— Ты можешь. Я буду рядом.

— Этого недостаточно, — слезы заливают мое лицо и его футболку, я рыдаю так сильно, что едва могу дышать. В моей груди такая сильная боль. — Я хочу, чтобы ты был здесь. Это нечестно.

— Я знаю, но мы снова найдем друг друга. Это наша судьба. Мы всегда находим друг друга, — он прижимается губами к моему виску. — Хочешь узнать, чем ты отличаешься от других людей, кто испытывает подобную трагедию и чувство потери?

Я не смотрю на него, не могу.

— Чем?

— Ты знаешь, что можешь выжить. Ты уже сталкивалась с этим раньше.

Проснувшись утром, я понимаю, что Чейза уже нет, и плачу в подушку. Я не испытываю такого же отчаяния, какое испытала, когда он умер. Нет, сейчас это что-то другое. Это осознание, что у меня есть сила жить дальше и желание сделать это, но я все еще ощущаю грусть от этой потери. Это страх перед будущим без единственного человека во всем мире, с которым я чувствовала связь.

Когда я перекатываюсь на спину и перевожу взгляд на потолок, мои слезы стихают, и я ощущаю тепло. Я знаю, что это не Чейз. Нет, это тепло моего сердца, моя сила, которую он мне вернул.

Вздохнув, я сажусь на кровати и замечаю письмо из Университета штата Флорида, которое лежит на моей прикроватной тумбочке. Поверх письма записка.

Глава 24

Чейз

Ее слезы ранят мое сердце с каждым ускользающим моментом моего присутствия здесь. Я исчезаю, когда она засыпает, и я благодарен за это.

Отпустить ее кажется невозможным, немыслимым, но я всегда знал, что это неизбежно. Я понимаю, что именно так все и должно быть. Пока моя душа исчезает, Куинн даже во сне продолжает плакать. Я знаю, что должен был сделать это. Я не могу вернуть назад нашу совместную жизнь, но могу подарить ей надежду, и в то же время я молюсь, чтобы она нашла в себе силы обрести покой.

Она сильная, и я знаю, она будет в порядке. Я дал ей возможность увидеть, что даже несмотря на то, что она меня потеряла, мы всегда будем чувствовать друг друга. Даже в темноте она найдет свой свет. Мне нравится думать, что я сыграл в этом не последнюю роль.

Как бы сильно я ни хотел остаться рядом с ней, такой возможности у меня нет. Мне был дан выбор, и своим предназначением я выбрал спасти ее. Помогает то, что я и сам получил успокоение, узнав, что мы снова будем вместе.

Смерть несправедлива. Так быть не должно, но, к сожалению, мы не можем этого изменить. Это не вещь, которую ты можешь вернуть только потому, что тебе это не подошло. То место, где я нахожусь — часть чего-то великого, чего-то, что тяжело описать словами.

Никто не замечает, что я покидаю землю. Да и как бы они смогли? Начнем с того, что никто, кроме Куинн, даже не знал о том, что я был здесь.

Они и не должны были.

Куинн знала об этом, и, что более важно, чувствовала это.

Я был с ней какое-то мгновение, но потом это мгновение прошло, и все же, во многих отношениях, я никогда по-настоящему не покину ее. Я в энергии, окружающей ее, каждый день дарю ей силу, поощряю продолжать жить дальше.

Меня страшит неизвестность. Наверное, как и большинство людей. Смысл в том, что я оставляю ее ради чего-то незнакомого, того, что я так до конца и не понял. Но, видимо, в этом и есть смысл. Не думаю, что это мое предназначение. Похоже, что даже мой отец за все эти годы после своей смерти не смог разобраться во всем до конца. Я просто рад, что у меня есть он, чтобы пройти этот путь вместе со мной. По крайней мере, хорошо, что он рядом со мной в смерти, раз я не могу продолжить жить.

— Это все? — спрашиваю я его. — Я просто пропал для нее. Она больше не хочет меня видеть?

Отец ничего не говорит. Он мягко улыбается и кивает, чтобы я посмотрел, как Куинн открывает письмо из университета.

— Если наступит момент, когда ты будешь ей действительно необходим, ты будешь рядом.

