- Когда это было? - теперь уже задал вопрос подполковник.

- В шестьдесят шестом, в начале сентября.

- Внешность Зорькина можете описать? Гаврилов пожал плечами, посмотрел на Антона:

- Вроде на него похож. Даже лицом такой же, только немного потемнее.

- У него вставные зубы были?

- Были, - Гаврилов показал пальцем. - Эти вот. Помню, боезапас грузили. Накат сильный шел. Ящик краном застропили, корабль накренился. Гошка хотел ящик удержать, но неудачно. Зубы выбило и ногу, кажется, правую помяло. С полгода в госпитале лежал, там и зубы вставил.

- Он прихрамывал после этого?

- Нет. Врачи сами удивлялись, как удачно кость срослась.

Антон, чтобы скрыть волнение, отвернулся к окну. Приметы, указанные Гавриловым, совпадали с теми, что дала медицинская экспертиза. Об этом же подумал и подполковник, но голос его ничуть не изменился.

- До какого пункта у Зорькина были оформлены проездные документы? - продолжал спрашивать он,

- До города Ивдель, который на Урале. Гошка там до службы работал, туда и после службы уехал.

- Попутно не заезжал к вашей племяннице?

- Нет.

- Письма вам присылал с Урала?

- Тоже нет. Видно, из-за Маришки и на меня обиделся. Вообще-то, глупо Маришка с ним поступила. Такого парня ей в жизни не найти. Интересно то, что и фамилии даже одинаковые были. На корабле над Гошкой, помню, подтрунивали: «Жена на твою фамилию перейдет при регистрации или ты на ее?».

Подполковник не давал Гаврилову слишком отвлекаться.

- Почему вы решили, что владивостокский геолог и вчерашний рыжий - одно и то же лицо?

- Приметная больно рожа у него. К тому же, цвет волос у нас одинаковый. Только я не утверждаю, что это он.

- Какие он вам деньги в ресторане предлагал? Гаврилов побагровел.

- Это ж он, зараза, чтоб от меня отвязаться. «Первый раз, - говорит, - тебя вижу. Если выпить хочешь, на червонец». Он, можно сказать, этим мне в душу плюнул. Оттого я и на молокососов с музыкой попер.

- У вас фотография Зорькина есть?

- Была где-то. На вокзале всей оравой перед отъездом снимались.

- И геолог на снимок попал? Гаврилов задумался.

- Нет. Он, по-моему, щелкал нас. А карточку мне прислал Юрка Резкин. Фотоаппарат его был.

- Вот что, Гаврилов, - строго сказал подполковник, - идите сейчас домой и принесите нам эту фотографию.

Гаврилов поднялся,

- А как же это… ресторан?

- Все будет по закону.

- Пятнадцать суток или штраф?

- Это уж как суд решит.

Гаврилов ушел. Подполковник откинулся к спинке кресла, посмотрел на Антона и спросил:

- Что скажешь?

- Судя по приметам, в колодце найдены останки Зорькина, - быстро ответил Антон. - Только как он попал в наш район, если на Урал ехал? Туман какой-то…

Подполковник вздохнул.

- Да-а… Мутное дело. Очень мутное, но… Послушаем, что Граф-Булочкин скажет.

13. Железное алиби

Слава Голубев был прав, когда говорил подполковнику, что от Булочкина не пахнет водкой. Медицинская экспертиза, проведенная перед допросом, установила, что Булочкин клинически трезв, но от злоупотребления мепробаматом находится в сильном шоке. В этом подполковник с Антоном убедились и сами, как только конвоир доставил Графа в кабинет. Обхватив ладонями локти рук, Булочкин трясся, как в сильном приступе лихорадки. Не дожидаясь разрешения, сел, попросил воды. Выпил подряд два стакана, крупными, жадными глотками. Несколько секунд просидел сгорбившись, уткнув лицо в ладони рук. Подполковник с Антоном молчали.

- Могу я узнать, чем заинтересовал районную милицию? - медленно приходя в себя, спросил Булочкин.

- Вопросы будем задавать мы, - сказал подполковник.

- Тем лучше.

- Что вас привело в наш город?

- Разве в него без визы МВД нельзя въезжать? - губы Графа иронически дернулись. - Или мы живем в Германии, где существуют два государства и въезд из одного в другое представляет определенные трудности?

- Бросьте паясничать! - оборвал подполковник.

