– Если Ева появится, скажи, что её искал муж. Поняла?

Арина попробовала поторговаться (информация в обмен на фото) ради приличия, но мужик уже хлопнул дверью. Она вертела в руках фотоаппарат и думала о том, как некоторым женщинам везет на мужчин. Они импозантные, красивые, с волевыми подбородками и невероятным голосом, который обволакивает. Ах...

Арина нажала на просмотр фотографии. Кадр не получился, смазался. Или…

На фото лицо, голову, тело, руки и ноги Сергея овивала тень. Словно вьюнок, она плелась по нему всему и тянулась за ним долгим едва заметным шлейфом.

– Ну и семейка, – присвистнула Арина и поспешила залить новое фото на сайт.

Она опять будет в топе!

Разумеется, что к ней приходил сам Сергей Савицкий, она узнала много позже. Ну не запоминала Арина лиц. Или эти колдуны умеют маскироваться?

13.

Ева закрывала глаза и видела перед собой его. Острый подбородок, тонкие губы – всё отчетливо как в зеркале. Она касалась его лица и неожиданно становилась им, перетекала в его тело. И училась его глазами видеть как своими. И он, она ощущала, смотрел её глазами. Нет, не нужно. Не смотри!

Она выла от беспомощности, выталкивала его из себя. И он пропадал.

Егор запер её в одной из спален деревенского дома. В гостевой, потому что обставлена она была скудно и нейтрально: светло-персиковые обои, безликие пейзажи на стенах, настежь раскрытый пустой шкаф, голая прикроватная тумбочка. Из окна во всю стену виднелись соседские коттеджи и верх высокого забора. Он приковал её правое запястье к изголовью кровати. Приходил и уходил. Время остановилось. Нет ни дня, ни ночи, ни минут и ни секунд. Только бесконечная пытка, перемешанная с ожиданием пытки. Её покинули силы. И обычные, и ведьмовские. Вместо клокотания в груди – ледышка. Ева пыталась что-то предпринять: поджечь комнату или сорвать наручники, но была бесполезной пустышкой. Егор выпил из неё всё до последней капли.

Порою он мыл её в душе – быстро и грубо, до кровавых полос, – изредка водил в туалет. Сам не кормил – оставлял тарелку на тумбочке, и Ева неуклюже, левой рукой, боролась с ложкой.

Он осматривал её как надзиратель заключенную, ощупывал как доктор; резал, бил, колол – как маньяк. Иногда был ласков подобно любовнику: целовал в лоб или поглаживал ключицы.

– За какие же заслуги ты мне досталась? – обжигал шепотом.

А Ева закрывала глаза и видела другого мужчину. Тот пах солнцем.

14.

Она звала его. Он не понимал, как, но чувствовал всем собой, каждой клеточкой, что звала. Значит, он нужен. Значит, простила.

Ей было больно и страшно. И мысли путались. Дом… деревянный пол… на запястье путы… Нет, наручники. Металл холодит кожу… Ладонь онемела… Окно, за окном синее небо…

Черт! Ему не найти. Он ведь не волшебник. Ну же, пожалуйста, больше конкретики. Где ты?..

Она врывалась в его сознание и скреблась там, как кошка, которой заколотили выход из подвала. Она металась и шипела. Силы оставляли её. Кошке голодно и страшно. Кошка совсем одна. Не хватает воздуха. К кошке подкрадывается крыса. Та сильнее отощавшей кошки, яростнее, живучее. Кошка жмется к стене.

Дом… Кровь… Удар… Мужское лицо, обезображенное похотью.

Всё пропадает. Но через минуту или две, или час появляется вновь.

…Мужчина под руку ведет её в туалет. Она, шатаясь, еле переставляет ноги, а он тянет, волочет за собой. Её взгляд останавливается на каком-то конверте. В таких высылают рекламные журналы. Правильно, девочка, смотри на этот конверт, ну же.

Его выбило. Что за конверт, какой на нем адрес?!

15.

Ветер гнул ветки деревьев к земле, заставляя преклонить ветви. Разгонял плотные тучи с ночного небосклона. Королева-луна в золотистом одеянии осматривала владения, лучами-паутинками опутывала улицы. Она видела Еву, а Ева видела луну.

Вчера Егор не заходил, как и позавчера. Работа не дремлет, как усмехнулся он, прощаясь с Евой. У него работа, а у неё – спасительный отдых. Он оставил ей стакан воды, но Ева по незнанию выпила его в первый же день. Теперь её мучила дикая жажда. Ева сглатывала слюну, надеясь напиться, но та была липкая, горькая и вязкая. Вскоре слюна кончилась, и сухой рот трещал без влаги.

