Изменить стиль страницы

   — Конечно, монахам чужды такие песни, — согласился купец. — Неужели даже в мыслях? — вдруг быстро спросил он, и Даниил встретился с мерцающим в полутьме испытующим взглядом...

И был ещё один день пути. Дорога петляла среди склонов, поросших высокими синими елями.

Сарацинский купец мирно дремал, качаясь в своей арбе. По обе стороны от Анны ехали Роже, Шалиньяк и Бенедиктус.

   — Итак, — говорил наставительно епископ, — король Хильперик имел возлюбленную по имени Фридегонда. И до такой степени поддался убеждениям этой женщины, что однажды ночью...

   — ...задушил в собственной постели свою жену, — вставил Бенедиктус.

   — Да, — подтвердил Роже. — Её звали Галесвинта. Вторую жену Хильперика звали Одовера. Когда король был на войне, Одовера родила ему дочь. Хитроумная Фридегонда посоветовала ей самой окрестить ребёнка. Жена, нарушив церковный устав, стала, таким образом, кумой своему мужу, за что и была изгнана...

   — А позднее отравлена, — уточнил Шалиньяк.

Анна, нахмурившись, слушала урок французской истории и временами поглядывала на Даниила, который шагал позади.

   — Фридегонда тем временем, — продолжал Роже, — помогла Хильперику избавиться от брата Сигиберта. Своим лукавством она привлекла двух мужей и так очаровала их, что они нашли Сигиберта...

   — ...и ударили его четырьмя ножами меж рёбер, — сказал Шалиньяк, — отчего он умер.

   — Так Фридегонда стала женой Хильперика, — рассказывал далее Роже. — При этом она избавилась от его сына, наследника Хлодвига, приказав наёмным людям на вилле Нуази...

   — ...воткнуть ему нож во внутренности, — со знанием дела сказал Шалиньяк. — Отчего он тоже умер.

   — Его же тёщу, которая видела всё это, она обвинила в колдовстве...

И, привязанную к столбу, — невесело усмехнувшись, добавил Бенедиктус, — её сожгли заживо.

   — Сия мудрая королева, — невозмутимо продолжал Роже, — имела возлюбленного по имени Ландри и однажды приказала ему убить короля во время охоты, что он и сделал...

— Ай, яй, яй... — услышал Даниил рядом с собой сочувственный вздох. За спицами колёс сарацинской арбы мелькали борода и чалма. Купец говорил тихо, чтобы не услышали французы: — Безобразие в крови франкских монархов. Зачем вспоминать историю — скоро ты сама увидишь короля, который грубостью и неучтивостью свёл в могилу двух жён... — Купец поцокал языком и покачал головой: — Бедная, бедная Анна...

6

В день равноап. Владимира

и мучеников Кирика и Иулитты

Три Ярославны R.png_0
ов, окружающий стены Гнезно, польской столицы, от засухи изрядно обмелел. Через него был перекинут мост к воротам, возле ворот, надвинув на лоб шапку, дремал стражник.

Когда появились на другой стороне рва возки и под конскими копытами заскрипели доски моста, стражник приоткрыл глаз и опустил перед гостями жердь-шлагбаум.

   — Налог — шесть злотых, — сонно объявил он.

   — Протри свои глаза, серв! Перед тобой посол короля Франции! — подскакал к воротам Шалиньяк. — Какой ещё налог?

   — На починку моста, — сказал стражник.

   — Видно, пусты сундуки у Казимира? — молвил Шалиньяк с ехидством.

   — Нет в мире славней и богаче светлого круля земли польской, — невесело отвечал стражник.

Роже кивнул Шалиньяку, и тот хмуро полез в кошель.

Снова заскрипели шаткие доски под колёсами. Стражник потрогал монету на зуб.

   — С Руси? — спросил он проезжавшего мимо Злата.

   — С Руси.

   — Мехов или чего ещё на продажу не имеешь?..

   — Разве я купец? — удивился Злат.

   — А разве одни купцы торгуют?..

В это время треснули под копытами прогнившие доски, и рыцарь Ромуальд вместе с конём обрушился в ров, к счастью неглубокий.

   — Негодяй! — Шалиньяк в бешенстве повернул коня. — Зачем же ты брал деньги?..

   — Я сказал вельможному пану — на починку моста, — ответил стражник и опустил монету в прорезь ларца.

   — Что за гости в моём дворце?

Король Казимир, высокий и худой, с длинной, но жидкой бородёнкой, держа книгу в руке и близоруко щурясь, спускался по лестнице.

