— А, тогда, конечно, всё понятно, раз они зелёные.

— И что ты мне на это скажешь? — Сугисаки ободряется и — совершенно зря.

— На самом деле, как член студенческого совета, я тебе много что хочу сказать. — Я откладываю книгу и оценивающе смотрю на него. — Во-первых, носить чужую форму запрещено. Во-вторых, обрати внимание на то, как подстрижены студенты. В-третьих, аксессуары тоже запрещены. Если тебе необходимы часы, они должны выглядеть так. — Я сдвигаю рукав и показываю ему свои часы. — А если тебе хотелось похвастаться, то делай это во внеурочное время. В общем, у тебя есть время до завтра, чтобы всё исправить. Если нет — мне придётся сделать тебе взыскание.

К концу моей речи лицо Сугисаки вытягивается. А я ещё добавляю:

— И да, насчёт твоего предложения: подобные отношения запрещены уставом.

После такой отповеди Сугисаки уже не думает, что я ему нравлюсь, уверен. Он только мямлит, что завтра непременно исправит все огрехи в своём внешнем виде. А мне пора идти на собрание совета.

Я иду и думаю: и как это я забыл про родительский день? Ведь в прошлом месяце на очередном совете мы это обсуждали. Но моя голова тогда была забита чем-то другим, я просто проголосовал и забыл об этом. И вот что мне теперь делать? Родительский день уже послезавтра. Поставить печать на приглашении не составит труда, но кто придёт ко мне? Просить об этом кого-то из братьев? Ки-Таро, может быть, и согласился бы, но он с друзьями отдыхает в Швейцарии. Про остальных даже думать не хочется. Эти мысли так гнетут меня, что после академии я сразу же отправляюсь домой и почти не разговариваю с шофёром.

— Что-то произошло? — пытается выяснить он.

— Ничего особенного, — отвечаю я и снова погружаюсь в размышления.

До ужина я пробираюсь в кабинет к отцу. Он как всегда занят и не обращает на меня никакого внимания. Я пользуюсь этим и беру со стола его личную печать, чтобы проштамповать приглашение. Он и этого не замечает. Я прижимаю печать к бланку, остаётся неровный красный оттиск, и печать возвращается на место. Я махаю приглашением, чтобы подсушить чернила, и так же незамеченным возвращаюсь в свою комнату. Одной проблемой меньше, но что делать с главной?

Я очень подавлен: родительский день уже сегодня, а я так ничего и не придумал. Но я склоняюсь к мысли устроить небольшой спектакль: телефонный звонок, отец неожиданно не может приехать, какая жалость! Может быть, сказать, что его пригласил на обед премьер-министр? Для пущей важности. И я уже совсем готов утвердить этот план, как обращаю внимание на Сугуру. Вернее, это он обращает на меня внимание.

Мы стоим в небольшой пробке, так что ему не нужно следить за дорогой. Он оборачивается ко мне и спрашивает:

— Ну, так в чём дело, Мицуру?

— Что ты имеешь в виду?

— У тебя какие-то проблемы в академии? Я могу тебе чем-нибудь помочь? — вполне искренне тревожится он.

— Нет, не можешь, — отвечаю я и тут же вскидываюсь: — Да нет, как раз можешь! Точно! И как это я сразу не додумался?!

— Ты это о чём? — Мой всплеск его настораживает.

Я тяну с его головы фуражку:

— Сегодня ты идёшь со мной в академию.

— Что? — удивляется он. — Зачем?

— Сегодня родительский день, так что ты притворишься моим братом.

— Нет, это как-то… — Сугуру почему-то теряется. — Я не могу.

— Да всё ты можешь! — Я вцепляюсь в него как клещ. — Тебе просто нужно посетить открытый урок, поговорить с куратором и забрать у него табели. Никто и не догадается, что ты просто шофёр!

— Нет, — ёжится он, — это не лучшая идея.

Но я достаю Сугуру всю дорогу, и в конце концов он соглашается притвориться моим братом. Я ничуть не волнуюсь об успехе этой авантюры. Сугуру всего тридцать два года, выглядит он очень представительно, на нём дорогой костюм (который без фуражки смотрится уже не как шофёрский, а как обычный деловой костюм) — никто ничего не заподозрит. Сугуру ещё немного ворчит, приглаживая вихор на затылке, достаёт из бардачка часы и органайзер, а я немного удивлён, потому что это очень дорогие часы, и я тогда начинаю гадать: сколько же отец ему платит за то, чтобы он со мной возился, если обычный шофёр может позволить себе такие часы?

