— В 1918 году я вступил в Коммунистическую партию и боролся в рядах пролетариата. Кажется, что в Германии уже и не вспоминают об этом периоде. Все здесь перевернуто вверх дном. О революционных традициях рабочего класса молодое поколение ничего не знает. Вот смотрите, что они делают с молодежью. (Он указал при этом на расположенный по другую сторону канала «летный клуб национал-социалистской партии», с аэродрома которого то и дело взвивались самолеты, буксируя за собой серебристые планеры.)

— Эти наци,— продолжал рабочий,— набрали в военные школы 14-летних мальчиков, которые готовы будут прыгнуть за них в огонь и в воду. Положение германских рабочих тяжелое и безвыходное. Старые кадры перебиты или изолированы. К тому же и жизнь стала тяжелой. Вот посмотрите, как живут рабочие. (Он указал на маленькие, похожие на скворечники, домики, которые я раньше принимал за сторожки на огородах.) В этих курятниках, сказал рыбак, рабочие семьи каждую ночь дрожат от страха перед английскими налетами. Никто здесь не заботится об устройстве бомбоубежищ. Вот тот бункер, указал он, строится уже свыше года. Деньги с рабочих взяли, но неизвестно, когда он будет закончен.

Когда мы поинтересовались, что говорят немецкие рабочие о германо-советских отношениях, рабочий ответил:

— По поводу германо-советских отношений рабочие вслух ничего не говорят. Для этой темы нам на губы наложен пластырь. Да и сами рабочие, потеряв доверие друг к другу, опасаются касаться в беседах этой темы.

Его собственная точка зрения на позицию Германии в отношении СССР была выражена им следующими словами:

— Если фашизм не может ужиться с такой «демократией», как английская, то как он может примириться с советским коммунизмом, находящимся к тому же у него теперь под боком.

— Неужели в Германии нет сил, для того чтобы изменить положение и воспрепятствовать подготовке к новой войне? — спросили мы.

Подумав немного, проверив при этом насадку на крючке, рабочий сказал:

— О каких силах может идти речь после того, что происходило в стране начиная с 1933 года, и того, что творится сегодня? По вине социал-демократических раскольников наш рабочий класс оказался разрозненным, чем воспользовались нацисты для захвата власти. Террор и преследования заполнили нашу жизнь. В тюрьмах уже нет места для нашего брата, концлагеря также переполнены. В стране повсюду идет глухая, скрытая борьба небольших групп и одиночек. Это смелые, решительные люди. Они доставляют большие неприятности властям. Но они не в состоянии изменить положение. Вот если бы где-либо Гитлеру «подставили ножку» — сорвали бы его операции, — тогда положение могло бы измениться. Сейчас же многие жители действительно начинают верить в «счастливую звезду фюрера», что только укрепляет его позиции.

Голосом этого рабочего говорила сама жизнь. В самом деле, гитлеровская социальная демагогия являлась лишь подсобным оружием для ослабления движения рабочего класса. Главное, на что делали упор германские властители, — это на террор, на беспощадное истребление и изоляцию всех тех, кто находился на подозрении как антифашист или пацифист. Гитлер сделал все для того, чтобы разгромить организации рабочего класса Германии, уничтожить его руководство. Передовые кадры германских рабочих были истреблены террористической машиной гестапо; большое число старых рабочих находилось в тюрьмах и концентрационных лагерях, в том числе и Эрнст Тельман — вождь германского пролетариата. Еще законом от 24 апреля 1934 г. Гитлер учредил суды, которые должны были расправляться с его политическими противниками. Все председатели судов назначались лично Гитлером сроком на пять лет, и на этих постах находились главным образом члены СС и СА. Суды выносили преимущественно смертные приговоры. Главный прокурор Паризус в одной из речей так сформулировал назначение таких судов: «Задача судов состоит не в том, чтобы говорить о праве, а в том, чтобы уничтожать противников национал-социализма».