Может, он решил убить её? Раз не берет оружие, так возьмет обезвоживание. Сколько человек выдержит без воды? Неделю? Или меньше?

Сознание оплетали лунные нити, туманные и обманчивые; зыбкие как песок в пустыне.

В коттеджах по соседству горел свет. Теплый, приглушенный шторами – живой. В её спальне свет был резкий и холодный, излучаемый лампочкой в сто ватт. Он ослеплял.

Ева прислушалась к тишине. Плотная, что расплавленный металл. Никого. Появится ли второй шанс на спасение? Нужно пользоваться этим!

Правая рука давно потеряла чувствительность. Ева тронула её левой, надавила отросшими ногтями. Дернулась. Наручники не слетели.

Луна таращилась лукаво. Игривая лисица, хозяйка звездного леса.

– А как же проклятье? – сипела Ева, осуждающе глядя на луну. – Я должна погибнуть от рук ведьмака, слышишь? Что же ты ничегошеньки не предпринимаешь? Я же твое дитя…

Она бредила, и ей чудилось, будто луна трясется от беспомощности. Тянет руки-лучи к Еве, но наталкивается на стеклянные стены.

– Так я и знала! – Ева хрипло расхохоталась и потерла сухие глаза.

Истеричный хохот поднимал из глубин привычное, но утерянное. Холод, щипающий кончики пальцев. Запахи, ясные, будто каждая нотка подписана. Древесина отдает горечью и кислым клеем. Стены пропитались сыростью. В запах нестиранного постельного белья подмешивается пот и похоть.

Ева пахнет железом, солью и морозной гарью.

Она втянула носом воздух, прикрыла веки. Она была спокойна. Она больше не чувствовала той испепеляющей боли, которая заглушала силу.

Наручники, хрустнув, расстегнулись. Ева стряхнула металл, покрутила запястьем, разгоняя кровь. Посиневшие пальцы не слушались.

Она поднялась. Матрас свистнул, избавляясь от нагрузки. Расправила плечи. Напилась досыта воды из-под крана в душе. Вода пахнет тиной и известью.

Прошла по дому. Вот и хозяйская спальня. Она пахнет терпким одеколоном и коньяком. В шкафу висит одежда: брюки, рубашки, пиджаки. Выглаженные футболки ровной стопочкой лежат на полках. Порядок идеальный, помешанный на фанатизме. Егор любил порядок и не любил людей.

Ева, переборов отвращение, оделась в мужские футболку и джинсы. Ткань пахнет Егором. Егор пахнет безумием.

В доме нет следов Машки, но ею пахнет кухня, правая половина шкафа и хозяйская ванная комната. Машка пахла ирисом и ванилью.

Кровь отмыта, но и ею нестерпимо воняет. Весь дом провонял: Егором, чужими женщинами, болью, страданиями и слезами. Его бы спалить дотла.

Ева ждала Егора в гостиной, с ногами усевшись на белый кожаный диван и листая мужской журнал в глянцевой обложке. Дорогие тачки, полуголые женщины с идеальной фигурой, элитный алкоголь – выглядит впечатляюще, а пахнет дешевой бумагой.

Он вернулся поздним утром. Насвистывая веселую мелодию, кинул ключи тумбочку. Стянул ботинки. Ева подалась в слух.

Егор не ожидал увидеть её здесь, улыбчивую и расслабленную.

– Привет!

Она отослала ему воздушный поцелуй.

– Ты…

Егор не закончил фразу. Он поджался, как хищник, готовый к нападению. У глаз проступили морщинки – оценивает расстояние между ним и Евой. Она по-свойски подмигнула.

Сердце бьется ровно: тук-тук-тук. Он даже не переживает, что жертва вырвалась. Равнодушное сердце.

Ева мысленно сдавила то ногтями. Тук-тук. Медленнее… Тук. Биение почти остановилось. Егор схватился за правую сторону груди. Зрачки расширились. Сердце вспороло лезвием. Он пошатнулся.

Тук…

Тело, безвольное и вмиг ставшее неуклюжим, упало навзничь. Бухнулось как мешок песка. Скоро Егор запахнет разложением.

Но луна ничего не давала бесплатно. Ева рухнула в диванные подушки, иссохшая и обессиленная.