Некоторые строки с дополнительной нумерацией вставлены из других версий, если они придают новый оттенок образу или событию рассказа. В исключительных случаях перевод дается по версии на аккадском языке.
5 Начало строки разрушено, возможно: «Взрастила ее в своем чреве».
7. Восстановление начала разбитой строки условно, грамматически лучше (Ц|ШО бы: «Порождение Нидабы...» или что-то подобное.
15—27. Расскрывают тему: «Ошибка Энлиля».
22. Букв, «Во второй раз...».
33. Букв. «Нечто от моего имени...».
40. Смысл этой фразы, по нашему мнению, не в том, что Нкдаба получает жизнь черноголовых в качестве дара, как это обычно толкуется, а в том, что жизнь Энлиля, владыки черноголовых, зависит от ее ответа.
42. Букв. «Не стон перед ней пустым». Левая рука, букв, «нижняя» (что обозначает ее положение в молитвенной позе), у шумеров обычно считалась менее важной, чем правая, и даже нередко называлась «грязной». На этом основании Сивиль предполагает, что Энлиль по-прежнему принимает Суд за проститутку, за особу не очень высокого ранге, однако если эта поза не связана каким-то образом с событиями первого рассказа («Энлиль и Нинлиль»), можно думать, что передача дара левой рукой, «рукой сердца», — знак особой сердечности.
50—59. Восстановление условное.
67. Неясно, о чем говорит Нидаба — об ошибке Энлиля или же еще о каких-то обидах. Глагол, употребленный в этой строке, — тот же, что и в строке 18, и означает «говорить о чем-либо дурно», «марать чью-либо репугацию», «грязнить» (и даже в физическом смысле слова), Но маранье репутации произошло в тексте первого рассказа.
Эта строка говорит о роли сестры жениха в брачной церемонии. Не исключено, что здесь конкретное указание на место: «С того берега на чтот (?)»; истерическое местоположение Эреша неизвестно, и тогда можно было бы предположить, что оба города — Ниппур и Эреш •— располагались на противоположных берегах Евфрата.
«Сестра зятя» или «сестра супруга» — Нидаба отсчитывает родство по отношению к самой себе, что указывает на счет родства по женской линии.
79. Строка переведена условно, так как плохо сохранилась. У Сивиля — «я (т. е. Нидаба?) его оставляю», что [рамматически убедительно, но не подходит по контексту.
105. Букв. «К нижней Стране».
110. Букв. «С широко расставленными рогами». «Лазуриторая неревха» — персика, на которую нанизаны лазуритовые бусы.
120. Неясно, что значит «лазуритоиый финик» — особый сорт или драю-ценность в форме финика, скорее первое,
129, Имя Аруру вставлено перед именем Нинмах условно. По шумерологи-ческой традиции, Нинмах («Могучая госпожа») — одно из проявлений Аруру. Но возможно, что здесь это имя употреблено просто как эпитет богини. Если интерпретация верная, значит, и Аруру сопровождала брачные дары,
137—138. По мнению Сивиля, Нуску обращается к Нанибгаль, «женщине, оклеветанной Энлилсм». Но мотив клеветы может быть только в связи с пер-
выи рассказом. В нашей интерпретации субъектом предложения является сама Нанибгаль-Нидабв.
140—145а. Благословение Нанибгаль.
148—150. Как бы ответ на описание сближений Энлиля с Нинлиль в первом рассказе.
«Господин Бадтибиры» (в других текстах обычно «цирь Бвдтиби-ры») — неизвестное по имени божество, но возможно, что здесь употреблена как эпитет Энлиля.
Судя по этой строке, мужчина не должен был видеть, как рождается ребенок.
Возможно, речь идет о конкретной административно-хозяйственной должности. Не совсем ясно, что означает в таком случае «дух-покровитель» («богиня-хранительнииа»). В значении китилъ (акк. дамассу) следую Сивилю.
Сивиль понимает все выражение как «женщина-чужестранка». Однак речь может идти и о подземном мире.
158—159. Сравнением с Ашнан — девой в борозде — заканчивается разговор о Суд-Нинлиль в третьем лице и начинается обращение к ней личн («ты воздымаешься в сиянье...» и далее). Неясно только, кто произносит это последующее славословие: сам Энлиль или обращающийся к ней с привет ст нием хор.
