Рядом с ней стоял Федя. Ему было еще труднее, так как его переживания и стремления не могли проявиться в четких осмысленных движениях, как у работающей Саргыланы, и он должен был переживать не только молча, но и бездействуя.

По другую сторону конвейера, против рабочего места Саргыланы, стояли Притузов и Джерготов. Притузов внешне был спокоен, и только по тому, как он временами лихорадочно потирал руки, можно было понять, что спокойствие это напускное. Он что-то пояснял Джерготову, который, не отрываясь, смотрел на вдохновенно работающую Саргылану. Иннокентий Аммосович собрался уже подойти к ней поближе, но в это время заметил стоявшего за Федей Егора Ивановича. Неизвестно, кого напомнил старик Джерготову, только, заметив его, Иннокентий Аммосович вздрогнул, резко повернулся, что-то сказал Притузову и быстро пошел из цеха. Притузов проводил его до двери и вернулся к конвейеру.

Через несколько минут седоусый браковщик с худощавым морщинистым лицом снял с ленты первую пару обуви из красной люльки. Он особенно тщательно, можно сказать, придирчиво осмотрел ее, улыбнулся и с особым удовольствием оттиснул на подошве круглое клеймо «Первый сорт».

Ни одна пара из красных люлек не осталась в этот день необработанной. Веселый конвейер уверенно вступил в жизнь.

Глава четырнадцатая

Народная мудрость гласит: «Нет худа без добра». И это, конечно, хорошо. Хуже, когда получается наоборот.

Совсем неожиданные трудности встали на пути веселого конвейера. И какие трудности…

— От веселого конвейера не отступайтесь, Татьяна Петровна, — настоятельно советовал Андрей во время последней беседы, накануне отъезда. — Будут, конечно, трудности. Дело новое, кто знает, где затрет…

— А почему же обязательно затрет? — возразила с улыбкой Таня.

— Не обязательно, конечно, а вполне возможно. Но вы не смущайтесь этим. Если бы это было так просто, то веселый конвейер давно уже придумали бы. Всякое новшество вводить трудно. Новое всегда рождается в борьбе со старым.

На удивление самой Тани родился веселый конвейер без особых мук. Мнения, высказывавшиеся вначале некоторыми «осторожными» людьми, опасавшимися, что дополнительные люльки внесут разнобой в слаженную работу основного конвейера и снизят его производительность, оказались неосновательными. Наоборот, стремление каждого рабочего накопить время для обработки дополнительных стахановских пар дало возможность ускорить движение ленты и повысить выпуск продукции и на главном конвейере.

До конца месяца оставалось еще четыре дня, а начальник цеха уже отрапортовал о выполнении месячного плана. Но вслед за этим радостным известием поступил первый тревожный сигнал.

Пришел начальник снабжения Запрягаев и, смущенно поглаживая все еще пышные, но уже начинающие седеть усы, доложил:

— Срезали в управлении нашу заявку. Выдали наряд на кожтовары и другие материалы в точном соответствии с месячной программой.

— Надо было зайти к главному инженеру.

— Был у самого начальника.

— И что же?

— Говорят все одно. Фонды выделяются на план.

— Но мы же план перевыполняем.

Запрягаев только развел руками. Дескать, говорил я об этом, да и сами они знают.

Таня тут же собралась и поехала в управление.

Ни начальника управления, ни главного инженера она не застала. Состоялся разговор с начальником планового отдела. Закончился он безрезультатно.

— План — это закон, — сказал начальник отдела, солидно откашливаясь. — А закон может быть только один. На ваш план все материальные фонды выделены вам полностью. Посему претензии ваши неосновательны, и помочь вам ничем не могу.

И снисходительная улыбка, проступившая на его слегка расплывшемся лице, говорила: «Ведь вот вы, директор предприятия, не понимаете самых элементарных вещей, я вам по-хорошему, спокойно разъясняю, а вы на меня же сердитесь. Что значит молодость и неопытность!»

— Но мы же перевыполняем план. Производительность труда растет у нас с каждым днем! — доказывала Парамонова.

