- Ты за мной? - спрашиваю наконец.

Он кивает. Прямой, бледный, торжественный.

Однако я почему-то не тороплюсь. Что за стенами этого дома? Не имею об этом ни малейшего понятия. Ни один звук не доходит оттуда. Что меня там ждет? А здесь, рядом, он.

Море и небо - вот все, что видно из моего окна. Они то хмурятся, то проясняются, проливаются ливнями и громоздятся валами, и все же всегда остаются одними и теми же. Теперь я выхожу навстречу неведомому».

Она снова останавливается.

- Что, опять не те буквы?

- Да нет, буквы те же. Но говорит он. Понимаете? Пусть это скажет кто-нибудь из вас, получится вроде постановки.

Беретик заглядывает ей через левое плечо:

«- Это остров Твердыни…»

«…четко выговаривает он, - подхватывает Заморыш. И продолжает без запинки: - По улице катят какие-то странные машины. Высятся дома, зеленеют деревья. И нигде ни души».

Она осторожно подталкивает Беретика.

«- Это Твердыня», - произносит тот.

«Удивительное ощущение: все движется и все как бы стоит на месте. И мы будто движемся и не движемся. И эта тишина, напряженная и зловещая. Живет ли кто-нибудь в этих высоких домах? Для кого зеленеют деревья?»

- «Мы перед Вместилищем Мудрости», - произносит Беретик.

«Поднимаю глаза. Глухая стена, серая, угрюмая. Но есть что-то в ней, есть. Серая - да, но не угрюмая. Напротив, она словно светится изнутри. На глазах у меня становится почти прозрачной.

Куда ты привел меня, Окера-Улл? Что задумал?

Не решаюсь его спросить. Вернее, не успеваю. Прямо передо мной стена расступается. Свет, что пронизывал ее, теперь льется свободно, теплый, живой. Я догадываюсь: мы пришли, меня ждут.

Круглый сводчатый зал с ослепительно серебристыми стенами. И ничего больше».

Тут наша чтица делает еще одну остановку. Но молчит и Беретик.

- Подает голос третье действующее лицо, - поясняет Заморыш. - Придется тебе, Дору, спеть эту партию.

Что ж, раз надо. Я пристраиваюсь справа:

- «Добро пожаловать, Дитя Самосветных Миров!»

«Голос раздался неожиданно, отовсюду и ниоткуда. Глубокий, размеренный, спокойный. В нем словно и стены растворились».

«Как давно мы вас ждем! Но прилетела к нам ты одна…»

«Вновь серебрятся стены. Но что это? Какие-то тени движутся вдоль них, смутные, расплывчатые. Что-то знакомое… У меня дух захватывает. Нет, быть такого не может! Тени пляшут, распадаются, вновь складываются во что-то…

Да ведь это я! Я!

Вскрикиваю. Или не я вовсе? Только эхо прокатывается под сводами.

Я с трудом прихожу в себя. Какая мертвенная тишина вокруг! И ничего, ни следа чего-нибудь на серебристых стенах. Словно все, что на них проступало, так же внезапно погрузилось в тишину и небытие.

Нет, я не желаю исчезнуть! Я вся противлюсь этому. Ведь я там не одна. Не могли же они все раствориться. Я злюсь, негодую, сжимаю кулаки. Я ничего не вижу.

И вдруг вижу все. И всех своих.

Я отказываюсь понимать происходящее. Есть ли они на самом деле? Взгляд скользит вдоль стен. И снова тонет в их бездонной пустоте.

- Зачем? Зачем вы так?

На этот раз я себя услышала. А они? Услышали ли они меня?»

- «Если ты пожелаешь их увидеть, думай о них. Думай, думай…»

«И я подчиняюсь этому невидимому властному голосу. Я думаю, сосредоточиваюсь на одном.

И вижу все».

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,

или о том, как начинался путь к Вместилищу Мудрости

Целых два дня Аргуса не было видно, и мы, как я уже говорил, спорили о том, что такое робот. Ясно, он затем и существует, чтобы помогать человеку, а то и заменять его. Он сортирует детали или обходит препятствия. Стало быть, видит.

- Конечно, - уверяет меня Беретик. - Вместо глаз у него телекамера, всего делов.

- Ладно, видеть он видит. А почему не путает втулку с валиком?

