— Кроме того, — продолжал генерал, — Япония все время наращивает силы в Маньчжурии. Увеличивает свою Квантунскую армию. Строит аэродромы. Словом, готовность нам здесь нужна постоянная и наивысшая.

Сообщив, что мне предстоит ехать в 9-ю воздушную армию, где принять истребительную дивизию, заключил:

— Задача: сделать ее боеспособной, как это должно быть с точки зрения, фронтовика.

Оказалось, что вначале я слишком просто все понял. Думал, от меня требуется внести в налаженную жизнь дивизии фронтовой опыт. В первую очередь. Собственно, это и требовалось, но начинать пришлось совсем с другого.

Это мне стало ясно уже в первый день. Один из беседовавших со мной летчиков вдруг побледнел, зашатался, отошел в сторону, прислонился к дереву.

— Случается, — пояснил начальник политотдела. — От недоедания.

— Разве так плохо кормят в столовой?

— У нас ведь нормы довольствия совсем не те, что в действующей армии. На одного более-менее хватало бы, но семьи голодают, каждый стремится побольше от своей порции унести домой.

Военный городок располагался в трех-четырех километрах от села. Но отдаленность ни о чем не говорила. Контрольно-пропускной пункт — КПП существовал для формы, целый день по городку ходила масса гражданских, тарахтели телеги.

— Дивизия тут недавно, а перед тем городок некоторое время пустовал. Вот и заселились люди. Кто из села, кто приезжие…

Да, начинать надо было «широким фронтом». Не случайно подряд состоялись две такие разные беседы. Первая — в конце дня с начальником штаба — о том, как организуем боевую подготовку, что изменим, что внесем нового, чтобы сделать учебу интенсивнее. Второй разговор был позже, дома.

— Нила, придется тебе возглавить одно важное движение.

— Сразу — важное! И сразу — возглавить? И целое движение? — засмеялась она, еще не подозревая, насколько все серьезно.

— Понимаешь, людям-то голодно. Детишки страдают. И в то же время удивляешься: кругом столько земли, копай, выращивай — вот и будет тебе помощь.

— Что же я конкретно должна делать?

— Конкретно — взять огород, вскопать, посадить картошку, лук, чего там еще…

— Нам ведь хватит и так.

— Я не говорю нам. А для примера, и для всех.

Было 13 апреля 1945 года.

— Несчастливое число, — пошутил командующий 9-й воздушной армией генерал Виноградов. Я представлял, как он там, на другом конце провода, морщится: — Только что была комиссия и вновь пожаловала. Ты там ближе всех. Возьми машину, съезди в город и тихонечко разузнай.

Тихонечко не получилось. Эшелон действительно прибыл. По перрону деловито проходили туда-сюда командиры в полевой форме. Стояла охрана.

— Мелькнула повязка дежурного. Направился к нему, назвал себя, объяснил: мне поручено узнать, кто прибыл.

— Вот и прекрасно, — ответил он, выслушав. А мы вам только что звонили. Авиационное начальство интересовалось вами.

Пока шли к вагону, размышлял: почему интересовались именно мной? Успокоился на мысли, что, видимо, причина та же: наш гарнизон ближе других.

В вагоне лысоватый человек в пижаме читал какие-то бумаги. Я назвал себя.

— А я — командующий 9-й воздушной армией генерал Соколов.

Новый командующий?

Он вышел и через какое-то время явился в форме.

— Сейчас мы с вами пройдем в следующий вагон. Провел меня через охрану, зашли в просторный вагон и генерал доложил:

— Товарищ командующий, прибыл командир 249-й дивизии полковник Кондрат.

Хозяин вагон-салона, генерал-полковник, пил чай. Сразу бросилось в глаза: широкоплечий, с полноватым круглым лицом, волосы гладко зачесаны назад и набок. Запрокинул голову вверх, вглядываясь. Поднялся, протянул руку, весело говоря:

— Будем знакомы. Генерал-полковник Максимов. И посмотрел пытливо в глаза.

Есть люди, которые не меняются. По-моему, он не изменился даже с того времени, когда я видел его в Испании.

— Но ведь…

— Ни слова! — спокойно прервал. — Я генерал-полковник Максимов. Понятно?

Передо мной стоял маршал Мерецков.

