— Шли бы вы отдыхать, Дмитрий Константиныч, — предложил мне мужчина, опускаясь в стоящее в углу кресло, — а я с ребятишками останусь, покараулю, мало ли что…
Я не стал возражать и позволил Коле себя увезти.
Пока засыпал, долго ворочался с боку на бок, извздыхался, напряженно думая о создавшейся ситуации, и, уже уплывая в дрему, додумался. Сразу стало хорошо и легко, и невесть откуда пришла уверенность — я поступлю правильно. Только так, и не иначе, и неважно, что лично мне это принесет страдания.
Мальчишки ведь по-настоящему любят друг друга… Они заслужили подобной малости. Правда.
Глава 51. Дима. Не хозяин – друг, поддержка и возлюбленный. Ага, вот пойди теперь это и докажи. Часть 1
Поспал я от силы часа четыре и проснулся с мигренью. Сердце продолжало ныть, и винить в этом было некого — сам, добровольно, вчера напсиховался. Ладно, полежу — и полегчает, вот, сейчас лекарства еще Ёжка принесет… Стоп. Не принесет малыш ни хрена, он наверняка пока дрыхнет пьяным сном. Придётся прислугу вызывать.
А под дверью уже маячил Славин. Секьюрити не улыбался и вид имел почти похоронный. Просочился в спальню, встал у изножия постели и уставился из-под бровей — насупленно-сердитый, усталый.
— Доброго вам утречка, хозяин, — промолвил.
Начало и заинтересовало, и озадачило — прежде Антон меня хозяином не величал никогда. Осуждает за мальчишек? Весьма возможно. И решил донести собственное мнение самым простым и доступным способом. Молодец: одно слово — и понятно. Хороший мужик, умный, правильный…
Но хозяин-то всё-таки я. Ну ладно, ладно, не хозяин, работодатель.
Головная боль настроения не улучшала, но Антон — не Лерка с Ёжиком, на него не наорёшь и ремешком не отхлещешь, потому как разозлиться может и уйти. Уволиться то бишь, и останусь я без главы службы безопасности. Пришлось сдержаться и ограничиться ответным взглядиком, типа — чего приперся, друг, и без тебя тошновато???
Секьюрити демонстративно поджал губы.
— Дмитрий Константинович, — сказал он очень холодно, тщательно выделяя окончание отчества, перекатываясь с пятки на носок и обратно, — я просто хотел напомнить — вы так и не решили ничего с пушером. Оставить его еще в подвале посидеть или пускай мои парни бетон размешают?
Ох, бля, наркоторговец, забыл! Плохо, упущение. Не сейчас, попозже, сначала с мальчишками разберусь.
— Пускай сидит, — распорядился добрый я, взмахнув рукой, — воды ему отнесите, но не кормить, пускай голодом помается.
Славин кивнул и едва заметно приподнял уголки рта, выражая согласие: без сомнения, на пустой желудок кается лучше — вдруг проникнется и осознает — вздохнул, покатал стопы, и неожиданно выдал — ура, а то я уже ждать устал:
— Дмитрий Константинович… — опять это четкое «инович»! — А хотите совет на будущее?
— Валяй, — разрешил я.
Секьюрити замялся.
— Вы бы уделяли Лере и Сергею побольше внимания. Мальчишки без вас теряются, тыкаются носами, ищут — и находят мусор. Вы — их сила и опора, и вы — им нужны.
О-о-о, Господи. Да сам уже въехал. Где ты неделю назад был, ёлки зеленые!
Сердце ныло, ныло…
Серёжка появился тенью, выскользнул из-за спины Славина, странно перекосив плечики, двигаясь с заметным усилием, преодолевая боль, бледненький, с запекшимися в кровавые корочки губами, воняющий перегаром, приблизился, пряча глаза за ресницами, неловко опустился на колени и протянул на раскрытой ладошке мои таблетки. Склонил личико, прошептал:
— Дмитрий Константиныч… Ваши…
Его голосок жалко прервался.
Подросток боялся почти до обморока и всё равно пришел и принес лекарства, как делал это каждое утро на протяжении нескольких месяцев. Нет, не так — раньше он залетал веселой встрепанной кометой, падал рядышком на кровать, целовал, куда получится, и звонко провозглашал: «Дима! Пилюльки жрать, пожалуйста»! А потом по одной складывал их мне в рот, а я нежно прикусывал его тонкие пальчики зубами и смеялся.
