Знал бы Миклош, чьи слова почти в точности повторял он и почти в то же время!.. И знала ли о словах Левенты Агнеш, витая мыслями где-то высоко и далеко отсюда?..

   — Но предводитель велел стоять в Шароше, — сказал Тамаш.

   — Он не знал, что падёт Шомодьвар, — возразил Пишта. — И что Мате предаст его в Пече...

   — Прав Миклош, — вдруг сказала Агнеш, и все смолкли. — Место воина в поле. Выступим завтра с утра.

Мало кто спал в Шароше в ожидании рассвета. Горели костры, перед ними коротали время снаряженные к бою воины.

Обойдя дозоры, Агнеш и Миклош подошли к одному из костров, у которого в кругу своей дюжины сидели юный Буйко и словен Любек. Агнеш присела к огню согреться: стали уже холодными предзимние ночи.

   — Мы с Буйко давно поспорили о Боге, — сказал Любен. — Он говорит: Ише, а я — Иисус. Я — Дух Святой, а он говорит: Луца... и, хоть убей, я так и не понял разницы.

   — А почему сейчас вспомнил о Боге? — спросила Агнеш. — Смерти страшно?

   — Воин не должен бояться смерти, иначе он не воин! — поспешил вставить Буйко;

Любен же отвечал, как всегда, рассудительно и неторопливо.

   — Смерть — её что бояться, — сказал он. — Она в бою недолгая. Вот что потом — немного страшно. Попы говорят: есть Царствие небесное и преисподняя. Так ведь в преисподнюю не хочется. А как туда не попасть: не убий, например, сказано, а убиваем?..

   — Нет ни Царствия небесного, ни преисподней, — сказала Агнеш.

   — Что же — ничего нет?

   — Есть. Есть вечное мировое дерево, и нет конца его корням, нет конца вершине. Оно соединяет земной мир и небесный, и оба равны, как равны у любого дерева корни и крона.

Любен осмыслял услышанное.

   — Значит... всё равно — что рай, что ад?..

   — Сам подумай, — отвечала Агнеш. — Молено ли считать адом земные корни, которые питают соками небесный мир? Умрёт наша первая душа, душа-дыхание, тело уйдёт в землю и превратится в её сок, сок потечёт по стволу и наша вторая душа, душа-тень, распустится на ветвях листьями...

Послушать Агнеш подошли к костру и другие воины, и богатырь Пишта в их числе.

   — Значит, и я стану маленьким листком? — огорчённо спросил он.

Агнеш улыбнулась:

   — И ты... А солнце с вершин дерева будет питать листья светом, они наберутся его силы, и эта сила вернётся к корням и вновь станет соком земли. Оттого и вечно это дерево, и мы вечны в его листьях.

Агнеш смолкла, и воины молчали. Потрескивал костёр.

   — И всё же, — сказал Буйко, — скучно это — листком висеть.

   — Почему? — отозвалась Агнеш. — Разве ты не видел, как они трепещут, шуршат, разговаривают между собой? От этого рождается ветер, который разносит их разговор по земле. И кто его понимает из людей, слышит мысли богов и знает прошлое и будущее.

   — Ты — знаешь?.. — спросил Пишта, и по лицам воинов было видно, что все они подумали о том же.

Но Агнеш не ответила. Она поднялась от догорающего костра, и Миклош поднялся вместе с ней, и оба посмотрели на небо.

Небо светлело: близился рассвет, надвигалось утро.

Солнце уже готово было взойти, когда близ городских ворот возникли как из-под земли призрачные, как бы бестелесные в утреннем тумане фигуры передовой десятки варягов.

Двигаясь легко и бесшумно, они переместились к стене, закинули верёвки с когтями на её верх, взлетели по ним и исчезли за остриями частокола. Меж тем, пластаясь по траве, подернутой инеем, так же бесшумно подтягивалась под стену вся варяжская сотня, и Левента был впереди неё.

Он напряжённо вслушивался в тишину. Короткий, тотчас заглушённый вскрик донёсся из-за ворот, на время всё стихло, потом лязгнули засовы, и ворота открылись. Вторая десятка варягов во главе с Левентой быстрой перебежкой тотчас бросилась в них.

Древний старик со ржавым мечом у пояса лежал на земле в крови, никакой другой стражи за воротами не оказалось. И очень тихо было в Шароше, даже не лаяли собаки.

Старик был ещё жив, дышал. Левента наклонился над ним:

   — Где воины разбойницы?

   — Сам ты разбойник, — отвечал старик шамкающим ртом.