161—162. Ср. строки заключительного гимна-славословия Энлилю в первом рассказе.
165—167. Перечисленное — сфера деятельности Нидабы. Суд, таким об разом, получает права и обязанности своей матери.
НА ГОРЕ НЕБЕС И ЗЕМЛИ...
Ашнан-Зсрно и Лахар-Оаца
Перевод по изданию: ЛШег В., Vansiephoul H. Lahar and Ashnan. Presentation ant Analysis of a Sumerian Disputation. — Acta Sumerologka. June 1987. P. 1—43.
Текст распространенного в шумерской литературе жанра аоаман-дуг-са —* «споры-диалоги» занимает важное место среди таких памятников, как «Мотыга и Плуг», «Лето и Зима», «Серебро и Медь», «Дериво и Тростник», «Птица и Рыба», и ряда других. Традиционное для этого жанра композиционное строение включает космогоническое введение, сам спор, в данном случае состоящий из' трех монологов Зерна (в образе молодом девушки) и двух Овцы, и приговор-решение, выносимое богом Энки, в других случаях — Энки и Энлилем или одним Энлилем.
Более пространное, чем обычно, введение искусно связывает тему мироздания с главным предметом дальнейшего спора: основным недостатком первозданного мира оказывается отсутствие продуктов питания и одежды, и этот' ущерб восполняется созданием Овцы и Зерна. Человеческим род, упоминаемый в рассказе, как бы попутно также поставлен в зависимость от деятельности этих богинь: кроме того, он оказывается неким промежуточным звеном, посредником между божествами и воплощением животных и растительных сил' природы, Овцой и Зерном, что также характерно для шумерских этиологических мифов.
Преимущества Зерна, победительницы спора, подчеркнуто уже и проло-le — и детерминативом-определителем божества, который у Овцы иояв;ыется тлько в конце текста, и большим количеством превосходных эпитетов. И даже и чисто формальном отношении, в самой технике построения речей главных персонажей эти преимущества также искусно обыграны — Зерно оказывается и умнее, и красноречивее своей соперницы, она ловко использует и споре все промахи партнерши и возвращает ей ее же аргументы в более убедительной и остроумной подаче. Тем не менее судьба их — быть всегда Bf-fecre, нераздельно одна от другой, и Овце приходится преклониться перед Зерном, Споры-диалоги подобного рода, по-видимому, разыгрывались, и не только как ритуальные, но и как светские представления. Кроме того, они играли важную роль в системе школьного обучения.
5. В тексте употреблены термины, обозначающие деревянные колышки, очерчиваюшие, ограничивающие часть священной арены. В данном случае подразумевается ткацкий стан.
10. Эпитет с определителем божества, возможно, является именем собственным. Означает или спелое зерно, или блистающий свежестью стебель зерна.
П. Может быть, «Апуннаки, Великие боги»'.'
15. Букв, «зерно силы поселении», видимо — в противопоставление «горному» зерну. Эпитет ку-га -— «священный, светлый» — может в данном случае относиться ко всем видам зерен.
17. Имеется в виду повязка из ткани как знак царственности, хотя упо-феблен термин, обозначающий и корону из металла.
35—36. Сложное для понимания место, которое можно трактовать двояко: 1) человечество получает зи~иш~галь — «жияш. (дыхание) — сердце», то есть истинное существование по сравнению с как бы призрачным существованием, которое описано в строках 20—25; 2) человечество получает возможность заботиться о добывании пиши, чтобы иметь продукцию, которую можно приносить в жертву богам и таким образом кормить их. Наш перевод — попытка объединить оба плана.
81. Букн. «Он кожи (?) не знает (не ощущает), он мускулов (?) не ощущает», Возможно, основной смысл выражения — игра звуков: су-са.
84. Буки. «Я объясняю (растолковываю) рост ссоры соседям».
127. Или «Твой страх от тебя не уходит».
140. В вариантной строке «Я вхожу в героя (к герою?)».
144—145. Образ Инаины, любящей лошадей и стремящейся стать их возлюбленной, встречается как в шумерской, так и в аккадской литературе (ср. jhoc о Гилыамсшс, VT таблица).