Двери еще раз поклонились.

Они взвились вверх, а затем отступили и исчезли, растаяли в воздухе.

Мать Чиму, трясясь, как в лихорадке, смотрела им вслед.

— Нет… нет… Это невозможно! Это ошибка!

Подавленный, убитый Арнольд уныло повторил:

— Ошибка.

А немного погодя добавил:

— Впрочем, эти двери были меньше, чем те, что с улицы Ипар. А одна вообще явилась без ручки. Не понимаю, как можно публично показываться в таком виде?!

Появление жирафа. Почешите мне пятки!

В окно заглянул жираф.

Он опустился в темном саду на колени, согнув передние ноги, и просунул голову в темное окно. Свесил над темным столом шею, похожую на горизонтальную лестницу.

Испанская танцовщица Росита Омлетас прижалась к дивану. «Это сон! Это только сон! Но все–таки, если Арнольд… Да, что скажет на это Арнольд?»

Арнольд молчал. А танцовщица не осмеливалась ни о чем спрашивать.

Жираф настойчиво вытягивал шею к столу. Немного погодя он едва слышно произнес:

— Здесь никого нет.

— Повезло, — проговорил стоящий сзади него мальчик. Он стоял в саду под деревом. Осторожно оглядывался, будто ожидая атаки из–за кустов. Потом мальчик приблизился к окну. Заглянул в него.

— Действительно, здесь никого нет. Останемся тут, передохнем немножко.

Из глубины комнаты донесся голос:

— Можете немного передохнуть. Но сначала следовало бы осмотреться…

Росита в ужасе:

— Ой, Арнольд! Зачем вам это? Теперь придется возиться с этой лестницей… — И замирающим шепотом продолжала: — Я хотела сказать — с жирафом!

Арнольд обиделся:

— Но могу же я поздороваться! Со мной даже слоны здоровались. И вообще хотел бы я знать: откуда тут взялся жираф, да еще ночью?

Жираф не ответил. Охотнее всего он убрал бы отсюда свою шею. Но такую шею просто убрать нельзя. И он, слегка испуганный, продолжал тянуть голову к столу. Но при этом жираф имел совсем домашний вид, словно всегда был принадлежностью этой комнаты, вроде лампы или картины на стене.

Голова мальчика вдруг исчезла из окна. Лучше всего выскользнуть из сада и бросить все как есть! Улизнуть! Исчезнуть! Но так не пойдет! Как оставить друга в беде?

Мальчик встал на цыпочки. Заглянул в окно и сказал:

— Он беглец.

— Вот как? Голос Арнольда прозвучал почти дружелюбно. — Значит, мы имеем дело с беглецом?

— Ум за разум заходит! — вздохнула Росита. — Арнольд беседует с садовым жирафом! С беглецом!

Жираф — с унылым отчаянием:

— Я вовсе не хотел убегать.

Мальчик — быстро:

— Разве он знает, чего хочет? Но как я мог его там оставить?!

Арнольд:

— Вероятно, они говорят о зоопарке. — Он тихо засмеялся: — Да и где еще может жить этот жираф? Разве что в цирке. Хотя должен сказать, это бывает редко. — И задумчиво добавил: — Конечно, я не говорю о тех, кто бегает на воле. О, бег жирафов!

— Арнольд, вы видели, как бегают жирафы?

— Милая Росита, я столько всего навидался! Однако послушаем нашего друга.

Мальчик неожиданно рассердился:

— Чем только они его там не пичкали! Чего только не бросали ему эти посетители, а он… Если хотите знать, его предшественник тоже так кончил!

— Ах, вот оно что! Его предшественник! — воскликнул Арнольд. — Поэтому–то в зоопарке и нет жирафов! Клетка пуста.

— И с ним случилось бы то же самое. Не мог я его там оставить!

— Ты прав. Но это немного рискованно. Сейчас я не спрашиваю, как тебе удалось помочь ему улизнуть. Думаю, что в зоопарке сторожа ротозеи, это вас и спасло. И все–таки… Какие у тебя планы?

Дальнейшие планы?

Мальчик молчал.

Арнольд почувствовал, что задавал ему вопросы напрасно.

А жираф уставился в это время на Роситу, хлопая глазами. Казалось, он лишь сейчас заметил испанскую танцовщицу.

И Росита ему улыбнулась:

— Прошу вас, не бойтесь, я вас не прогоню.

— Благодарю вас, барышня! — Жираф склонил голову. Чуть не коснулся ею столешницы.

