Как–то вечером, когда Хаттар сидел с женой и друзьями–американцами в ресторане, к ним подошла служащая ресторана и передала Хаттару записку, сказав, что это от той госпожи, которая стоит у окна. Пока Хаттар читал записку, выражение его лица менялось. Потом он встал и пошел к окну, где его ждала незнакомка. Они поговорили, и Хаттар, прощаясь, оставил ей свою визитную карточку. Когда он вернулся к своему столику, жена и его друзья собрались уходить. Всю дорогу они молчали, а дома жена при всеобщем одобрении друзей заявила ему, что жить с ним больше не намерена. В это время в дверь позвонили. В комнату вошла та самая женщина, с которой Хаттар говорил в ресторане. Она сняла рабочую спецовку и осталась в поношенном, дешевом платье. Увидев ее, Алиса вскрикнула, а Хаттар словно окаменел. На крик Алисы прибежала служанка Саида. Незнакомка подошла к Алисе и хотела ей что–то сказать, но та оттолкнула ее, закричав: «Не подходи ко мне, не касайся меня!» — выбежала из комнаты в сопровождении друзей–американцев. Чтобы не упасть, незнакомка схватила за руки Саиду, и они обе грохнулись на пол.

Хаттар растерялся, в глазах его были гнев и изумление. Саида, та самая Саида, которая была для него олицетворением древней Сирии, самый дорогой для него человек в доме, лежала у его ног беспомощная и неподвижная. А рядом эта жалкая женщина, совсем обессиленная. Там, на родине, она была нежной и благоухающей, как роза. Но теперь нет ни аромата, ни нежности, есть пятеро детей и муж, пьяница и картежник.

А ты, Алиса, кто ты? Ты крадешь красоту у жизни, чтобы превратить ее в нечто порочное.

А ты, Хаттар? Был ли ты когда–нибудь счастлив? И перед глазами Хаттара поплыла его родная земля, и ему казалось, что он трудится на этой земле, а над ним в вышине поют птицы его родины.

Вмиг развеялись призрачные надежды Хаттара, остались только разочарование и смерть и шум города, который никогда не спал. И почудилось Хаттару, что город этот — огромная башня с тысячью колес, которые вращаются с головокружительной быстротой и на башне этой едут бродяги, невежды, они слепо следуют туда, куда влечет их эта машина, а на верхушке башни — огромные часы, и большая птица, откидывая крышку, выкрикивает свое «ку–ку!». А пассажиры шепотом повторяют. «Это и есть те часы! Те самые часы!»

Хаттар склонился над бездыханным телом Саиды и сказал женщине:

— Помоги мне, Зумруд.

Они вынесли мертвую Саиду из комнаты».

Тут Абу Мааруф умолк, а потом сказал: «Вот и история. А поведал ее тебе сам Хаттар».

Перевод с арабского А. Имангулиевой

Два солдата

Аббас покинул дом до рассвета. Он не помнил ни как вышел, ни как дошел до опушки густого леса, отделявшего его дом от большой дороги. Он шел, ничего не видя вокруг. Ему казалось, что земля уходит из–под ног, деревья обрушиваются на него, а небо опускается, грозя стереть его с лица земли.

Дело в том, что накануне вечером он получил повестку из военного министерства с требованием явиться в семь ноль–ноль на ближайший призывной пункт. Фронту нужны были мужчины, а пушкам человеческое мясо.

Призывной пункт находился в восьми милях от его дома. Идти надо было пешком, потому что жил он в глухом, отдаленном местечке и в его распоряжении не было никакого транспорта, кроме осла. А ослом он воспользоваться не мог — некому было отвести его домой.

Для Аббаса и его матери эта новость была как гром среди ясного неба. Мать хотела умереть прежде, чем аллах снова пошлет ей подобное испытание. Она еще не забыла тот день, когда шесть лет назад почтальон принес извещение о гибели ее мужа, который «пал смертью храбрых, защищая родину, мир и свободу». Он оставил ей двух сыновей и дочь, виноградную лозу, сад с яблоками и сливами и маленький ветхий домик. Но аллах не обошел вдову своей милостью. Ей стоило огромного труда спасти себя и детей от голода, не попав в сети ростовщиков. Она была счастлива, что Аббас, ее первенец, вырос хорошим и добрым, как и отец, так же любил землю и всегда старался поднять хозяйство. Он отремонтировал дом, сделал пристройку, купил двух коров, определил брата и сестру в школу и начал подумывать о женитьбе: ведь жена может стать хорошей помощницей матери. Аббас посватался, когда ему исполнилось девятнадцать лет, к дочери одного богатого феллаха, жившего по соседству. Он был занят приготовлениями к свадьбе, но тут пришла повестка.

