- Ты что, ополоумела! Я тебе покажу «вместе»! Тебя заберут, так и мне несдобровать! - Клавдия Ивановна поспешно встала на пороге и раскинула руки, точно приготовила себя к распятью. - Я за тебя в ответе! Поняла?

- Тогда и Федора оставьте… А нет - я тоже уйду…

- Господи, да что же мне делать? Свалились на мою голову!-простонала Клавдия Ивановна, и лицо ее пошло красными пятнами. - Да ты чего стоишь-то?- выкрикнула она вдруг сердито. - На стол не можешь собрать! Ужинать ночью, что ли, будем?!

За ужином молчали. Федор не подымал глаз от тарелки. Он чувствовал на себе враждебный взгляд хозяйки и понимал, каково сейчас Любе. Ей, конечно, стыдно, что тетя Клава такая трусливая. Ему-то что! Утром он уйдет, только его и видели! А каково Любе жить у такой жабы?

После ужина тетка приказала ложиться спать.

- Ляжешь со мной, - сказала она Любе. - А этот, - кивнула тетка на Федора, - пусть стелется у печи на лавке… И утром чтоб духу его не было!..

Она принесла старое лоскутное одеяло и огромную подушку в розовой наволочке.

- Простыни не будет, обойдешься! - сказала она, швыряя на лавку постель.

Пощупав в кармане пистолет, Федор снял куртку, осторожно свернул и положил под подушку.

Клавдия Ивановна вскипела.

- Смотри, что делает! Грязную одежду под подушку! А стирать кто будет?! Ты?

Рванув куртку, она бросила ее в угол. Раздался тупой стук.

- Чем карманы набил, обормот непутевый? - зло уставилась на Федора Клавдия Ивановна. - Камни у тебя там, что ли?

У Любы перехватило дыхание: а ну как тетка сама посмотрит, что у Федора в кармане?

- Портсигар металлический у меня гам… Батин,- нашелся Федор. - Несу в Ряжевск… может, на хлеб сменяю…

- Врешь, поди! - Клавдия Ивановна покосилась на куртку. - Не для менки у тебя портсигар, сам куришь! По глазам вижу, что куришь! Не вздумай ночью дымить! Закуришь, среди ночи выгоню! Вот те крест - выгоню!

Она истово перекрестилась перед закопченной иконой. ..

«Скорее бы заснула, - думала Люба, лежа рядом с теткой и прислушиваясь к ее дыханию. Нет, тетка не спит, дышит ровно и тихо. Люба помнит, что во сне тетка всегда храпит. - Видно боится, что Федор ночью закурит и спалит дом. Ждет, когда мы заснем. Тогда она встанет за портсигаром».

Люба живо представила, как тетка неслышно встает с кровати, лезет в карман куртки и вытаскивает револьвер. От страха она бог знает что натворит! Побежит с револьвером к полицаям или к Карлу Францевичу. А тогда… Нет такого допустить нельзя, надо что-нибудь придумать…

Люба тихонько пошевельнулась.

- Ты чего? - мгновенно всполошилась тетка.- Клопы кусают?

- В горле пересохло. Вода в сенях?

- Ага… Ковшик над кадушкой… - отозвалась тетка и протяжно зевнула.

Люба слезла с кровати. Федор спал. Люба схватила куртку и вышла в сени. Нарочно бренча ковшом, чтобы слышала тетка, Люба вытащила пистолет, сунула его-в корзину под огурцы. Возвращаясь, она положила куртку на прежнее место и юркнула под одеяло.

Их разбудил громкий стук в дверь. Когда тетка и Люба выскочили из-за полога, Федор уже натягивал на себя рубаху. Тетка запричитала:

- В такую рань… кого бы это?

В дверь, не переставая, стучали. Клавдия Ивановна бросилась в сени.

- Куртка! - прошептал Федор Любе. - Пистолет. ..

В сенях послышались громкие голоса, распахнулась дверь, и в комнату вошли три гестаповца. В одном из них Люба узнала Карла Францевича. Посеревшая от страха Клавдия Ивановна прерывисто бормотала:

- У меня все по закону… я приказы соблюдаю. Любоньку-то, племянницу мою, вы ведь знаете, Карл Францевич… У вас училась, девочка старательная… тихая…

- Брось нудить! - прикрикнул бывший учитель немецкого языка. - Не в ней дело! Кто этот мальчишка?

- Люба привела. Она за него в ответе. Я - по жалости. .. только до утра… вроде как дитя…

- Дитя! А не это ли дитя подожгло склад? Покажи документы! - приказал он Федору.

