— Хорошо, милый, я скажу твоему папе.
Он явно расслабился, и я тут же пожалела, что не ввязалась в драку с его матерью, тогда у меня была бы возможность всыпать ей.
— Спасибо, Лорен, — тихо сказал Джонас.
— Лори, — поправила я.
— Лори?
— Так меня зовут друзья и твой папа.
Он слабо улыбнулся:
— Хорошо. Лори.
— Хорошо, малыш, — прошептала я. — И еще, Джонас.
— Да?
— Перед отъездом я дам тебе свой номер. Если тебе что-то понадобится, в любое время, звони мне. И если тебе нужно будет что-нибудь передать папе, но так, чтобы мама не узнала, дай мне знать, и я передам ему. Договорились?
Его улыбка стала шире. Это не была его обычная, широкая и уверенная улыбка, но уже лучше.
— Да, — ответил он.
— А теперь последний шанс, хочешь еще торта?
Улыбка вернулась в полную силу.
— Да.
— Я помыла твою тарелку, милый, достань мне еще одну.
Тейт вошел, когда я отрезала Джонасу второй кусок торта. Мы с Джонасом повернулись к нему, и я заметила, что его лицо больше не было суровым, но он не выглядел довольным.
— Джонас ест еще торт, милый. Хочешь еще кусочек?
— Нет, Крутышка, спасибо, — ответил Тейт, и я подняла брови. В ответ он только медленно закрыл глаза, незаметно отрицательно качнул головой, а затем посмотрел на Джонаса.
Я узнала о том, что случилось только после того, как Джонас доел свой торт, мы с ним помыли посуду и посмотрели фильм, в котором было столько кровищи, что большую часть его я провела, уткнувшись лицом в грудь Тейта. Джонас посчитал это забавным, потому что видел этот фильм сто тыщ (его слова) раз. Потом Джонас спустился на первый этаж в свою спальню (одна из комнат, в которые я не заглядывала, когда Тейт уезжал в первый раз, но с тех пор побывала там и убралась).
Когда Джонас уснул, Тейт пошел прямиком к холодильнику и достал пиво. Я последовала за ним на кухню, он показал мне бутылку с молчаливым вопросом. Я покачала головой. Он свернул крышку, бросил ее в мусорку и повел меня на задний дворик, где мы сели на кованые стулья. Подозреваю, что он привел меня сюда потому, что веранда перед домом находилась как раз под комнатой Джонаса, и, если у него были открыты окна, он мог услышать.
— Ну что? — спросила я, когда мы сели.
— Она сократила один день, — сказал мне Тейт, делая глоток пива.
— Что это значит?
— Сказала, что приедет за ним завтра.
— Почему?
В темноте я увидела, что он повернул голову ко мне.
— Из-за тебя.
— Из-за меня?
— Ты здесь. Кто-то из ее подруг шпионит, и они сказали, что ты все еще здесь. Поэтому она сказала, что не хочет, чтобы он находился здесь, когда ты здесь.
— Я поеду в гостиницу, — предложила я. — Прямо сегодня поеду.
— Ни хера, детка.
— Тейт...
— Она не распоряжается твоей жизнью. Она не распоряжается моей жизнью. И когда мой сын со мной, она не распоряжается его жизнью.
Он казался весьма разозленным. На самом деле, его голос звенел от гнева, так что я мягко сказала:
— Хорошо, милый.
— Прошлой ночью ты уехала в гостиницу, Лори, и одна из этих сучек видела тебя с Недом и Бетти. Она решила, что ты ушла.
Блин, блин, и еще раз блин.
Как у Ниты могут быть подруги? Кому она вообще может нравиться? И почему я вышла из себя и оставила Тейта?
Как глупо.
Я перестала мысленно пинать себя и спросила:
— Она отдала бы его тебе, если бы знала, что я все еще здесь?
— Нет, — ответил он, потом сделал еще глоток пива. — Ее все равно не было дома, когда я приехал. И Джонаса тоже. Был только Блейк. Она прикатила только через полтора часа. И все это время я сидел в машине на обочине.
— О Тейт, — прошептала я.
Он покачал головой и сказал:
— После разговора с ней я позвонил Па. Он посмотрит, что сможет сделать.
— Что, если она приедет?
— Не знаю. Мне все равно.
— Нельзя, чтобы Джонас увидел такую сцену, как на прошлой неделе.
Тейт вздохнул. Потом откинул голову назад и глотнул еще пива.
