Она хлопает в ладоши, и из двери появляется синий человек.
— Стой, — говорит Зоя и подходит к Харальду и снова, не отрываясь, глядит в его лицо: — Ты похож на Ахиллеса, у того тоже были голубые глаза и волосы цвета льна.
И она дотрагивается рукой до волос Харальда и медленно проводит по ним рукой.
— Ступай, — говорит Зоя, и Харальд уходит.
Теперь надо сказать о Феодоре-живописце. Он жил в Миклагарде, в предместье святого
Мамы, где жило много тех, кого греки именуют варварами, и жилище его было убого.
В варяжскую стражу Феодора не взяли по его тщедушию. Не был Феодор ни кузнецом, ни горшечником и иных не знал ремёсел, на которые здесь был спрос; паче же не был купцом, кои здесь были чтимы так, что дома и съестные припасы получали от конунга бесплатно, как и право мыться в термах.
До темноты Феодор бродил по Миклагарду, любуясь его храмами и руинами языческих капищ, откуда приносил к себе кусочки белого мрамора, оставшегося от колонн, некогда украшавших эти капища.
В остальное время Феодор слушал в корчмах россказни мореходов о людях дальних стран, которые имели тело людское, а лицо львиное, о трёхглазых киклопах ростом в сорок локтей — и посмеивался, потому что и сам немало плавал по морям.
Своим же ремеслом Феодор кормиться не мог, ибо множество было в Миклагарде живописцев и мозаичников, хоть и не лучше Феодора, но имеющих мастеровое клеймо, которое стоило немалых денег.
Но вот чем кормился Феодор: из принесённых кусочков мрамора он резал небольшие подобия нагой женщины, именем Венус, которую иногда находят в земле греки, и тайно продавал на базаре распутникам, охочим до таких вещей.
И вот он однажды складывает свой товар в мешок, чтобы идти на базар, и тут к нему входят два греческих воина, и один спрашивает:
— Твоё имя — Феодор?
Феодор говорит:
— Имя моё. А товар не мой, первый раз вижу.
Но воины не хотят дальше слушать и тащат Феодора с собой, а Феодор вырывается и кричит:
— Каюсь, мой товар! Но всё от бедности моей и нищеты, сжальтесь над убогим, люди добрые!
И все оборачиваются на них, тогда воин затыкает рот Феодору перчаткой, и Феодор только громко мычит, а его ведут дальше.
Его приводят в некое подземелье, и здесь вынимают перчатку изо рта, и толкают за тяжёлую дверь, и дверь закрывается. Феодор бросается к двери и вопит:
— Грешен, непристойное вершил! Вот крест — утоплю идолов в море, а за грех любое покаяние приму.
И тут он слышит:
— Успеешь ещё покаяться, Феодор.
Феодор оглядывается и видит Харальда.
И они радостно обнимаются, и Феодор говорит:
— Да гори оно теперь огнём — покаяние, с тобой и к чертям не страшно. Вот уж честь так честь — с самим Харальдом сесть!
Теперь — хоть в ад. Одно жаль: ваять я только что наловчился! Вот ремесло, что там живопись!
И он достаёт из мешка свою Венус, но видит, что Харальду мало до неё дела, и стихает.
Харальд спрашивает:
— Феодор, не было корабля из Гардарики?
Феодор отвернулся и отвечает:
— Нет, давно с Руси ничего не слыхать.
Но Харальд видит, что Феодор лукавит, берёт его за подбородок и поднимает лицо:
— Правду говори!
Феодор сник и говорит:
— Был корабль, Харальд. — И молчит.
— Говори! — трясёт его Харальд.
Феодор отвечает:
— Чего говорить — отказала Елизавета купцам, а что с твоим золотом — не ведаю.
— Сам слышал? — говорит Харальд.
— Ульв слышал одноглазый, — отвечает Феодор, — и нам рассказал.
Харальд отпустил Феодора, и отошёл, и затих.
Феодор говорит:
— Да ты не печалься. Главное, что мы снова вместе в Царьграде. Я тебе вот что скажу: неспокойно в городе, народ мутится против Михаила. Глядишь, всё скоро переменится, выпустят нас, погуляем ещё по свету!
Харальд как бы очнулся и говорит:
— Выпустят тебя сейчас.
Феодор молчит, удивлённый, а Харальд даёт ему тонкий свиток.
— Ульву передашь приказ, — говорит он. — Прочтёшь ему сам, никому не доверяя. А на словах удостоверишь, что письмо от меня.
Феодор кладёт свиток за пазуху и кивает:
— Всё исполню, что велишь.
Здесь снова появляются воины и без лишних слов уводят Феодора с его мешком. А Харальд остаётся один и садится на скамью.
И долго он сидел так в печали, а потом сказал вису:
Тогда женский голос отвечает ему:
И Зоя подходит к Харальду и опускается перед скамьёй на колени, как низкая родом.
— Ахиллес вершил свои подвиги, — говорит она, — ради той, кому они не любы, мне же люб Ахиллес, но не его подвиги.
Она берёт руки Харальда в свои и целует. И Харальд сидит, словно каменный, потом трогает волосы Зои, проводит по ним рукой и говорит:
— А они и вправду у тебя подобны огню... (Далее следуют три листа рассуждений переписчика об общем упадке нравов, которые опускаем. — В. В.)
8
Как Вальгард прискакал в Киев
и отчего плакала Эллисив
У Грима собирались многие ярлы и другие люди со всей Норвегии и с островов, потому что прошёл слух, что купцы дают деньги тем, кто хочет бороться против Свейна.
И вот как-то съехались в доме Грима: Гуннар, сын Торкеля с Побережья, у которого Свейн отнял земли и обесчестил дочь; Хроальд, сын Кая Пузатого, бывший постельничьим у Олава; Сигфус, сын Эгиля, старый ярл, хорошо сведущий в воинском деле, и Вальгард Сильный, сын Торлейва Ворона, славный многими своими делами.
И они слушали, что говорили купцы.
— Скажу честно, — сказал Карл, — что и до вас мы искали мужей, кто враг Свейну, и хоть бывало трудно распознать, но всё же, кажется, мы разобрались, какие у людей мысли.
Бьёрн говорит:
— Вас же не спрашиваем, потому что мысли Баши знаем, но хотели бы послушать вас, что делать дальше.
Грим налил всем вина, потому что чаши опустели; Сигфус, воин, выпил и говорит:
— Надо, чтобы не пропали эти деньги зря. И чтобы все, кто их получил, покупали оружие и строили корабли, ибо Свейн имеет много кораблей и войска и борьба будет нелёгкой.
Гуннар говорит:
— Мне вообще противен подкуп, но ещё противнее Свейн. Однако, правда, он силён. Говорят, когда он отошёл от христианской веры и стал приносить языческие жертвы, то стал сильно сведущ в колдовстве и сам Сатана теперь ему помощник.
Хроальд говорит:
— Верно. Я слышал, что у Свейна доспехи, которые не берёт железо, и у его ярлов такие же.
Вальгард Сильный, ярл, ещё именуемый Божьим Судом и известный своей мудростью, выслушал всех и говорит: