- Так, говоришь, не замечала? А я тебя давно приметил!… - и хитро улыбается.

Я поежился: это уже не просто владелец «Жигулей» заговорил, а хозяин Рекса. И сада, где поспевает чудо-вишенка, которой нет равных во всей махале. Его слова я лично так расшифровываю: с вопросами не приставайте, а то возьмусь-ка и я кое о чем вас расспрашивать… И действительно, Заморыш умолкает. В самом деле, откуда знать, чем еще его «Жигули» оборудованы по знакомству? А если, к примеру, кинокамерой? Ты подбираешься к вишне с тылу, кругом никого, ни малейшей опасности, и вдруг раздается лай, ты застываешь на месте, а камера тебя - щелк! - и документик готов для кого надо, пожалуйста. И с ним тебя везут прямо на уху с бубенцами. Усекли?

Беретику до всего этого, кажется, дела нет, а Заморыш, похоже, усекла. Помалкивает, что-то себе под нос мурлычет. Любопытство, говорят, не порок, но из-за него можно нарваться на большие неприятности. Так что пусть лучше песенки напевает.

Но что это она поет?

Прислушиваюсь и обалдеваю.

- Я тебя вижу, а ты меня нет… - довольно внятно выводит Заморыш. - А ты меня нет, а ты меня нет…

Даже Беретик оторвался от окна. А хозяин вишни ухмыляется…

И вдруг тормозит.

- Приехали! - объявляет он громко. - Милости просим. Дальше - пешочком.

Так. Иными словами, хватит, накатались. А куда же пешочком? Чему навстречу? Какой такой ухе?

- Ну как, соседка? - с той же ухмылочкой продолжает хозяин вишни. - Я тебя вижу, а ты меня нет? Или наоборот?

Но мы уже высыпали из «Жигулей». Водитель указывает нам на тропу и, прощаясь, машет рукой:

- Низкий поклон Аугустину Алексеевичу!

Мы осматриваемся. Да, дальше на машине и впрямь не проедешь. Тропа ведет через густую, сочную траву. И такую высокую, что, если чуточку присесть, укрывает тебя с головой.

- Ух ты, а орехи какие! - присвистывает Беретик.

И верно, я сроду таких не видел. Ветвистые, могучие, они как бы обступают луг с трех сторон, перебрасывая друг к дружке прохладные островки тени.

- Видишь, как выстроились? - все восторгается Беретик. - Чтобы на колесах никто и не подступился к такой травке! Верно сказано: дальше - пешочком!

И тут же скидывает сандалии, да так, что они у него кувыркаются в воздухе. Беретик их подхватывает на лету и срывается с места, мы с Заморышем - за ним. Ветер звенит в ушах, присвистывает. Мы на минутку останавливаемся и тоже сбрасываем обувь. Вперед! Вдруг Беретик юркнул в сторону. Мы - за ним. Где же он? Нигде не видно! Как сквозь землю провалился!

- А я вас давно приметил! - раздается откуда-то сзади. - Вишенок, небось, захотели?

Ну и Беретик, ну и напугал! Нам уже померещилось - хозяин Рекса нас в этих зарослях подкараулил… Теперь мы мчимся сквозь них все вместе, потом наперегонки, потом снова:

- Настоящие прерии! - орет во всю глотку Заморыш. - Пампасы!

- И ветер здесь пахнет по-другому, чем в городе! - не устает восторгаться Беретик.

Но вот трава сменяется камышами. Я первый врезаюсь в них. И слышу:

- Берре-гись!

Я подаю отчаянный знак своим и бросаюсь наземь. Не шевелюсь, не дышу. Ведь то был голос Аргуса!

Приоткрываю один глаз. В десяти шагах от меня, крепко упершись ногами в землю, Аргус что-то раскручивает над головой. Затем выбрасывает руку вперед - и это «что-то» рассекает воздух. А рядом сидит незнакомая девушка и сквозь смех ему что-то говорит.

Затем наступает тишина. Мои тоже не шелохнутся.

Что это было? Гарпун? Лассо?

И тут я отчетливо слышу звон бубенца.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,

или Чем заканчивается иногда уха с бубенцами

Пеший поход у нас не состоялся. Зато привал получился что надо. Мы удобно устроились впятером на берегу небольшого пруда, легкий ветерок пробегает по камышам, подхватывает дымку пара над огнем. А дух какой разносит - закачаешься!…

Тем временем у воды продолжают звенеть бубенчики. Нет, не от ветра. Если даже порыв посильнее и раскачает какой из них, Аргус сразу отличает его голос. Да и мы понемногу приучаемся. А поют бубенчики оттого, что клюет рыба.