Варяг замахнулся над ним мечом, но Левента остановил его руку.

   — Где люди Агнеш? — повторил он. — Тебе перевяжут рану и остановят кровь. Говори!

   — Не найдёшь их, — злорадно отвечал старик. — Разве что поищешь ветра в поле. Унеслись они в поля, как утренний ветер...

Старший из варягов помахал рукой. Остальная сотня, уже не таясь, во весь рост, вошла в ворота.

   — Соврал — прирежу! — пообещал варяг старику.

Держа мечи наготове и поминутно оглядываясь, варяги с Левентой двинулись по улице. Но правда, безлюдна была улица — и эта, и другая; землянки и кособокие хижины были покинуты, лишь в немногих из них жались друг к другу и испуганно глядели на варягов старики, дети и женщины.

На площади пусты были шалаши воинов, хотя ещё и дотлевали между ними угли кострищ. На месте шатра Агнеш высился один остов из жердей. И олений череп на средней жерди скалился на Левенту, как ему показалось, с насмешкой.

В ярости и досаде Левента рубанул по нему саблей. И рубил его, и топтал на земле ногами, покуда и череп, и рога не превратились в мелкие обломки и не смешались с земным прахом.

Тогда Левента опомнился и огляделся. Варяги уже разбрелись по городу в поисках хоть какой-нибудь добычи. Особо оживлённые голоса доносились со двора ишпана: там в запертых амбарах обнаружились бочонки и мехи с вином.

   — Вели людям возвращаться в лощину, к коням, — решительно сказал Левента, подходя к старшему из варягов. — Разбойники не могли далеко уйти.

Но варяг не спешил исполнять приказание.

   — Ярл Свенельд велел нам взять город, — отозвался он. — А больше он ничего не сказал.

   — Я говорю! — крикнул Левента, сжав рукоять сабли.

Варяг глядел на него равнодушно, но миролюбиво.

   — Прости, Левента, — сказал он. — Мы сделали то, что ты просил. И больше ты над нами не начальник.

Оживление в амбарах сменилось уже весёлыми криками и хохотом. Кто-то запел песню. Больше здесь Левенте делать было нечего.

Он повернулся и, ускоряя шаг, побежал к воротам.

Дозорный отряда Антала, покусывая травинку, бездумно глядел в розовеющее небо, когда мощная рука Пишты удавом обхватила сзади его шею и сжала так, что травинка осталась закушенной навеки.

По знаку Пишты Агнеш и Балаж выехали на опушку. Остальные воины, едва угадываясь среди деревьев, таились в роще. С пригорка был как на ладони виден походный лагерь королевского отряда, расположившийся в ложбине меж двух других холмов. Утро ещё не начиналось для него. Спали под телегами и просто вповалку на траве воины, и только кашевары уже приступили к делу: из-под котлов ползли дымки. В глубине лагеря виднелся шатёр воеводы.

   — Совсем Антал не ждёт гостей, — ухмыльнулся Миклош. — Самое время будить.

Агнеш согласно кивнула.

   — Если из нас один останется, — вдруг сказала она, — дай слово, что уведёшь людей на юг, на пустые земли. И там осядешь.

Миклош глянул на неё неодобрительно:

   — Не лучшие слова ты сказала перед боем.

— После боя, может, никаких не скажу, — ответила Агнеш, выхватила из ножен саблю и привстала в стременах.

И с криком «Гайда!» ринулись из рощи вслед за поскакавшей вперёд Агнеш её воины.

Они грохочущей лавиной скатились в сонный лагерь, сея смятение и ужас среди его защитников такой побудкой. Застигнутые врасплох, воины Антала метались беспорядочно и бестолково, и всюду их доставали сабли и пики. Полуголый Антал выскочил с мечом из шатра. Сразу несколько воинов Агнеш во главе с Буйко устремились к нему, весело поигрывая над головами саблями.

И был бы конец воеводе, но что-то коротко свистнуло, и Буйко со стрелой, крепко вошедшей ему в глаз, первым упал с коня.

Ещё и ещё просвистело. Упал вслед за Буйко другой воин, и третий, и четвёртый. Непонятно было, откуда летели стрелы, но поражали они метко и наверняка. Упал Любен — стрела попала ему точно в шрам на лбу; упали Тамаш и Йонаш... Воины Агнеш смешались, растерянно озираясь и ища невидимого врага. Но к тому времени очнулись наконец воины Антала. И он сам, побуждая их к наступлению, уже яростно взмахивал мечом.