   — Роже! — узнал он епископа. — Какая приятная оказия — вновь увидеть собрата по альма матер!..

   — Разуй глаза, Казимеж! — с досадой перебила его королева. — Или не видишь, что епископ привёз Анну!

Королева Мария, именуемая по-славянски Доброгневой, не выпускала Анну из объятий, и пухлое лицо её светилось от радостных слёз.

   — О!.. — воскликнул Казимир, галантным жестом заслоняясь, будто от солнечного луча. — То не Анна, то сама божественная Артемида!

   — Езус-Мария, какая Артемида! Анна, племянница твоя, цветик наш, ласточка... Красавица! Она вот такусенькой была, когда ты увёз меня из Киева. Нельзя так много заниматься теологией, Казимеж, ты скоро своё имя забудешь!

   — То есть неразумная речь, Доброгнева, — строго ответил король, а все меж тем стояли и почтительно слушали перебранку царственных супругов. — Теология возвышеннейшая из наук, и даже философия всего лишь её служанка, в чём со мной согласится брат Роже, который...

   — Здравствуй, дядя Казимир! — решительно двинулась вперёд Анна и расцеловала короля в обе щеки. — Вы с тётей после побранитесь! А сейчас мои люди устали с дороги и голодны!

Казимир оглядел возникшее перед ним рыжеволосое видение.

   — Ужин! — закричал он и захлопал в ладоши. — Яцек, Марыся!.. — Король гордо выгибал грудь и прохаживался гоголем, командуя набежавшим слугам: — Трёх быков на вертелах! Мёду! Вина, старейшего из моего погреба! — Казимир махнул спутникам Анны: — Угощайтесь на здоровье, Панове!

Звякнули доспехи, Ромуальд сделал шаг вперёд.

   — Благородный рыцарь Ромуальд, — тут же возник рядом Бенедиктус, — спрашивает, не может ли он послужить светлому королю в борьбе с врагами или злыми волшебниками...

   — Не слышал вопроса, — удивился Казимир.

   — Он дал обет молчания и давно ищет случая свершить подвиг во имя прекрасной дамы, но не может найти достойных противников.

   — Дамы, дамы, — недовольно отозвался Казимир. — Гроб Господень в плену у сарацинов — вот бы о чём лучше печалились благородные рыцари! — Он взял Анну под руку и повёл вверх по лестнице. — Аквиля нон каптат мускас — негоже орлам ловить мух, не так ли, почтенный Роже?

Шум застолья доносился во двор замка, где стояли кони и готовились к ночлегу пешие воины, Янка собирала с повозки меха, чтобы устроить Анне постель во дворце. Длинная тень протянулась рядом — это подошёл Ромуальд.

Без шлема и доспехов, в полотняной рубахе, он выглядел особенно юным и беззащитным. Ромуальд протянул руку, разжал ладонь, и оттуда вылетела маленькая светящаяся точка. Повисла в воздухе, набрала высоту и скрылась.

   — Ой! — догадалась Янка. — Правильно: не греет, а светит — светлячок!.. А Злат до сих пор не угадал.

Рыцарь поклонился и отошёл к бадье, возле которой он мыл свой щит.

Янка присела рядом на корточки и долго разглядывала мокрое лицо прекрасной дамы.

   — И не жалко твоей Готелинде тебя? — сочувственно вздохнула она. — Гоняет за подвигами по всему свету, да ещё молчать велит.

Ромуальд покачал головой, приложил руку к груди, потом воздел её вверх, и Янка поняла, но несогласно пожала плечами.

   — А чем ты так недостойный?.. Тихий, непьющий. И лицом пригож.

Сорвав жёлтый цветочек, Ромуальд протянул его Янке.

   — Мне? — удивилась Янка и подняла на рыцаря вопросительный взгляд: — Зачем?

Рыцарь снова поклонился, улыбнувшись смущённо и признательно. А из окон дворца донёсся новый взрыв смеха и голоса, среди которых громче других был голос Шалиньяка.

   — И когда я, о благородный Злат, зарубил шестерых, — рассказывал Шалиньяк, побагровевший от мёда и пива, но по-прежнему горделивый, как галльский петух, — остальные пустились бежать, как безумные! Но, призвав на помощь святого Ардальона, я бросился в погоню, как лев, и разрубил каждого на двенадцать частей. И тогда из замка вышли двенадцать раз по двенадцать дев и упали передо мной на колени, благодаря за избавление!