«У него красивые глаза, — подумала Росита. — Какой бархатный взгляд! И ресницы длинные! Никогда не думала, что у жирафов такие длинные ресницы!»

Мальчик облокотился о подоконник.

— Его бросили в беде.

— Бывает.

— Его бросили в большой беде.

— Тут не возразишь.

— Я кое на кого рассчитывал. Очень рассчитывал на некое лицо.

— Неслыханное легкомыслие!

Мальчик промолчал. Погладил жирафа по шее. Потом решительно произнес:

— Я рассчитывал на Чутака ^[4].

— Чутак… — Арнольд задумался. — Как будто я слыхал где–то это имя.

За деревьями поднялся ветер. Злой, взъерошенный ветер обиды. Того и гляди, кусты расступятся. И выйдет из них тот самый Чутак. «Так вот оно как, Арнольд! Значит, вы слыхали мое имя?!.»

— Только ему все это безразлично. — Рука мальчика замерла над шеей жирафа. — Чутак сказал мне: «Послушай, Ноябрь Шомло! Это твое дело. Ты его и улаживай».

— Извини, я плохо расслышал. Как ты сказал? Ноябрь?

— Вы расслышали правильно. Ноябрь. Ноябрь Шомло. Пожалуйста, смейтесь. Можете спокойно смеяться. Ха–ха!

— Никаких ха–ха. Итак, тебя зовут Ноябрь.

— И вам не хочется смеяться?

— Не хочется.

— Значит, вы второй. Второй, который не смеется над моим именем. Надо сказать, Чутак тоже не смеялся. Зато в моем классе! «Ноябрь! Иди сюда, Ноябрь! Ты самый гадкий месяц в году! Терпеть не могу ноябрь!» А кое–кто называл меня Августом. Или Февралем.

«Какая шея! — размышляла Росита. — Ни у кого нет такой изящной шеи, как у этого жирафа. В ней даже сейчас ощущается гордость. Достоинство. Она — как воздушный мост. Хорошо бы на нее повесить фонарики. А внизу чтоб играла музыка. Раздавались бы аплодисменты. И я появлялась бы с ярким зонтиком. Грациозно пробегала бы по мосту, перепрыгивая через фонарики».

Ноябрь Шомло с отчаянием воскликнул:

— Он мог спрятать жирафа! Этот Чутак! Но предпочел лечь спать! Просто взял да лег спать. Забрался в постель и натянул на уши одеяло. — Голос Ноября прервался. — Вот мы и скитаемся теперь.

Мальчик за окном замолчал. Рука его снова скользнула на шею жирафа. Обняла ее.

Некоторое время стояла тишина. Первой заговорила Росита:

— Арнольд! Нельзя сидеть сложа руки и спокойно смотреть на это!

— Что вы имеете в виду?

— Ну, что этот жираф… Нельзя же бросить его на произвол судьбы! Вы этого не сделаете!

Жираф чуть приподнял голову. И во взгляде Ноября блеснуло что–то вроде надежды.

Арнольд Паскаль не ответил. Он погрузился в глубокое молчание.

— Арнольд! Вы так ничего и не скажете?

— Росита… Ну, пожалуйста! — Голос его звучал отчаянно, почти умоляюще. — Если бы вы знали, что я переживаю! Но мое нынешнее положение, обстоятельства… Да, в последнее время обстоятельства сильно изменились, и — увы! — не к лучшему. Если бы хоть у меня оставались мои театры! Театр–ревю Арнольда! Я предложил бы блестящий договор славному жирафу и нашему юному другу Ноябрю Шомло. (Пауза.) Или если б у меня был свой дом! Уютный семейный дом. Я широко распахнул бы дверь и сказал: «Друзья мои! Надеюсь, вы не пройдете мимо моего дома?»

Мальчик — из–за окна:

— Разве не вы хозяин этого дома, дядя Арнольд?

Арнольд — с дивана:

— Нет, хозяин этого дома не дядя Арнольд. Впрочем, дядю можно отбросить. Я никогда не стремился к тому, чтобы меня называли дядей.

Воцарилась тишина.

Потом Арнольд глухо сказал:

— Если бы я жил у Аги, и тогда было бы не страшно. Моя маленькая приятельница сразу разобралась бы в положении дел. «Арнольд, — сказала бы она, — спроси у жирафа, что он будет есть за завтраком и что подать ему на обед. Только ни в коем случае не спрашивай, долго ли он собирается у нас пробыть». Правда, с мамой Аги было бы не так просто.