— Мы с Джонасом разговаривали, — сказала я ему, и он повернулся ко мне.
— Да?
— Он знает про иск, — начала я, но замолчала, когда от Тейта начала исходить пугающая энергия.
— Господи Иисусе, — прошептал он. — Господи. — Он покачал головой. — Может она хоть раз вести себя как мама и оградить его от этого дерьма? Ему же десять. Это дерьмо началось, когда он родился, и с тех пор, как он научился понимать слова, она рассказывает ему, что мы сражаемся, каждый раз, когда мы это делаем. Неужели так трудно дать ему быть ребенком и оставить родителей самих справляться с этим дерьмом?
«Хороший вопрос», — подумала я, но у меня не было на него ответа.
— Сочувствие? — предположила я.
— Чертовски верно, Крутышка. Она пытается перетянуть его на свою сторону, сколько я помню. Черт, она, вероятно, говорила ему гадости обо мне, когда он еще был в утробе.
— Вы тогда не были вместе?
— Нет, — ответил он.
Это меня удивило.
— Не были?
— Нет, детка, — твердо ответил он.
— Но разве, чтобы сделать ребенка, вы не должны быть вместе?
— Да, и вы должны быть вместе, чтобы заставить мужчину жениться на тебе.
Я ахнула. Тейт кивнул.
— Она заговорила о свадьбе в первую же минуту задержки. Эта стерва пила таблетки с четырнадцати лет. Никогда не пропускала. Фанатично. И вдруг она залетела. Внезапно, после того, как вынесла мне весь мозг насчет свадьбы.
— Почему ты не женился на ней? — мягко спросила я.
— Подсознательное самосохранение, — пробормотал он, сделал глоток пива и закончил: — Слава Богу.
Я медленно вдохнула. Потом откинулась на спинку стула, посмотрела в ночь и выдохнула.
Потом я сказала Тейту:
— Джонас хочет жить с тобой.
Я скорее почувствовала, чем увидела, что Тейт повернул голову и посмотрел мне в глаза.
— Это он тебе сказал?
— Говорит, что хочет, чтобы ты знал, но не может сказать тебе. Говорит, что скажет судье.
— Если она узнает, то устроит ему истерику. Он сможет все отрицать, формально не солгав, — пробормотал Тейт.
— Именно так он и сказал, — подтвердила я.
— Бросил тебя на амбразуру.
Я повернулась к нему:
— Что, прости?
— Кто-то должен мне сказать. Если он сказал, значит, так и есть, он так и сделает, если до этого дойдет. Она узнает, она узнает, что он мне не говорил, но сказал кому-то, кто передал мне, и она разозлится на меня и на того, кто мне сказал. Ты видела ее, когда она злится, Крутышка. И Джонас тоже. Вот так. Бросил тебя на амбразуру.
— Он не хотел...
Тейт наклонился ко мне, и его движение было резким и сердитым.
— Я знаю, что он не хотел, Лори, но она вынудила его к этому. Мой десятилетний сын манипулирует людьми. В десять. Лет. Вот что она делает с людьми. Ему это не нравится, но ему нужно, чтобы я знал, и он знал, что бросает тебя на амбразуру, и что он вынужден так поступить. Блядь. — Он откинулся на спинку стула и повторил: — Блядь.
— Тейт, ты делаешь все, что можешь, — заверила я его.
— Точно, — отрезал он.
Я потянулась и положила ладонь ему на руку.
— Это все, что ты можешь сделать. Делай. Забери его домой. Он хочет жить здесь. Это о многом говорит. У тебя есть поддержка. Просто надо набраться терпения.
Тейт взглянул на меня, и я поняла, что он собирается огрызнуться. Потом он отвернулся, сделал глоток пива, громко вдохнул и на выдохе повторил:
— Точно.
Я встала и склонилась к нему, скользнув пальцами в его волосы, и он откинул голову назад, глядя на меня снизу вверх.
— Я иду умываться. Хочешь, потом вернусь?
— Я сейчас приду.
— Ты в порядке?
— Нет.
В темноте я коснулась его губ своими и прошептала:
— Буду ждать тебя в кровати.
Его голос был менее резким, когда он ответил:
— От этого мне лучше, Крутышка.
— Что Джонас любит на завтрак?
— Учитывая, что обычно его завтрак состоит из сахарных хлопьев или фаст-фуда, если ты сделаешь ему домашний завтрак, ему понравится что угодно.