Булочкин высокомерно вскинул голову. Сухое горбоносое лицо его было невозмутимым, только в глазах затаилась плохо скрываемая настороженность.

- В вашем паспорте одесская прописка. Что вас занесло из Одессы в такую даль?

- Вы видите мое скверное здоровье, - не меняя тона, продолжал Граф, - а у вас тишина, нет копоти заводов и столичной суеты.

Говорил Булочкин медленно, лениво. Казалось, язык с трудом подчиняется ему и не успевает за мыслью.

- С кем вчера встречались в «Сосновом бору»?

- Гражданин начальник, я повторяю, что приехал к вам отдохнуть, а не работать. Поэтому никаких деловых встреч не назначал.

- С кем встречались в ресторане и какие предлагали деньги? - требовательно повторил подполковник.

Булочкин попытался изобразить еще большее равнодушие, но это ему не удалось. Сильнее задрожали руки, и он крепко сжал ладони.

- Небольшое уточнение. Я не предлагал денег, а подавал их так, как подаю нищим, один вид которых у меня вызывает сострадание… - Булочкин наигранно вздохнул. - Вы, конечно, хотите знать, кому именно я подавал?

Охотно отвечаю. Какой-то местный алкоголик узнал во мне друга детства, рассчитывая, что брошусь к нему на шею и стану угощать болгарским коньяком. Увы!… К его разочарованию, этого не произошло.

- Какого Юру вы искали в военкомате? Булочкин удивленно посмотрел на подполковника.

- Вот тут уже я хотел увидеть друга, но тоже неудачно… У вас грубый военком, мою болезнь он посчитал за опьянение и не захотел со мной разговаривать.

- Кто этот друг и почему вы ищете его в нашем районе?

- К моему стыду, фамилии друга не знаю, но я, как сейчас, слышу приятный баритон: «Юра, если тебе захочется меня обнять, приезжай в этот чудесный сибирский уголок».

- И вы уже не первый раз приезжаете к нам?

- Да. Повидать Юру - цель моей жизни. К сожалению, до сих пор не могу напасть на его след. Но я умею добиваться цели, и наша встреча с Юрой рано или поздно состоится. Мне надо вернуть ему долг.

Подполковник, заметив, что Антону не терпится что-то сказать, кивнул головой. Антон посмотрел на Графа.

- Первый раз вы были в нашем районе вместе с другом тринадцатого сентября шестьдесят шестого года.

- В это может поверить только ребенок, - Булочкин вяло ухмыльнулся. - И то, если он не из Одессы.

- У вас есть алиби? - быстро спросил подполковник.

- Железное. Накануне той даты, которую только что упомянул этот молодой лейтенант, я, проводив друга Юру на электричке в ваш район, скучал на Новосибирском вокзале, ожидая, когда на табло вспыхнут часы отправления одесского поезда. Еще не миновала полночь, как ко мне подошел невзрачный милицейский сержант и с упреком сказал: «Булочкин, ты раньше времени уехал с Сахалина. Наши ребята истоптали весь остров, отыскивая тебя». Что я мог сказать сержанту в свое оправдание? Пришлось вернуться на Сахалин, обнять соскучившихся телохранителей и сверх того срока, который я так нелепо пытался укоротить, пробыть с ними еще пять лет. В прошлом году я, наконец, распрощался с сахалинскими друзьями по всем джентльменским обычаям. Возвращаясь на родину, в Новосибирске отчетливо вспомнил Юру, доброту которого даже годы не затерли в моей памяти. Вспомнил, как в сентябре шестьдесят шестого, расставаясь с ним на этом неуютном перроне, взял у него взаимообразно незначительную сумму презренных денег и поклялся сединами своей несчастной матери, что верну долг. На этот раз я был при деньгах. Не раздумывая, тут же попытался отыскать Юру. Но, как говорят спортивные комментаторы, попытка не увенчалась успехом, - Булочкин тяжело вздохнул. - Пришлось продолжать путь на родину. Приехав туда, я не узнал милой Одессы. Вдобавок меня не полюбила одесская милиция. Я ответил ей тем же. А жить с нелюбимой милицией, скажу вам, труднее, чем с нелюбимой женщиной.

По мере того, как Булочкин говорил, сонливость его проходила, речь становилась оживленней, витиеватей. Теперь он уже, казалось, сдерживал язык, чтобы тот не опережал мысль.