— Мало того, что мы будем ковать оружие, собирать воинов и строить корабли, коих нужно не менее ста, чтобы перекрыть фьорды. Свейн разобьёт наши дружины нашими же руками, если не будет над нами главного.

Хроальд говорит:

   — Магнус сидит в Тронхейме с Эйливом и Кальвом.

   — Они уже и не рады, что привезли его сюда, — говорит Грим, — так он извёл их своими выходками.

Вальгард говорит:

   — Кто нам нужен — все мы знаем. И надо скорее дать ему весть, чтобы возвращался.

И все с этим соглашаются и с предосторожностью поодиночке расходятся. Грим же, отпустивший в тот день слуг, чтобы не было лишних ушей, остаётся один и садится отдохнуть перед очагом.

Но проходит мало времени, и слышится лязг оружия и стук дверей. И к Гриму врываются воины Свейна и переворачивают всё в доме, ищут и ничего не находят.

Их начальник говорит:

   — Видно, ловко ты, старик, попрятал концы в воду.

Грим отвечает:

   — Не знаю, о чём твоя речь.

   — Ну так тебе в другом месте напомнят, — говорит начальник, и Грима схватывают и уводят с собой, дом же поджигают. И устраивают всё так, что наутро люди в округе говорят, будто Грим сам спалил дом, разжигая очаг, и сгорел в нём дотла.

И некоторое время тихо; спустя же неделю Свейн объявляет глашатаями, чтобы ярлы, купцы и другие знатные люди со всей Норвегии собрались на альтинг, что значит всеобщее вече. Альтинг же назначается в Эйрире, у Скалы Закона. И люди собираются: кто же не шёл волей, тех приводили силой.

И вот трубят рога, и на альтинге появляется Свейн с охраной из берсерков, как зовут воинов, опоенных дурманными травами и оттого безумных в бою. И вид Свейна грозен.

Он был саженного роста, и волосы его были черны как ночь и так длинны и густы, что почти скрывали лицо. И так сверлил его взгляд, что многие не выдерживали и отвращали лицо. Со Свейном была его мать Альвива, про которую говорили, что она тоже колдунья и многое решает за Свейна.

Свейн, как косою, прошёлся взглядом по толпе и говорит:

   — Правом конунга Норвегии открываю всеобщий тинг и сразу скажу, зачем собрал вас. Мне стало известно, что из Гардарики пришли люди с большим золотом и хотят хитрым подкупом отнять у меня страну. Известно мне также, что эти люди собирались у Грима.

Кто этого не знал — слушают, кто же знал — молчат, потому что им известно, что Грим сгорел и ничего не расскажет. Свейн усмехается.

   — Напрасно вы так думаете, — говорит он, словно читает мысли.

И делает знак, и берсерки вводят Грима. И все видят, что он постарел ещё больше и совсем поседел и еле идёт, не смея поднять глаз.

Альвива говорит:

   — Грим нам во всём признался, но лучше раздававшим золото будет назваться самим, это может спасти их от кары.

И все снова молчат, потому что эта парочка умела наводить страх.

   — Что ж, — говорит Свейн, — им же хуже. Пусть Грим скажет.

Грим же от пыток и позора едва стоял. И тогда Карл, видя, как унижен Грим, и не желая ему ещё большего унижения, вышел и говорит:

   — Не знаю, о каких людях речь, но если обо мне — вот я. И один отвечаю.

Тогда и Бьёрн выходит и говорит ему:

   — Много на себя берёшь. Вдвоём всю жизнь плавали и ответим вдвоём, — и встаёт рядом с Карлом.

   — Видные люди! — оглядев их, говорит Свейн. — Может, толстопузые богачи, и мне одолжите немного золотишка? — И смеётся, но никто из собравшихся не засмеялся его шутке.

Тогда Свейн встаёт с походного трона и говорит:

   — Я, Свейн, конунг и монарх норвежский, призываю тинг в свидетели, что обвиняю Карла и Бьёрна в том, что, действуя подкупом, они склоняли людей к измене и должны быть объявлены вне закона. Я объявляю об этом у Скалы Закона, чтобы все слышали. Но как вершитель закона, — продолжает Свейн, — я объявляю, что эти люди могут быть прощены, если назовут всех, кого золотом склоняли к заговору.

