Облако пролетело над большим комодом. Над маленьким комодом. Застряло, запуталось в острых, колючих листьях пальмы. Огромная пальма в углу была похожа на джунгли. Она становилась все ветвистее, все спесивее. Казалось, она скоро вытеснит из комнаты все, что там есть. А теперь над ней повисло облако. Джунгли ждали дождя. Давно ждали. И вот облако принесло дождь.

— Адское положение, — сказал Арнольд. — Просто адское положение! Как оно сможет оттуда выпутаться?

А облако вдруг очутилось перед Арнольдом. Остановилось как–то неожиданно, но удивительно по–домашнему. Будто именно Арнольда искало в комнате. И у серванта, вероятно, о нем спрашивало, интересовалось. И у большого комода, и у маленького комодика. «Где Арнольд? Где он от меня скрывается? В прятки играть надумал?»

И вот наконец облако натолкнулось на Арнольда. Оно парило перед ним, словно готовый к услугам воздушный корабль. Даже поторапливало: «Ну что же ты? Садишься? Поехали?»

— Хм, — размышлял Арнольд, — небольшая прогулка на воздушном корабле мне не повредит. Ведь я совсем заржавел! Ну-с, барышня Росита, а вы что думаете на этот счет?

— Арнольд! Неужели вы серьезно?

— Почему бы нет? Я должен немного оглядеться. Собрать информацию. Информацию, милая барышня! Я, например, понятия не имею, что идет в лондонских театрах, что показывают парижские кабаре. Не говоря о всем прочем.

— Арнольд! Надеюсь, вы введете меня в мир театра?

— Естественно! Но сначала немного потерпите. Совсем чуточку потерпите. Моря, барышня! Мы пролетим над бушующими морями! Я должен увидеть китобойные суда. Своих старых приятелей. Китов! Думаю, недалека встреча и с моим старым противником Гезой Великим.

— Это может стоить вам жизни!

— За свою жизнь я никогда не боялся. — Он сделал небольшую паузу. И неожиданно мягко, растроганно произнес: — И если позволите, я, пожалуй, загляну на улицу Ипар, к своей маленькой приятельнице.

— Боюсь, вы там останетесь, на улице Ипар.

— Об этом не беспокойтесь. Разве что присяду на минутку рядом с Аги. Должен же я успокоить это славное создание, ведь мы с ней расстались при таких обстоятельствах… Надо полагать, и с отцом ее переброшусь словечком. С моим старинным другом, доктором киноведения. А сейчас — в путь! Время не ждет!

Он впился глазами в воздух. В пустой воздух.

Облако исчезло.

— Я и не видела, как оно вылетело, — шепнула Росита. — Видела, как влетело, а как вылетело — не заметила.

Потрясенный Арнольд воскликнул:

— Исчезло! Просто взяло и исчезло… Неслыханно, прошу прощения!

— Оно вылетело, но как? Я даже не заметила…

Некоторое время они сидели в тишине. Глазели в пустой воздух. Потом Арнольд сказал:

— Что вы говорите?!

— Притаилось где–нибудь… на люстре… в углу на торшере. Просочилось в переднюю и висит на подставке для зонтов.

— Арнольд, уж не думаете ли вы…

— Почем знать? Такое облако на все способно. От такого ветрогона все станется. Притаилось на люстре, на торшере… висит в передней на подставке для зонтиков. Оно здесь… Оно скрывается где–то здесь!

Чиму с нахмуренными бровями остановилась у дивана.

— Куку! Ты что ерзаешь, что егозишь? Кто тебе разрешил перевернуться? Если я положила тебя на живот, то изволь… — Вдруг она улыбнулась: — У тебя кто–то был? К тебе приходил гость? Думаешь, я не знаю?

Во время завтрака Чиму нехотя оторвала нос от кружки с кофе.

— Если к нам залетит облако, что мы дадим ему на завтрак? Что ест на завтрак облако? Мама, ты имеешь представление, что едят на завтрак облака? Чего ты так смотришь?

Она снова уткнулась в кружку. Засмеялась в нее. Потом снова оторвала от кружки нос, задрала его и бросила в Арнольда салфеткой.