Когда-то я думал, что моя жизнь сложится по-другому.

Но моя история — эта нестандартная жизнь, которая закончилась — возможно, была не такой, как, думаю, мне бы хотелось. Но она наша. Весь этот ужас, все моменты, которые я так старался игнорировать, забыть, произошли, и я смирился с ними.

Я выбрал смерть, потому что выбрал Куинн. Я не чувствую никакой злости или обиды на нее за то, что произошло со мной, с нами. Ничего подобного. Даже после своей первоначальной реакции на Ганнера, все, что я чувствую, это умиротворение.

Куинн всегда будет играть свою роль в моей судьбе, как и я в ее. Дело в том, что мы на самом деле не контролировали нашу жизнь, и мне нравится думать, что в неведении есть своя красота. Если бы мы знали итог каждого принятого нами решения, то никогда бы не поняли, на что это похоже — жить.

Чем больше я наблюдаю за жизнью Куинн, тем больше понимаю, что именно так все и должно быть.

Та связь, любовь, то, как меня всегда тянет к ней, в этом есть смысл. Мы любили друг друга даже тогда, когда расстались, даже после моей смерти, и вместе мы залечивали наши раны. Такая любовь никогда не исчезнет.

Любить кого-то — это не значит «Я люблю тебя, если…» или «Я люблю тебя, потому что или когда…».

Любить кого-то, любить безоговорочно, означает «Я люблю тебя в любом случае», «Я люблю тебя, несмотря ни на что». Настоящая любовь бескорыстна, неизменна, вечна.

Люди всегда будут утверждать, что невозможно найти любовь в семнадцать лет, даже в восемнадцать. Ну, я и не нашел. Я нашел свою любовь в пять лет. И остаюсь влюбленным в эту голубоглазую девочку. Никто никогда не сможет доказать мне, что это неправда, или что это не любовь. Пусть только попробуют.

Можно найти любовь, будучи молодым. И она может быть настолько сильной, что победит все. Даже смерть.

Куинн никто не спешил говорить, что она должна двигаться дальше. Конечно, это бы произошло, когда она была бы к этому готова, но, знаете, это не было бы похоже на «двигаться дальше». Скорее это напоминало бы «я люблю себя достаточно сильно, чтобы не нуждаться в парне, который бы делал меня счастливой». Мне нравится, что я делал ее счастливой, но дело не в этом.

Люди говорят, что невозможно найти любовь в подростковом возрасте, наверное, потому, что именно в этом возрасте мы еще не знаем, как любить самих себя.

Что же... Куинн никогда не делала ничего как все, так что, думаю, она начнет двигаться дальше, когда будет готова к этому, когда почувствует, что настал подходящий момент.

Проходят месяцы, хотя для меня они ощущаются, словно мгновения, я постоянно наблюдаю за Куинн. Я рядом, переплетаюсь с каждой ее мыслью. Я заставляю уголки ее губ подрагивать в нежной улыбке по вечерам или ранним утром. За исключением того, что я не могу быть рядом в физическом смысле, в остальном, я везде, где она, когда нуждается во мне.

В этом я нашел величайшее чувство умиротворения.

Она учится оставлять меня там, где мне и суждено оставаться, в ее воспоминаниях, именно там я и должен находиться, и нет лучшего места, где я предпочел бы быть.

Я в воздухе, окружающем ее, в ветре, во влаге на ее коже.

Я присматриваю за ней по утрам, вместе с теплом, пока она лежит в плетеном шезлонге и изучает греческую мифологию, которую нашла очень увлекательной.

Я знаю, что Куинн будет ощущать мое отсутствие в своей жизни постоянно, всегда. Для нее это единственная ясная и простая частичка истины, в которой она точно уверена. Что я во всем, что бы ее сейчас не окружало.

Ее исцеление происходит в мире, в котором меня нет, в мире, где она, наконец, двигается вперед, свободная от всего, что преследовало ее раньше.

Что это значит для Куинн?

Это означает жизнь.

Означает, что она, возможно, снова влюбится. Сейчас она не понимает важности всего этого, но настанет день, и она поймет.