— Ну, и кем я должен быть? — интересуется Сугуру, перелезая на заднее сиденье.

— Сугуру Тораяма, один из моих старших братьев. — Я заставляю его немного распустить галстук. — К тому же ты лучше всех знаешь, как обстоят у меня дела в академии, так что всё пройдёт нормально, я уверен.

Сугуру вздыхает, но ему приходится согласиться и на это. Мы оба вылезаем из машины и идём в академию. У аудитории нас встречает куратор. Я представляю ему Сугуру, тот очень неплохо справляется со своей ролью, и мне даже кажется, что он больше подходит на роль наследника Тораямы, чем Чизуо или Акира.

Звенит звонок, урок начинается, и я уже точно знаю, что первым вызовут отвечать меня, как лучшего ученика в группе. Так и происходит, преподаватель называет мою фамилию, я беру книжку и иду к доске. То, что на меня смотрят чужие родители, меня мало смущает. Главное, что Сугуру здесь, и я не упускаю случая покрасоваться пред ним. Я открываю книжку и начинаю читать:

— It was on a rainy night. Some schoolchildren were going home after classes…

История занимает целую страницу, в ней встречаются сложные слова (такие, как «rarely», «thunderbolt», «revolutionary»), и для японца произнести их нормально — весьма сложная задача, но я с этим справляюсь, только в самом конце сбиваюсь и говорю «tloublemakel» вместо «troublemaker». Но, думаю, для большинства присутствующих то, что я прочёл, вообще китайская грамота, так что никто ничего и не замечает. Сугуру улыбается. Интересно, он гордится мной?

После урока нам даётся полчаса, чтобы поводить родителей по академии. В этом академия ничем не отличается от обычных школ: сплошная показуха! Я веду Сугуру к кабинету совета, он разглядывает плакаты на стенах и вскользь замечает:

— Ты неплохо справился. Только в самом конце чуть-чуть ошибся.

— Что? — Я удивлён, что он заметил мою ошибку. — А ты-то откуда знаешь, что я ошибся?

— Ты же не думаешь, что я тупой шоферюга? — отвечает он вопросом на вопрос, чего я терпеть не могу. — Колледж-то я закончил, — добавляет он, замечая моё возмущение.

— Тогда почему ты работаешь всего лишь шофёром? — задаю я вполне резонный вопрос.

— А почему бы и нет? — Сугуру пожимает плечами и оживляется при виде очередной доски объявлений: — О, твоя фамилия на первой строчке! Лучший ученик в группе?

Явно, он не собирается отвечать серьёзно на мой вопрос, так что приходится с этим смириться.

— Не только в группе, — возражаю я и тыкаю пальцем в заголовок, — а на потоке.

— М-м-м, вот это достижение! — говорит шофёр, и я не очень уверен, серьёзен он или иронизирует.

Репродуктор объявляет сбор, мы возвращаемся в основное здание. Теперь время родителям побеседовать с учителями. Они запираются в классе, студенты расходятся кто куда. Занятий в этот день уже не будет, после беседы можно отправляться домой. Мне, пожалуй, даже интересно, что скажут обо мне. Наверняка прозвучат слова «перспективный» или «целеустремлённый»…

Наконец дверь открывается, и родители начинают расходиться. Не у всех довольные лица: несмотря на то, что это элитная академия, некоторые просто не дотягивают до её уровня и находятся здесь только благодаря связям. Повезло, что я не один из них. Мне не стыдно забирать табели, и никто не сможет ткнуть меня носом в то, что я учусь здесь, только потому что я сын Тораямы.

Сугуру тоже выходит. Он кажется уставшим, под мышкой у него несколько прозрачных папок. Я жду, когда он дойдёт до меня, и спрашиваю:

— Как всё прошло?

— Нормально. — Сугуру вздыхает и шарит по карманам.

Я думаю, что он ищет сигареты, и поспешно говорю:

— Курить на территории академии запрещено.

Но он ищет вовсе не сигареты, а чупа-чупс. Засунув его в рот, он несколько оживляется.