. Тех слов, что Катя успела выучить, хватало только чтобы играть с детьми и обменяться парой самых простых фраз с их родителями.

Здесь. В этой комнате каждый день слышались попеременно её смех и плач. Сафен знал, что Катя тосковала о чем-то, о чем не хотела говорить, но она почти не рассказывала о прошлом. Но радовалась она чаще, особенно её, почему-то, веселили ножи.

Нож как нож: деревянная ручка, серая створка с зубчатым краем или ровным сколом... Но ей было смешно. Катя всегда бережно клала ножи на стол, боясь их разбить. Глупая, раковины наших пляжей повредить может только море.

В зеве плиты остался полный горшок варева, которое она приготовила. Суп уже остыл и подернулся масляной плёночкой. Но наверняка он такой же вкусный, как и все предыдущие. Катя всегда, когда готовила, усаживалась вот тут на полу напротив печи и умиротворённо слушала разговор ленивого бульканья. А потом они вдвоём обедали деревянными ложками.

Ложками. Это так больно, что Катя не поняла, а может, он сам побоялся объяснить. Где же они, должны были лежать на полке. Да.

Сафен нашел заваленные посудой нарядные ложки. Он сам среди зимы нырял в глубины моря, чтобы достать белоснежную раковину, сам делал ручки, одинаковые, как и сами створки. Но Катя их не приняла, почувствовав, что они не просто посуда. А теперь...

Сафен с размаху разломил черенки и швырнул обломки в угол. Дерево разлетелось на щепки, и белые створки раковин раскатились в разные стороны. Катя ушла. Она не вернётся.