На этом разговор закончился, и больше я не поднимала данную тему. Но долго раздумывала над словами соседки.

Родственники Виры оказались очень милыми, приятными в общении эрхелами, хотя некоторые черты характера повеселили. Мать и дядя — оба гораздо старше соседки по комнате, и, вроде бы, должны вести себя серьёзней, но иногда тоже казались молодёжью. Чего только стоила ссора по поводу, какой десерт брать! Самое забавное, что в конце концов гости купили оба варианта и около получаса пытались доказать друг другу, что их выбор вкуснее.

Через два дня Вира уехала в больницу. Наверное, это глупо, но без соседки в комнате стало как-то пусто. Конечно, есть ещё Ликрий, но с ним гораздо сложнее. Причём, в первую очередь, в мелочах. Всё-таки, и арванская,и чиртерианская часть намного более чуждые и странные. Да, я к ним привыкла и привязалась, но эмоционального контакта, настоящего понимания почти не ощущала. Мы слишком разные.

Поскольку в родильном отделении посетители не приветствовались, я поддерживала с Вирой дистанционную связь. Роды прошли хорошо, и мне с гордостью продемонстрировали маленькое живое существо. А ещё через трое суток молодая мать вернулась в общежитие, а её родственники уехали, увезя с собой ребёнка.

Я провожала их вместе с Вирой — чтобы, если понадобится, помочь ещё не полностью оправившейся соседке. Во время поездки на вокзал эрхелы делились планами, смеялись и слегка поддразнивали друг друга. А вот на обратном пути Вира уже не шутила и не веселилась, горько промолчав всю дорогу. Когда мы вошли в комнату, решительно стряхнула обувь и отправилась к живому уголку, где в тот момент сидел Ри.

— Ликрий, ты сильный, умный, опытный, — жалобно начала эрхелка, заглянула другу в глаза, а потом решительно плюхнулась ему на колени и крепко обняла. — Я тебе сейчас на жизнь плакаться буду!

При этом соседка полностью проигнорировала, что псевдоволосы свободно струились вокруг мужчины. Обычно в подобной ситуации мы старались обходить химеру стороной — даже случайно порезаться никому не хотелось. От такой необычной смелости (или неосторожности?) я замерла.

Ри тоже на мгновение растерялся, метнул в меня недоуменный взгляд и, осторожно приподняв Виру, перевёл псевдоволосы себе за спину.

— Что случилось?

— Ну почему у меня всегда всё вот так по-дурацки складывается? — эрхелка всхлипнула, уткнувшись носом в шею собеседнику. — Росика увезли, а я, как идиотка, тут осталась. Могла ведь, как мама, в армию пойти. Или, как папа, — в повара. Или ещё куда-нибудь, да хоть к дяде электриком. Но нет, гордыня взыграла, решила, что так сама прославлюсь, Эррозии больше пользы принесу... да и всё равно, мутант безнадёжный. Не пошла бы на самоубийцу, сейчас вместе с сыном могла бы быть.

Сначала я хотела возразить, что не поступи Вира в этот университет, не встретилась бы с Ри и ребёнка бы не появилось. Но потом опомнилась и промолчала. Эрхелка не дура и наверняка сама это понимает. Вот только горя понимание не уменьшает. Так часто бывает: разумом признаёшь, а чувствам приказать не получается. И, наверное, в эти моменты лучше всего просто посочувствовать.

Вира ревела, жаловалась Ликрию, а тот успокаивающе гладил её по голове. А я остро почувствовала себя лишней, поэтому развернулась и тихо покинула комнату. К приятелям не тянуло, поэтому просто поднялась на крышу общежития, на оборудованную обзорную площадку и села на её краю, свесив ноги вниз.