Можно без преувеличения сказать, что в период нашего пребывания в Берлине вся Германия была покрыта концентрационными лагерями, в которых в самых ужасных условиях содержались политические противники Гитлера, гибли лучшие люди — германские патриоты. Среди населения распространялись правдивые истории о неслыханных пытках и издевательствах над узниками. Мы нередко проезжали мимо этих устройств, вызывавших в народе страх. Это были небольшие участки земли, огороженные колючей проволокой и примыкавшие к лесу или болоту. Концлагерь окружал заполненный водой широкий ров. Все они обычно были стандартны: низкие деревянные бараки, площадь сбора, служившая местом истязаний[21], и различные пристройки — комнаты для допросов, место особо строгих заключений. Для обслуживающего персонала была выделена особая часть территории. Здесь были видны маленькие, окруженные зеленью жилые домики с обязательным присутствием собак. Мы видели то, что так ярко было показано в советском фильме «Болотные солдаты».

К гордости и славе германского рабочего класса и его вождя — Коммунистической партии Германии можно сказать, что, несмотря на все то, что было сделано гитлеровцами, чтобы убить рабочее движение, парализовать пульс революционной жизни и всякие зачатки антифашистского сопротивления, борьба с фашизмом не прекращалась. В Германии постоянно действовали, хотя и небольшие, группы коммунистов-революционеров, которые из глубокого подполья вели смелую антигитлеровскую, антивоенную пропаганду. Им, конечно, трудно было поднять на открытую борьбу рабочих, дезориентированных и разъединенных правыми лидерами СПГ, разгромленных и терроризированных машиной гестапо, но они не переставали вести работу среди народа. Находились смельчаки рабочие, которые и в открытых формах выражали свое недовольство положением. Среди них были как коммунисты, так и социал-демократы, познавшие на своем горьком опыте последствия раскольнической политики их руководителей в рядах рабочего движения. Но путь для таких людей был один: тюрьма, концентрационный лагерь, фронт, смерть.

Условия нашей корреспондентской работы не позволяли заниматься сбором материалов об антифашистской деятельности в Германии. Это было бы для нас слишком рискованным делом, тем более что любая связь корреспондента ТАСС с местным населением (деловые контакты с торговцами, врачами, портными) находилась под бдительным контролем гестапо. Мы не обладали дипломатическим иммунитетом и могли быть арестованы и высланы в любое время. Но, несмотря на эти трудности, сведения о героической борьбе германских патриотов-коммунистов так или иначе доходили до нас. Некоторые факты об антифашистах проникали в прессу. Гитлеровские органы внутренних дел иногда публиковали решения судов над политическими, для того чтобы запугать население. Нам попал в руки номер газеты «Фёлькишер беобахтер» от 26 апреля 1939 г., в котором сообщалось о состоявшемся в Мюнхене суде над восемью рабочими и одной работницей. Под крикливым заголовком «Дураки и преступники» газета писала, что подсудимые «вели подрывную работу против рейха и подталкивали массы к выступлению с целью свержения строя». Подсудимые были осуждены на многие годы тюрьмы.

Нередко через прорез в дверь для почтовой корреспонденции и газет к нам попадали листовки, написанные на машинке или от руки, содержащие критику нацистских порядков. Мы понимали, что таким путем немецкие борцы против фашизма давали нам знать о той борьбе, которую они ведут. В журналистские круги нередко проникали сведения о закрытых судах над коммунистами, рабочими по обвинению в антиправительственных заговорах, в саботаже, в попытках расправиться с Гитлером. Рассказывали, что в немецкие тюрьмы и концлагеря ежедневно направлялись люди, опасные для гитлеровского режима.

Призрак растущего коммунистического движения в стране не давал гитлеровцам покоя, хотя они часто и бахвалились тем, что расправились со своими врагами и им ничто не угрожает. Им мерещились враги даже там, где их в действительности и не было. Любая неполадка на заводе, несчастный случай на железной дороге — все это оценивалось ими как коммунистический саботаж. В собственном страхе перед невидимым противником и в попытках запугать народ власти преследовали трудящихся за все: за отказ от добровольной помощи, за безобидные анекдоты, за проявление гуманности к польским военнопленным, за слушание иностранного радио, за медленную работу у станков и т. д. Нацистская пресса обрушивалась, например, на тех, кто в трамваях и автобусах не предоставлял сидячих мест солдатам-инвалидам, участникам походов в Польшу и на Запад. Газеты характеризовали эти факты как проявление враждебности по отношению к вермахту. Германские власти составили даже специальную шкалу «возможных преступных коммунистических действий».