— Присядем, — предложил он и, обращаясь к Соколову, продолжал: — Это, Иван Михайлович, тот самый летчик, бой которого я наблюдал под Ленинградом. К Герою мы его тогда представили, а он до сих пор без Звезды.

— Два года прошло, — уточнил Соколов.

— А Золотую Звезду я вам привез, — повернулся ко мне. — На днях вручу. Очень рад был видеть и поздравляю с повышением. Теперь немножко о делах.

Вопросы были в упор: каков уровень боевой готовности дивизии, какие еще, на мой взгляд, есть слабые места, что надо сделать, чтобы быстро их ликвидировать.

Когда вышли, я спросил:

— Как же мне доложить генералу Виноградову?

— Так и доложите…

Едва телефонистки соединили с генерал-майором Виноградовым, он нетерпеливо спросил:

— Узнал! Ну кто там приехал? Чего откашливаешься, как перед лекцией?

— Прибыл командующий 9-й воздушной армией со своим штабом.

В трубке установилась тишина. Наконец кашлянули и там, и генерал спросил, удивленный:

— А я кто же?

— Сказали, что вам все завтра объяснят.

Объяснили, правда, не все. Сообщили только, что Приморской группой войск руководить теперь будет генерал-полковник Максимов. Тут же генерал-майор Виноградов узнал, что он отныне заместитель командующего 9-й воздушной армией.

С приездом нового, закаленного фронтом командования и началась у нас подготовка к будущим военным действиям против Японии. Они ехали под чужими фамилиями, в знаниях ниже своих собственных. С ними прибыли и их фронтовые штабы, с которыми сливались наши.

Еще через два дня меня вновь пригласили в вагон генерал-полковника Максимова. Здесь собрался Военный совет, многие были известны мне по Волховскому фронту. Уселись за накрытые столы. Кирилл Афанасьевич, вручив мне Золотую Звезду, очень тепло поздравил. Все стали вспоминать тот бой, который был виден с командного пункта фронта, и как потом приехали на наш аэродром…

Жизнь в наших краях резко изменилась. Шли постоянные учения, смотры, проверки, сборы командного состава. Однажды во время оперативно-тактических сборов генерал-полковник Максимов вдруг быстро вошел, лицо радостное, и сказал:

— Товарищи, победа! В Берлине принята капитуляция…

В тот вечер торжественно отмечали долгожданное великое событие.

Но все понимали: еще предстоят бои.

Наступил день, когда вновь собрали командный состав. Появился, уже в форме маршала, К. А. Мерецков и начал свою речь волнующим словом:

— Завтра…

Жду телефонного звонка. Днем состоялся короткий разговор с генерал-полковником Соколовым.

— Назавтра вам предстоит особое задание. Кроме того, подготовьте две эскадрильи к перебазированию. Погоду обещают.

— Ясно. Разрешите узнать, в чем будет состоять задание?

В трубке какое-то мгновение шелестит телефонная тишина.

— Сколько их у вас на счету «особых заданий»? — Командующий уходит от ответа. Угадывается шутливая интонация вопроса. Сам же он и уточнил: — Два. Вот в таком же духе что-то придумаем и на этот раз. И уже серьезно:

— Ждите. Вечером позвоню. Жду.

— Слышь, Юра! — обращается к собеседнику в смежной комнате мой адъютант Гаранин. — Был я на КП армии и видел там карту. Представляешь, с запада отмахали уже километров пятьсот, с нашей стороны — почти триста. Это за какую-то неделю и по такой-то местности!

— Не помогли японцам их крепости.

— Куда там! Хотя некоторые, рассказывают, долго и упорно держались.

Встает и перед моими глазами оперативная карта того времени, оживает, напоминает. 9 августа, после того как нашим правительством было сделано Заявление, с запада — со стороны Монгольской Народной Республики и с востока — с Приморья ударили в извилистые линии границы красные стрелы, навстречу друг другу. Забайкальский и 1-й Дальневосточный фронты. И с севера — 2-й Дальневосточный. С трех направлений стали вгрызаться они в трудную землю Маньчжурии, где сосредоточены основные силы Квантунской армии. Трудную с запада — безводными, жаркими, бескрайними степями, пустыней Гоби, Большим Хинганским хребтом; с востока и севера — мощными таежными дебрями, топями, скалами, бездорожьем. И со всех сторон — упорной обороной японцев.