Из-за частых природных катаклизмов здания в Бурзыле либо делали приземистыми, преимущественно подземными, либо снабжали специальной защитой. Например, наше общежитие окружало специфическое силовое поле: оно снижало скорость ветра, отводило в сторону крупный град, ограждало от разрушительного воздействия смерчей и прочих экстремальных капризов погоды. А заодно, в качестве побочной функции, являлось защитой для безалаберных студентов: случайно выпав из окна или со смотровой площадки, люди не разбивались насмерть, а сначала быстро летели вниз, но примерно за два этажа до земли скорость падения замедлялась, и приземление выходило достаточно мягким. Этим пользовались многие жители надземной части общежития: вместо того, чтобы спускаться по лестнице или ждать лифта, просто выбрасывались в ближайшее окно. Некоторые даже развлекались таким образом, специально поднимаясь на крышу, а потом спрыгивая — и получая острые ощущения, как на каком-то экстремальном аттракционе. Когда о данной особенности поля узнал Ликрий, то долго его тестировал, нарочно разбегаясь и пытаясь таким образом пересечь ту границу, за которой защиты уже нет. К слову, в конце концов другу удалось добиться успеха, правда, не из нашей комнаты, а с крыши (в нашей места для разбега оказалось недостаточно). Вопреки ожиданиям, Лик не только остался жив, но вообще не покалечился и даже синяка не набил. Как потом обмолвился чиртериан, для его народа высота двадцатиэтажного дома считается фактически «детской». Вира тоже иногда пользовалась окном в качестве скоростного лифта, а я так до сих пор ни разу не решилась испытать местные высокие технологии на практике: мало ли, вдруг откажут, а рисковать как-то не хочется. Всё-таки, какой-то липовый из меня самоубийца получается. Очень уж осторожный... или трусливый.

Бурная весна сменилась жарким, дождливым, туманным и удушливым летом. Зелень города и окрестностей спешила взять своё и буквально бушевала, вкупе с погодой создавая серьёзные проблемы людям. Впрочем, не только она. С учётом гигантских расстояний Чёрной Дыры в целом и Тартара в частности, Бурзыл считался расположенным почти на западной границе страны — а это накладывало свои особенности.

Курс «основы географии Чёрной Дыры» позволил лучше ориентироваться и частично заполнил большие пробелы, оставшиеся после подготовительной гонки. Ведь тогда разобраться было нереально и приходилось ограничиваться сведениями, непосредственно необходимыми для выполнения заданий. Сейчас же они начали приходить в систему.

Так вот, одной из самых ярких и простых зависимостей местного мира являются изменения с востока на запад. Кстати, «восток» и «запад» здесь различали не по восходу солнц, а именно по этим изменениям. Чем западнее, тем более частое и агрессивное ренство, выше многие фоны, в том числе гравитация, активнее и агрессивнее микроорганизмы и больше «времени» в реальных сутках. Кстати, время в Чёрной Дыре — понятие растяжимое. Например, реальные сутки в Белокермане длятся примерно двадцать два с половиной Земных часа, а в Бурзыле — почти сорок с половиной. Но при этом реальные сутки начинаются и заканчиваются одновременно, просто пока в Белокермане проходит час, в Бурзыле пролетает немногим меньше двух. Ещё — чем западнее, тем сильнее отличаются сезоны, чаще природные бедствия, агрессивнее внешняя среда, больше мутаций и активнее ксера.

С погодой, катаклизмами и местной экосистемой ещё полбеды — главные трудности создают не они. А вот серьёзное повышение количества мутаций уже приводит к большим проблемам. Если на восточных широтах (восток Тартара и вся территория Миртара) злокачественных опухолей, как, кстати, и доброкачественных, практически не встречается, то на западе (запад Тартара и вертарские территории) с ними приходится бороться постоянно. Например, как удалось выяснить, в Бурзыле человеческая часть населения минимум ежемесячно проходит специальную процедуру для экстренного выявления и выжигания новообразований. Причём при таких регулярных проверках нормой считается уничтожение от сотни до полутысячи опухолей за раз, а вот если их оказалось четырёхзначное число — значит, здоровье не в порядке. Уже эта причина (и то, что болезнетворные организмы на западе гораздо активней) полностью объясняет малое количество аллюсов. Те, у кого не хватает денег, вымирают, причём быстро и мучительно. В этом плане химеризм — огромный бонус. Практически не известны случаи, когда у химер находили новообразования, агрессивная иммунная система их не допускает. После страшной статистики мне уже не казалось, что бесплодие такая уж большая цена за безопасность. Тем более, если учесть воздействие ксеры.