- Значит, различает их как-то…

- Как-то! И это, по-твоему, ответ изобретателя?!

Вот с этим мы и пришли к Аргусу. И я решился задать ему с ходу самый что ни на есть трудный вопрос:

- Скажите, Аугустин Алексеевич, смогут ли роботы когда-нибудь вообще заменить людей?

- Смогут ли? Или будет ли в этом необходимость? - постарался он сперва уточнить вопрос. - Дойдем ли мы до жизни такой?

- Ну, скажем так: если мы этого захотим, будут ли они в состоянии?…

- Это уже поближе к действительности, - согласился он. - Подумаем над ответом, но только с одним условием: не спрашивать меня, восстанут ли роботы против своих создателей. Признаюсь, этот вопрос в свое время набил мне оскомину.

- Условие принимается, - объявил Беретик.

- Так, говорите, будут ли они в состоянии? - переспросил Аргус. - В принципе, насколько мне известно, машину можно наделить самыми разнообразными человеческими способностями, причем круг этот постоянно расширяется. Долгое время, например, не удавалось общаться с ней посредством живой речи. Теперь, при помощи синтезаторов звука, мы слышим машину, нужные нам ответы. Вот мы ездили на зеленых «Жигулях», проделывали с ними всякие опыты. И ответ получали…

Мы переглянулись, но виду не подали. Хотя, если вдуматься, подавай не подавай, ему и так все известно.

- Должен вам признаться, - продолжал Аргус, - что «Жигули» оборудованы всего лишь микромагнитофоном, довольно простым устройством. Известный вам звук записан на пленку, в то время как в электронной вычислительной машине, о которой речь, никакой ленты нет, слова составляются из отдельных звуков, имитирующих, то есть воспроизводящих человеческую речь, очень точно ей подражающих. Так что с технической точки зрения «Жигули» дяди Преды могут произвести впечатление разве что на Рекса.

При этих словах мне видится почему-то не Рекс, а мы трое, как мы отскакиваем от забора и стараемся держаться от него подальше. Но, хотя Беретик тогда первый попал под удар, теперь он сохраняет завидное хладнокровие.

- Значит, робот научился говорить, - как бы подытоживает он то, что было сказано до сих пор. - А как у них по части чтения?

- Пожалуй, читать они научились даже раньше, чем разговаривать. Не всякий текст, конечно, во всяком случае не рукописный, но распознавать многие знаки машина умеет.

- Минуточку, Аугустин Алексеевич, - допытывается Беретик, - как вы сказали? Распознавать? Значит, отличать один от другого?

- Примерно так, - соглашается Аргус.

Беретик торжествующе глядит в мою сторону: что, мол, я тебе говорил? Понятно, я мог бы ему заметить, что смысл слова не в том только состоит, чтобы назвать его по-другому, но вместо всего этого зажмурился и спросил в лоб:

- А мысли читать они научатся?

Что и говорить, Беретика я этим вопросом посадил в лужу. Зато на себя чуть не накликал беду.

Аргус молча поднялся и возвратился - с чем бы вы думали? Конечно же, с Черным Треугольником. Хотя и без кепки.

- Чтобы ответить на ваш вопрос, уважаемый коллега, - вполне официально обратился он ко мне, - необходимо сперва продолжить наши совместные опыты…

Я так и обомлел.

- На сей раз, если желаете, объектом исследования могу стать я.

И протягивает мне Черный Треугольник. Не затем, чтобы пришлепнуть его мне на лоб, а чтобы я его прикрепил - ему.

- А приборчик ваш… с лентой… бумажной… вы тоже дадите? - засомневался я.

- Само собой разумеется. Вместе и расшифруем его показания. Иначе какой же опыт?

Рука моя уже потянулась было к датчику. Заморыш с Беретиком так и замерли. Но тут я, как самая настоящая электронная машина, успел сообразить: а если это подвох, розыгрыш? И тут же выскочило готовое решение.

- Дорогой Аугустин Алексеевич, - обратился я так же любезно, - если прибор был бы сейчас передо мной, что бы мы прочли на ленте?

Он скрыл улыбку:

- Пытаешься получить вывод раньше эксперимента? Так сказать, запрячь телегу впереди лошадей?

- Аугустин Алексеевич, - отбиваюсь я, - ведь мысль все равно течет, вы только помогите ее расшифровать. Вы же обещали.