— Благодарю! — чихнул Арнольд под салфеткой. — Очень признателен!

Смех Чиму, казалось, доносился откуда–то издалека.

Потом смех прервался.

Лежа под салфеткой, Арнольд видел, как облако медленно поднималось из угла. Некоторое время крутилось вокруг буфета. И с медлительной важностью заняло место за утренним столом.

Папа, ты сегодня дежурный!

«Разобрать постель куда ни шло, но вот застелить ее!»

Отец совсем запутался в сугробах из подушек, думок, одеял.

Двери квартиры широко распахнуты. Отца бросили на произвол судьбы, оставили одного с этими подушками и простынями. А сами где–то здесь. Должны быть где–то рядом. Чиму в углу притаилась. Наблюдает, прижавшись к стене. Кажется, даже слышен ее насмешливый шепот:

— Давай, давай, папа! Сначала сложи как следует одеяло…

А мать Чиму, вероятно, в саду. Она хотела было зайти, чтобы освободить его от одеял, но вмешалась Чиму. Да, да, просто–напросто не пустила мать!

— Оставь его, мама! Сегодня он дежурный. Это его день!

— Мой день!

Отец заглянул в раскрытую тахту. Похожа на какую–то гнусную пещеру. Злобную расщелину. В ней и погибнуть можно ни за грош! В глубине пещеры старые смятые простыни, их уже никогда оттуда не вынут. Пододеяльники. Ждут, пока приберут постель. Отец явится с подушками, думками, облаченными в свежие наволочки. А потом, глядь, они и закрутятся вокруг его шеи, рук. И никогда больше не отпустят. Давай, папа! Это твой день!

А в отдаленной маленькой комнате — столик. Стоит и манит.

Рука отца скользнула на подушку, а глаз он не сводил со столика. На нем разбросаны записки, книги, листы бумаги. Далекий остров. Остров мира и тишины.

«Давно мне следовало сидеть за этим столом. Если я не сдам на этой неделе рукопись… По крайней мере, первые пятьдесят страниц…»

Первые пятьдесят страниц…

Машинальным движением он поднял подушку. Прижал к себе.

И с подушкой двинулся в путь. Не к тахте. Просто отправился в путешествие по комнате. По квартире.

С дивана на него уставилось размытое, темное лицо. Даже не лицо. Пятно какое–то. Новый друг Чиму. «Куку… Вроде так его зовут. Знать бы, где она его подобрала? Мать, правда, как–то раз объясняла. Но что это? Он со мной здоровается? Куку здоровается?»

— Добрый день!

(«На мое приветствие он не отозвался, — рассказывал впоследствии Арнольд. — Да я и не ожидал этого. Он был слишком поражен, а тут еще постель стелить надо… Хотя, собственно говоря, не знаю, чему он так удивился. Вы не думаете, милая Росита, что каждый вежливый человек должен здороваться? Существует такой обычай. Я сам об этом слышал. Ну, ладно, все равно!»)

— Я его выкину! — Отец все еще стоял, повернувшись к дивану. Потом враскачку отправился с подушкой дальше. Время от времени останавливался и ударял по подушке кулаком. Раз, еще раз, еще.

Колотил по дороге ни в чем не повинную подушку.

А что, если они выйдут из квартиры? Отец и подушка. По дороге поссорятся и помирятся.

Отец зарылся лицом в подушку. Услышал песню. Кто–то подпрыгивал вокруг него на цыпочках и распевал:

Далеко ли, недалечко —

По рукам идет колечко.

Пусть не скажет ни словца

Тот, кто знает путь кольца!

— Чиму!

Нет, это не Чиму. С дивана глазеет темноликое существо. Облокотилось о диван, хотя и локтей у него, по сути дела, нет.

(«Он все шел да шел с подушкой, — рассказывал потом Арнольд. — Расхаживал взад и вперед по квартире, распевал. Вдруг остановился передо мной и спросил: «Далеко ли, недалечко — по рукам идет колечко?» А мне откуда знать? На всем белом свете «не скажет ни словца тот, кто знает путь кольца!».)