Карл говорит:

   — Если бы малые это были люди, можно бы и назвать. Но речь о таких больших людях, что, если скажу, страшно тебе станет, Свейн, и боюсь, убежишь раньше времени и не успеем тебе воздать за всё.

Весь тинг замер от такой дерзкой речи, сказанной с усмешкой. Альвива же говорит:

   — Уже он подписал себе приговор. Однако есть у вас последняя надежда, если скажете, где хранится ваше нечестивое золото.

Тогда Бьёрн говорит:

   — Поздно, мамаша, спохватились. Золото это уже не золото, а мечи и секиры. И скоро они падут на ваши головы.

Свейн говорит:

   — Не раньше, чем на твою, — и делает знак, и берсерк взмахивает секирой и разрубает Бьёрну голову до плеч, и он падает мёртвый.

Тут на поляне у Скалы Закона поднимается ропот, потому что ещё не было в Норвегии такого, чтобы убивали на альтинге, и великое это было кощунство.

Карл перекрестился над убитым товарищем и говорит Свейну:

   — Дорогую же ты, Сатана, заплатишь за это виру.

   — Не дороже, чем зазубрина на мече, — отвечает Свейн, и берсерк поступает так же и с Карлом, и он падает на Бьёрна. И сливаются вместе их крови, как и жили они вместе.

Тут все люди на альтинге зашумели гневно, и заколыхалась толпа, как море в бурю. Вальгард же вышел вперёд и, без страха глядя в лицо Свейну, говорит:

   — Теперь наша очередь. Я, Вальгард, ярл, сын Торлейва, призываю всех в свидетели, что обвиняю человека по имени Свейн, самозванно занявшего престол и отвратившегося от веры Христовой, в том, что он, ко всему названному, ещё и дважды нарушил закон тинга, на котором никто не может применять оружия, и объявляю, что этот нечестивец должен быть отныне и навеки признан вне закона. Я объявляю об этом у Скалы Закона, чтобы все слышали.

   — Слышим тебя, Вальгард! — отвечают многие и достают из-под плащей мечи, которые, зная нрав Свейна, тайно принесли на альтинг. И Свейн видит, что уже не альтинг перед ним, а вражеская дружина.

Тогда Свейн вскочил на коня и, подняв его на дыбы, громово крикнул:

   — Вижу, мало вам двоих! — и велит своим берсеркам идти на людей.

И те уже двинулись, но Альвива прикинула, что силы неравны и сын слишком разъярил людей, зря понадеявшись на их покорность, и остановила берсерков. Сама же велела посадить себя на коня и пролаяла голосом злобной лисицы:

   — Кролики, вздумавшие свалить быка, запомните вы этот день! Как-то он вам завтра отзовётся?

И они, повернув коней, поскакали с альтинга прочь, толпа же вслед им смеялась и кричала позорные слова.

Разумные же молчали, зная, что радоваться рано, потому что замок Свейна в Аккре был хорошо укреплён, и дружина в нём велика, и Свейн безжалостен и коварен.

Проходит ещё время, и Вальгарду-ярлу случается срочная надобность ехать в Гардарики. До Хольмгарда он плывёт на корабле, а оттуда скачет сушей.

Он так торопится, что конь падает под ним у самых Золотых ворот. И Вальгарда ведут к Ярислейву-конунгу, и тот принимает его как нельзя лучше. А потом говорит:

   — Видно, очень важное твоё дело, если ты насмерть загнал коня.

Вальгард говорит:

   — Важнее нет дела, ибо вся Норвегия от юга до севера восстала против Свейна.

   — Праведное дело, — говорит Ярислейв.

Вальгард говорит:

   — И никто не может сомневаться в его праведности, ибо все видели огненные столбы и радугу, вставшие над могилой Карла и Бьёрна, убитых Свейном.

   — Царствие им небесное, — говорит Ярислейв и крестится.

Вальгард говорит:

   — Есть у нас теперь корабли, и воины, и оружие, но некому встать над нами, и от этого начались раздоры между ярлами.

   — Это плохо, — говорит конунг.

Вальгард говорит:

   — Мало будет проку в нашей силе, если не будет над нами Харальда, брата Олава-конунга.

Конунг вздохнул и говорит:

   — Харальд, Харальд. Сами давно от него вестей не имеем.

И тут Рагнар, находящийся, как всегда, неотлучно при конунге, говорит: