— Так, значит, ты всё знал?.. — прошептала поражённая Анна. — Значит, вы — заодно и ты знал, куда мы едем? Говори, Даниил! Ты знал?

   — Знал, — тихо, но твёрдо ответил Даниил.

Анна глядела то на Даниила, то на Халцедония, озиралась, как затравленный зверь, и вдруг бросилась бежать в лес.

   — Не ведает дитя, что творит, — вздохнул Халцедоний. По его знаку двое варягов настигли Анну, притащили назад и связали.

Анна пылающими глазами жгла Даниила:

   — Предатель!.. Вор!

   — Бог вас покарает, не троньте её! — Даниил кинулся к Анне, но варяги схватили и Даниила.

   — Поздно, монах! — произнёс Халцедоний. — Ещё никто не перешагивал пропасти двумя шагами. Свяжите неразумного тоже.

Даниила скрутили той же верёвкой и вслед за Анной поволокли на ладью. Анна отодвинулась от монаха, насколько верёвка позволяла, и не молвила больше ни слова.

Ярл равнодушно скользнул взглядом по пленникам, воины убрали сходни, шесты упёрлись в берег, плеснули о воду вёсла, и течение понесло ладьи на середину реки.

Иссечено в лохмотья полотно возка и забрызгано кровью, однако ещё не кончена битва.

Но людям чёрного рыцаря недалеко до победы. Всё реже хохочет Шалиньяк, и не до смеха ему, когда уцелело всего несколько франкских воинов. Длинные ноги Бенедиктуса торчат неподвижно из-под возка. И даже Злата начинают оставлять силы, хотя рубаха его по-прежнему бела и не видно на его теле ни единой царапины.

Уже прорвалось в возок несколько самых отчаянных разбойников, гремят в нём сундуки; уже не отбиться на этот раз Шалиньяку от обступивших его врагов, но вновь клубится пыль на дороге, по которой ускакала Янка, и уже не облачко — огромное облако!..

Обнажённые сабли и мечи сверкают из облака, как молнии, в рокот грома сливается конский топот. И развевается над войском королевское знамя с орлом, а за знаменем скачет на белом коне сам король Казимир в доспехах не по росту: тонкая шея торчит из ворота кольчуги, шлем велик, сползает на лоб, но худое лицо с жиденькой бородёнкой воинственно, и глаза горят давно забытым ощущением сражения!

Чёрный рыцарь оглянулся: победоносная лавина катилась на него; он крикнул что-то и первым, повернув коня, поскакал прочь.

За ним побежали воины, оставляя раненых, возок и несдавшихся его защитников.

Янка соскочила с коня, бросилась к Ромуальду, лежавшему на пригорке, наклонилась над ним послушать сердце — да не услышишь, не подступишься сквозь броню.

   — Как же до тебя, железного, добраться? — Янка рванула нагрудные латы, раз, другой и третий, — латы погнулись, подались, показалась грудь рыцаря. Янка приникла к ней ухом и радостно воскликнула:

   — Стучит!..

Шалиньяк дико вращал глазами и никак не мог сообразить, куда подевались враги. Злат по-прежнему молотил воздух мечом некоторое время, пока не понял, что это уже ни к чему. Ноги Бенедиктуса зашевелились, и он, ощупывая голову, выполз из-под возка.

А король, распалённый скачкой, кружился на коне и кричал старческим, но грозным голосом:

   — До брони, шляхта! Hex жие Польска!

Бенедиктус увидел знамя Казимира, хлебнул из фляжки и произнёс:

   — Дзенькую вам, Езус-Мария, что ешче Польска не сгинела.

Взмахивая вёслами — по семьдесят с каждого борта, — плыл варяжский корабль, привычно налегали на вёсла гребцы.

Нос ладьи с вырезанным из дерева Одином — богом побед и морей — легко рассекал светлую воду.

Анна сидела у борта, обхватив колени руками, Даниил стоял подле неё, ветер трепал его волосы, и он говорил:

   — А потом ты увидишь Херсонес и тысячи кораблей со всего света. И на самом быстром из них мы поплывём туда, куда ты прикажешь!

   — Нет, — отвечала Анна.

   — Да!.. Ты увидишь Царьград и Священный дворец, равного которому нет в мире...