— Очень хорошо, что у вас растет производительность труда, очень хорошо, — все так же благожелательно отозвался начальник отдела. Он снял пенсне и поморгал большими близорукими глазами. — Вы можете высвободить часть рабочей силы и выполнить план меньшим количеством людей. Подумайте об этом.

— Но у нас конвейер, понимаете, конвейер, — убеждала Таня. — Мы упорно работали, чтобы увеличить выпуск на конвейере, а вы нам советуете подумать, как его снизить…

— Я вам ничего не советую, — начал уже сердиться начальник отдела. — Я вижу, вы сами с усами. Я только разъясняю вам: материальные фонды отпускаются предприятиям в соответствии с утвержденными планами. Дать вам больше, значит у кого-то надо срезать. Кто на это согласится?

— Мне известно, — не сдавалась Таня, — что некоторые фабрики управления не выполняют плана. Передайте нам их неиспользованные фонды.

— Вот как! — начальник отдела нацепил пенсне и иронически посмотрел на Таню. — Снять у них фонды и дать им в руки козырь, оправдывающий допускаемый ими срыв плана. Извините меня, но я вижу, вы… недостаточно хорошо разбираетесь в основных принципах планирования.

— Основной принцип планирования не мешать, а помогать новаторам производства, — отрезала Таня и вышла.

Вечером Таня поделилась своими заботами с Василием.

— Ну не бюрократ ли? — заключила она, передав свой разговор с начальником планового отдела.

— Кто ж его знает, — улыбнулся Василий, — может, и бюрократ. Только он прав.

Таня едва поверила своим ушам.

— Прав? Ну, Вася, не ожидала я от тебя этого. Значит, всем коллективом трудились, добивались, а теперь насмарку. На попятный. А он прав… — у нее даже голос перехватило от негодования. — Да ты знаешь, какие замечательные результаты достигнуты на веселом конвейере! Мало того, что ни одна пара из красных люлек не остается необработанной — а это полтораста дополнительных пар в смену, — с основной ленты снимаем больше, чем до этого. А качество как поднялось! В цехе стало законом давать на стахановском конвейере только первосортную продукцию, и зарабатывать каждый рабочий стал больше. И все это поломать! Нет, Вася, видать, много заседать не к добру. За резолюциями-то живое дело проглядеть можно.

Василий с нескрываемым удовольствием смотрел на возбужденную Таню.

— Правильно, Татьяна, молодец. Ну, все высказала? Теперь меня слушай. Прав он потому, что говоришь ты верно, но до конца не договариваешь. Просишь дополнительные фонды, а фонды дают под план. Не с того конца начинаешь. Надо просить, — Василий остановился и серьезно посмотрел на нахмуренную Таню, — надо просить, чтобы увеличили план заводу. Понятно? И не просить, а требовать. Если такое справедливое требование не удовлетворят, мы поможем. Тогда и наша резолюция, — прищурился Василий, — пригодится и помощь живому делу окажет. Поняла?

— Поняла.

— Это еще не все, — продолжал Василий. — Теперь надо нацелить коллектив так, чтобы выпускать дополнительную продукцию за счет внутренних резервов. Ты сегодняшнюю газету читала?

— Нет еще.

— Газеты надо читать, товарищ директор! Газета, как и резолюция, может живому делу помочь. Вот почитай насчет опыта московской работницы Елены Кораблевой. Соревнование за комплексную экономию материалов. Внимательно прочитай. Эта газета может заменить часть фондов, за которые ты сегодня воевала.

Не успела Таня дочитать статью, раздался стук, и в дверях показалась Саргылана с газетой в руках.

— К вам можно, Татьяна Петровна? Посмотрите, это Лена, моя подруга! Я у нее в бригаде работала. Я вам говорила, какая она замечательная!

Саргылана пришла не только с радостью, но и с обидой. С обидой на Федю. Только что они крепко поспорили.

— Я обязательно поеду в Москву, — сказала Саргылана, увидев газету с портретом Лены Кораблевой. — Это моя подруга. Она поможет мне перенять ее метод, и я смогу быстро вернуться назад. Чего ты насупился? Разве я неверно говорю?