Аббас и его мать провели бессонную ночь. Все, что он создал тяжелым трудом и бережливостью, грозило развеяться в прах. Кто знает, вернется он с войны или нет? Может, и вернется, так без рук или без ног, а то и полным калекой.

Занималась заря, лес, окрашенный в цвета осени, тревожно шумел, словно, вспугнутые чем–то, перелетали с ветки на ветку птицы. Аббас остановился, чтобы бросить последний взгляд в сторону дома, которого уже не было видно. Он был огорчен: не поцеловал на прощание сестричку и забыл сказать матери, чтобы присматривала как следует за буренкой, которая должна была отелиться впервые, не оставляла бы ее ночью одну. Он тяжело вздохнул и вслух сказал: «Господи боже мой!» Из глаз его потекли слезы.

Кто–то у него за спиной повторил то же самое, и Аббас испугался. Он обернулся и увидел мужчину, который лежал под деревом. Мужчина пытался встать на ноги, это ему не удавалось, и он, не глядя на Аббаса, но, видимо, обращаясь к нему, говорил:

— Тебя послал аллах, чтобы ты помог мне. Дай руку, сынок! Господи боже мой!

Аббас подошел к человеку и протянул ему дрожащую руку. Тот вцепился в нее.

— Помоги мне, пожалуйста, сесть. Я весь высох от голода и к тому же расшибся. Никогда не думал, что можно так сильно разбиться. Господи боже мой!

Аббас помог старику сесть. Тот прислонился к дереву и повторил с тяжелым вздохом:

— Никогда не думал, что можно так сильно разбиться. Меня подвели глаза, я наткнулся на дерево, приняв его за тень. Вот и случилось….

— Что случилось?

— Протез сломался и костыль тоже. А я весь расшибся. Так и пролежал здесь всю ночь.

Аббас обернулся и увидел валявшийся на земле деревянный протез, а метрах в трех от него — сломанный костыль. Присмотревшись к незнакомцу, Аббас заметил, что он без ноги, без руки и без глаза. Ему было лет пятьдесят, не больше. Когда–то он, по–видимому, был хорошо сложен и красив.

Совершенно измученный, он говорил прерывисто, но не роптал, не жаловался. Это вызывало и сострадание, и восхищение.

— Вы откуда родом и куда путь держите? — вежливо осведомился Аббас.

— Нет, лучше ты мне скажи, откуда ты родом и далеко ли идешь? Моя–то жизнь кончена, а вот у тебя еще все впереди. Так откуда же ты идешь и куда направляешься?

— Прямо с поля иду на войну.

— На войну?! О–о–о! И к тебе протянулась кровавая рука войны?..

— Да. Я иду на призывной пункт.

— Добровольно или по приказу, сынок?

— Добровольно?! Разве кто–нибудь идет на смерть добровольно, покидая дом и родных?

— Кто ж заставляет тебя?

— Государство, точнее те, кто им управляют.

— И государство вправе посылать тебя на смерть? Может быть, это оно дало тебе жизнь и теперь намерено распоряжаться ею по собственной прихоти?

— Но ведь оно охраняет мою жизнь, мой дом и свободу.

— И ты думаешь, что поэтому оно может отнять у тебя и жизнь, и дом, и свободу? Ведь это же вероломство, губить того, кого защищаешь! Для ягненка, пожалуй, лучше, чтобы волк его не стерег.

— Ну, а если смертью своей я спасу родину и тех, кто останется жить? Если они получат мир и свободу, которых я был лишен?

— Ах! Спасение родины… Послушай моего совета, сынок.

— А что ты мне посоветуешь?

— Возвращайся туда, откуда пришел. Вот тебе мой совет. Возвращайся домой.

— Но тогда я нарушу приказ. И либо сяду в тюрьму, либо буду казнен… Да и кто я такой, чтобы нарушать приказ государства?

— Государство. А что такое государство? Ты — государство! Я — государство! Если бы не я, и не ты, и не все прочие люди, не было бы государства. Мы объединились для того, чтобы жить, а не умирать, да именно чтобы жить. Если же все погибнут, то не будет и государства.