   — Нет.

   — Да! Ты услышишь, как рукоплещет Ипподром, когда там соревнуются стрелки и всадники. А потом ветер снова наполнит наши паруса, и мы поплывём дальше...

   — Куда бы мы ни поплыли, — безучастно отозвалась Анна, — никогда я не буду твоей.

   — Пусть! Но ты будешь со мной. Я покажу тебе мир, полный чудес. Я его знаю, книги открыли мне его в келье обители. Ты увидишь, как в Дамаске бьют фонтаны перед дворцами калифов и солнце раскалывается в их брызгах... И страну блаженных эфиопов, и царство индусов, где поёт птица Феникс... Ты увидишь, Анна, — говорил Даниил в упоении, — Иерусалим и пройдёшь по камням, коих касалась стопа Христа... увидишь горы, извергающие огонь и пепел, и райскую Иллирию, где живут безгрешные люди. И радостно содрогнётся твоё сердце, когда аквилоны и бореи будут вздымать морские пучины... И только тогда я спрошу тебя, Анна...

Но Даниил не договорил. Коротко просвистев в воздухе, в борт ладьи, под самой его рукой, ударилась и задрожала стрела.

По берегу, нагоняя ладьи, скакало множество всадников. Халцедоний, уже сменивший одежду сарацина на византийский плащ, встревоженно глядел на берег, а ярл Рагнвальд — вопросительно — на Халцедония.

   — Я сдержу обещание, — сказал Халцедоний. — Чёрный рыцарь с золотом ждёт нас у трёх скал.

   — Гляди, — молвил ярл. — Варяги не прощают обмана.

   — Греки не обманывают.

Всадники быстро приближались, и теперь Даниилу стали тоже видны и трепещущее знамя с орлом, и Казимир на белом коне, и Злат с Шалиньяком рядом с ним.

   — Я зде-есь!.. — пронзительно закричала Анна. — Здесь!..

Даниил пригнул её к настилу, зажал рот. Анна бешено сопротивлялась, колотила ногами по борту. Халцедоний, несмотря на напрягшееся лицо, выглядел спокойным.

   — Не обращай внимания, Рагнвальд. У трёх скал тебя ждёт золото.

Дружина Казимира скакала теперь вровень с ладьями, и слышны стали голоса.

   — Остановитесь! — кричал лично сам Казимир. — Нам известно досконально, что вы похитили невесту франкского короля!..

   — А тебе зачем невеста? — выкрикнул воин из второй ладьи, привыкший, видимо, к подобным перебранкам. — Ты слишком стар для постели!

Хохот одобрил его шутку.

   — Стойте! — прокричал Шалиньяк. — Вам повелевает хозяин этой земли, король польский!

Но у варягов было весёлое расположение духа, помноженное на предвкушение возможной стычки.

   — Он на земле, а мы на воде, он нам не хозяин!

   — А король у нас есть свой, и не Казимир плешивый, а Харальд Смелый!

Услышав имя Харальда, Анна прекратила барахтаться и замерла.

   — Кто на ладье? Харальд, наш Харальд... — запел кто-то из воинов, и остальные подхватили:

— а затем снова раздался хохот, на сей раз особенно громкий.

Случилось то, что предвидел в своём спокойствии Халцедоний: ровный берег кончился и на пути всадников встал утёс, покрытый лесом. Кони остановились перед отвесной стеной, самые горячие из поляков погнали их в воду, но река у берега была глубокой.

Халцедоний насмешливо помахал Казимиру рукой. Даниил отпустил Анну, но, едва разжались его руки, Анна вскочила:

   — Поверни ладьи, ярл Рагнвальд!

Ярл опешил:

   — Что?!.

   — Поверни ладьи, — властно повторила Анна. — Повелеваю тебе именем Эллисив, твоей королевы!

Здесь даже на второй ладье прекратился смех.

Все с удивлением глядели на Анну.

   — Что слушаешь её! — поспешно возник между Анной и Рагнвальдом Халцедоний. — Лучше вели гребцам спешить, чёрный рыцарь давно ждёт нас!

Но на равнодушном лице ярла шевельнулось подобие озадаченности, и он отодвинул Халцедония в сторону своей железной рукой.