Аргус забрасывает крючок на длинной леске, она дотягивается до самой середины пруда, на конце у нее и наживка, и грузило. Другой конец крепится на берегу, вот здесь-то и навешивают бубенчики, по одному на каждую леску. А «беррегись!» приходится кричать, чтобы не задеть кого-нибудь во время броска. Когда я впервые это услышал, мы трое были еще на порядочном расстоянии, - вряд ли оно к нам относилось, да и не видел нас Аргус. Но заботиться ему, видно, было о ком.

Она сидела на плоском камне, поджав ноги и обхватив их руками, а он успевал и леску с грузилом раскручивать, и рыбу из воды вытаскивать, и за казанком на огне присматривать, не говоря уже о бубенчиках. А как аккуратно, шалашиком, у него сложен костер!…

Сперва, понятно, перезнакомились. Ее зовут Сильвия Спиридоновна, больше она ничего о себе сразу не сказала, только Аргус добавил, что его гости ни в коем случае не должны стесняться друг друга, все они сегодня одинаково рисковали, потому что клева вполне на этом озере могло не быть, тогда ухой бы и не пахло, одними бубенцами… На что Заморыш бойко заметила: озеро это, должно быть, славится не только ухой, но и травой, так что риска нет ровно никакого. И даже спросила Сильвию Спиридоновну, не прошлась ли она босиком по траве.

Бубенчики позванивали, уха поспевала, следить надо было в оба, но Аргус, как я заметил, успевал поглядывать и на нас троих. И, верно, видел он моих друзей в первый раз, во всяком случае вблизи, и ему наверняка было интересно, что это за безобразники такие втроем баламутят весь двор. Назвал я их, понятно, домашними именами, Зикой и Борей, но он наверняка уже прикидывал, как они зовутся меж нами. У Беретика, к примеру, волос хоть куда, - сколько его ни стриги, на следующее утро вырастает с прибытком, будто никакие ножницы его не касались; но к тому же ходит всегда Беретик в старых тренировочных брюках и полосатой футболке, бело-голубой, отчего его вполне можно было бы прозвать Матрасиком или Зеброй. Зато Заморыша иначе не назовешь, разве что Скелетиком.

Итак, уха варилась, рыба ловилась, колокольчики звенели. Все это было прекрасно, но я уже начал проигрывать варианты.

Одно совершенно ясно: Аргус норовит увести нас как можно дальше от дома. Охраняет покой жильцов, в первую очередь своей квартирной хозяйки, или кем там ему приходится наша всеобщая бабуля, потому-то он нам и стрелу выложил, и Рексовы «Жигули» за нами прислал. Ну, допустим, сегодня позвал он нас на рыбалку, а завтра, выходит, - на охоту? А послезавтра? Увезет на свои деньги куда-нибудь в Карпаты или еще куда? Нет, тут что-то не то… Тут и варианты не пронумеруешь, все они на одном сходятся: появился в шестом подъезде новый жилец и старается заслужить благодарность всех остальных.

И еще в одном можно не сомневаться: человек он хозяйственный и запасливый, не хуже нашего Беретика. И миски, и ложки, и складные стаканчики - все у него с собой в рюкзаке. А уха, оказывается, приправлена даже лавровым листом. Заметила это с похвалой Сильвия Спиридоновна, но при ее словах Аргус как-то заговорщицки глянул на меня, - и мне вспомнился, конечно же, План Законного Возмездия, первые мои слова в дверях, его приглашение в дом и обещание одолжить лаврушки на целый венок… И, наткнувшись в миске на добрую половину листа, я отодвинул его ложкой подальше.

Запасливый наш сосед оказался и замечательным поваром, - это, впрочем, можно было предположить, - гости наперебой хвалили его уху и не отказывались от добавки. От похвал уховар, как мне показалось, даже слегка смутился, во всяком случае, постарался перевести разговор на другое.

- А знаете, Сильвия Спиридоновна, - начал он после того, как уговорил нас разделаться со всем, что еще оставалось в котелке, - я ведь вас не случайно свел с ребятами за этим столом. Вы, можно сказать, коллеги.