Лучше бы прислугу попросил, не мучил бы и без того настрадавшегося, готового ежесекундно рухнуть в туман ребенка, а так — заставил унижаться. Эх, Дима-Дима, когда ты уже соизволишь включить мозги?
— Ёжик, — окликнул я шугающегося любого звука мальчишку, пододвигаясь на подушках.
— Да, Дмитрий Константиныч… — прошелестело в ответ покорное.
Я постарался попросить как можно мягче, стараясь не напугать окончательно:
— Встанешь и ляжешь ко мне?
Ежонок вздрогнул, коротко, мутновато взглянул, и поднялся с трудом — я услышал очень тихий, задавленный стон — присунулся бочком поверх одеяла, отворачиваясь, по-прежнему продолжая держать таблетки в ладони, замер, едва дыша. Полы его халата распахнулись, обнажив — девчонке б такую красотень — стройные, исполосованные багровыми следами длинные ноги с изящными коленками. Я поблагодарил ладошку легким пожатием, аккуратно собрал пилюльки с юной кожи — а ручонки ледяные совсем, замерзло детко — и закинул на язык, привычно сглотнул.
— Спасибо, — проговорил, ласково погладив подростка по скуле и укрывая своей частью одеяла — хотел по боку сначала и не стал, иди знай, где там ремень-то отметился, больно сделаю.
Ежонок напрягся и попытался отползти.
— Я… воду… прости… — забормотал, теряясь.
Я лишь поплотнее подпихнул под него одеяло:
— Не надо воду, котёнок, лучше погрейся.
Серёжинька покосился недоверчиво, куснул уже и без того сжеванную в мясо губку и остался лежать — напряженный, сотрясаемый мелким ознобом. Подчинился воле хозяина.
Опять бля!
— Ёжик…
— Да?.. — дрожит, дрожит голосочек.
— Ты хотел бы уйти или остаться?
Густые пушистые ресницы удивленно распахнулись, и мальчишка впервые с момента появления в спальне глянул прямо и осмысленно.
— Только честно. Обещаю — не рассержусь.
Зрачки в зрачки. Ежонок смотрел долго, будто бы чего-то искал на дне моих глаз или в душе, потом прикрылся веками, порозовел скулами и коротко ответил:
— Уйти.
И я не стал его удерживать.
Спросил в удаляющуюся халатную перекошенную спинку:
— Может, врача?
Подросток словно споткнулся, тормознул, обернулся медленно, стараясь не потревожить израненную кожу. Пошатнулся, схватился за дверной косяк, удерживая равновесие, приподнял бровь — и покачал головой.
— Не нужно, — отказал отрешенно-мрачно, как отрезал, — мы с Леркой сами.
Глухо закашлялся в кулак, перевел дыхание — и исчез. Уполз, точнее, цепляясь за стены. Что с ним такое, он же почти падает! Не так уж я сильно его и избил, в конце концов…
Я прислушивался к удаляющимся неверным шагам, охваченный тревогой.
Ныло в груди сердце, предчувствуя надвигающуюся близкую беду.
Срочно позвонить Алине, пусть осмотрит мальчиков.
Ну и попадет мне от нее за обоих, твою мать…
— Уже набираю, — фыркнул до сих пор находившийся в спальне Славин, — вот прямо немедленно.
Замечательный у меня главный секьюрити, сам всё понимает, без указки…
Ребятишки заперлись в комнате и упорно не открывали, к завтраку тоже не спустились. На стуки отвечал Лерка, твердил странным, зажатым голосом — нормально, они просто неважно себя чувствуют, не голодны и придут попозже. Я велел Славину отстать от мальчиков, а еду принести и оставить у порога — наверняка бедняжки просто хотят побыть одни — зачем ломать замок понапрасну? Антон Семеныч не стал спорить, попрощался и отбыл по своим делам.
Алина приехала к обеду — была занята на операции, и сразу же рванула к Ёжкиной спальне. Валера открыл ей немедленно с отчаянным возгласом:
— Алина Константинна! Уговорите его!
И втянул внутрь, щелкнул замком.
А еще через полчаса во двор дома уже заруливала скорая.
Моя сестра никого не уговаривала — просто наорала на блонди, на задыхающегося, заходящегося белой пеной, кашляющего на подушках синего губами Ежа и вызвала бригаду медиков. Решительная женщина.
Короче, Серёжку забрали в больницу. Не в психушку, просто в больницу. Сразу прямиком в реанимацию.