- Нету, дяденька, у меня документов, - плаксиво затянул Федор. - Староста сказывал, только с четырнадцати лет справки полагаются…

- А тебе сколько?

- Тринадцать минуло недавно…

- Кто твой отец? Говори правду!

- Фельдшером у меня был батя. Убило его в бомбежку.

- Врешь! Мы точно знаем, что ты сын бывшего начальника ряжевской милиции. Ты поджег склад! Твоего отца повесили и тебя повесим!

- Господи! - всплеснула руками Клавдия Ивановна и плюхнулась на скамью.

- Что вы, господин офицер… - заныл Федор. - Я же тут никогда не бывал… В Ряжевск иду, к родственникам. .. Проверьте, коли не верите…

- Мы с ним вместе пришли, Карл Францевич, - заговорила Люба. - Он в нашей деревне живет, в Ясенках. Ничего он не поджигал…

- Из жалости пустила! -простонала Клавдия Ивановна. - Через доброту свою страдаю…

- Собирайся! - приказал гестаповец Федору. - И ты тоже! - бросил он Любе.

- Любоньку-то за что? - закричала Клавдия Ивановна.

- Ничего ей не будет. Расскажет, что знает о мальчишке, и отпустим на все четыре стороны.

Федор посмотрел на Любу. Она была бледна, в широко раскрытых темных глазах застыл страх. Федор ужаснулся. Конечно, она не выдержит! Расскажет про партизан. Разве может девчонка выдержать допрос в гестапо!

- Долго вас ждать? - Карл Францевич взглянул на часы. - Одевайтесь!

Федор потянулся было за курткой, но тут же опомнился. В гестапо его, конечно, обыщут… найдут пистолет. - Он круто повернулся к гестаповцу:

- Я готов… - и шагнул к двери.

- Одежку-то, одежку-то свою возьми! - всхлипывая, Клавдия Ивановна протянула ему куртку.

- Какой забывчивый! - злая усмешка скривила губы Карла Францевича. Он что-то сказал по-немецки молчаливому ефрейтору, тот вырвал из рук Клавдии Ивановны куртку и зажал под мышкой.

От страха у Федора пересохло в горле.

- Эти хитрости нам известны, - донесся до него словно издалека голос Карла Францевича. - В одежде, конечно, зашит какой-нибудь партизанский документ. Не надейся, в гестапо находят все! Пошли!

Оба немецких солдата разом поднялись со скамьи.

- Курт, останешься здесь и сделаешь обыск, - приказал бывший учитель. - Арестованных отведу я и ефрейтор Шпильман.

«Обыск! - Люба почувствовала, как внутри у нее все похолодело. - При обыске найдут в корзине оружие, обязательно найдут! И тогда - конец!»

- Выходи! - резкий окрик гестаповца привел Любу в себя.

Клавдия Ивановна завыла во весь голос.

- Чего вы, тетя Клава, - заговорила Люба. - Вы же слышали, Карл Францевич меня отпустит. Я оттуда прямо на базар - с огурчиками. Позвольте мне, Карл Францевич захватить с собой корзиночку, чтобы успеть на базар. У тети и хлеба не на что купить.

- Ладно, бери, и довольно разговаривать! Марш на улицу!

Ефрейтор Шпильман схватил Федора за шиворот и потащил к выходу Следом Карл Францевич вывел Любу. Так они и шли по утренней безлюдной улице: впереди Шпильман тащил Федора, позади бывший учитель вел Любу.

Федор шел, с трудом передвигая ноги. «Все про-пало!» - думал он в отчаянии. Пропало из-за его преступной глупости. Он нарушил приказ командира, взял с собой оружие. И теперь из-за этого - неминуемая гибель. Смерть ему, смерть Любе, смерть всем, кого он должен был спасти. И во всем виноват он, один он!

Федору и в голову не приходило, что «вальтера» в куртке нет. Он живо представил себе, как гестаповец вытаскивает из кармана куртки пистолет. «Пытать! - приказывает он. - Пытать, пока не скажет, откуда оружие и где скрываются партизаны!»

Люба шла позади. Корзинка с огурцами, казалось, жгла ей руку. Она думала только об одном, как избавиться от пистолета. Она верила Карлу Францевичу, что ее сразу же отпустят. Люба не сомневалась, что и Федора отпустят. Он знал, что нужно говорить. И все равно было очень страшно идти в гестапо, пряча в корзине оружие. Но как избавиться от него, если рядом шагает гестаповец и не спускает с тебя глаз?!