Я стараюсь, правда, но продолжаю думать о том чертовом поцелуе и о том, как хорошо мне было в тот момент, и Куинн, наверняка бы, не помешало еще немного больше убеждений, правильно?

Отец вскидывает голову и качает ею, тихонько посмеиваясь. Он знает, что я собираюсь спросить.

Я почесываю ногтями свою щеку, глядя на Куинн.

— Я знаю, ты сказал не испытывать судьбу, но раз уж я уже поцеловал ее, то почему бы не попробовать? Может, это включает в себя и прикосновения?

И снова отец выгибает бровь.

— Я говорю серьезно.

Отец качает головой, усмехается и отталкивается от стены.

— Нет, Чейз. Ты не можешь. Поцелуй был даром, способом доказать ей, что она сможет жить без тебя.

— Но что, если ей нужно больше доказательств? И что насчет моих нужд?

— Чейз, ответ — нет.

Черт возьми.

— Ладно. Ладно.

Живой он или мертвый, нельзя судить парня за попытку.

Глава 23

Куинн

В среду утром я боюсь просыпаться. А вдруг Чейз ушел?

Последние два дня я видела и чувствовала его рядом с собой. Каждый раз, когда я просыпаюсь, и он все еще рядом, я задумываюсь над тем, когда это изменится.

Благодаря Чейзу, мне есть над чем подумать, но благодаря ему у меня, своего рода, спокойствие ко всему этому. Очень долго я была уверена в том, что сама сделала дерьмовый выбор, который, в свою очередь, причинил Чейзу боль. А ведь я никогда не думала, что смогу сделать это. Но сейчас, благодаря ему, я смирилась, или, по крайней мере, примиряюсь с мыслью, что не все в этой жизни может быть под нашим контролем.

До этого момента я и не верила в судьбу. Моя теория заключалась в том, что ты сам строишь свою судьбу, а карма рано или поздно настигнет тебя. Я верила, что моя карма меня настигла, и потом мне пришлось жить с ее последствиями.

Я никогда не была так счастлива из-за того, что ошибалась.

В этом мире все гораздо сложнее. Сейчас я в этом уверена, спасибо Чейзу, хотя я все еще не могу представить, как мне жить дальше.

Возвращение в школу, определенно, не возглавляет мой список дел, которыми нужно заняться, но я понимаю, что мне нужно встретиться со школьным консультантом и перенести экзамены, которые я пропустила на прошлой неделе. Я с большим удовольствием покончу со всем, что придется сделать, чтобы выпуститься.

А что будет после этого, я не уверена. В последние две недели мой мир полностью остановился. Раньше моя жизнь была сосредоточена на том, что будет после окончания школы, сейчас же я не готова думать об этом. Письмо от Университета штата Флорида все это время пролежало на моем комоде, и я ни на шаг не подошла ближе к тому, чтобы открыть его, так же, как и две недели назад. Думать о будущем — значит, двигаться вперед, а я все еще не уверена, что достаточно для этого сильна.

Когда я выхожу из комнаты, одевшись в школу, наконец-то, в футболку и джинсы, а не в толстовку с капюшоном, Эмери сидит на кухне за обеденным столом, безучастно уставившись в кружку с черным кофе. Он слышит мое приближение и тут же разворачивается, будто я напугала его.

Улыбнувшись, он встает и направляется ко мне, притягивая меня в крепкие объятия.

Я вздыхаю, слезы жгут глаза. Боже, как же я нуждалась в этом. Я так сильно соскучилась по нему.

Серьезно, за последние три месяца это первый раз, когда мы видим друг друга. Он уехал в марте, так что его не было ни на момент аварии, ни на похоронах Чейза.

— Черт, Куинн. Я так рад видеть тебя, — говорит он, глубоко вздыхая, и отстраняется, чтобы осмотреть мое лицо. — Я так рад, что с тобой все в порядке. Как рука? Болит?

— Нет, она в порядке.

Я знаю, Риз рассказала ему обо всем в тот день, когда, наконец, дозвонилась до него. Он работал на Аляске, и целый месяц у них не было телефонной связи. Раньше я завидовала, что ему приходилось отключаться от мира и находиться там, где никто не сможет его найти.

Хотя в экстренной ситуации это все же отстой.

Я смеюсь, пытаясь дышать, когда он сжимает меня еще в одном крепком объятии.

— Я тоже скучала по тебе, Эм.

Обернувшись, я вижу Чейза. Он стоит на кухне с теплой улыбкой на лице, наблюдает за нашими с Эмери объятиями и выглядит от этого таким же довольным, как и я.

— Как долго будешь дома?

Когда Эмери отпускает меня, я начинаю копаться в холодильнике. Я, на удивление, голодна, поэтому вытаскиваю яйца и бекон.

Эмери внимательнее разглядывает меня, прислонившись к кухонной стойке.

— Несколько дней, — он прочищает горло. — Ты хорошо себя чувствуешь? Я слышал, ты пропустила несколько занятий в школе.

Самая лучшее в Эмери — что мне никогда не надо извиняться или во всех красках объясняться с ним. Он переживает, поэтому, естественно, задает вопросы, но если я игнорирую вопрос, он всегда дает мне время, чтобы я решила, что именно я хочу сказать и тогда, когда сама этого захочу. Он всегда старается делать для меня только самое лучшее, и я никогда этим не пренебрегала. Когда погибли наши родители, ему было восемнадцать, но он ни разу не дал мне почувствовать, что сожалеет о том, что застрял со своей одиннадцатилетней сестрой.

Не думаю, чтобы его хоть раз похвалили за то, что он пожертвовал своей жизнью ради меня.

— Мне становится лучше, вроде бы, — наконец, говорю я ему, когда решаю приготовить для нас обоих яйца. Он продолжает наблюдать за каждым моим движением, присаживаясь за стол. — Сегодня я собираюсь сходить в школу, чтобы договориться сдать на этой неделе экзамены, которые я пропустила.

Когда я даю себе минутку на то, чтобы посмотреть на него, я понимаю, что он выглядит намного старше. Его темные волосы длиннее, вьются на концах, выглядывая из-под бейсболки, а челюсть покрыта густой бородой после месяцев работы на судне.

Улыбнувшись, я качаю головой.

— Как отнеслась к бороде Риз, Дак Династи?[19] 

Эмери снова улыбается и поднимает свою кружку с кофе, чтобы сделать глоток.

— Она сказала, что мне лучше успеть побриться до того, как она вернется домой.

Какое-то время мы просто болтаем, и он не давит на меня разговорами о том, что происходило последние две недели.

Комната наполняется запахом свиного жира, и становится тихо. Чейз сидит за столом, жалуясь на то, как хорошо пахнет бекон, и как это нечестно, что у него нет возможности съесть его.

— Тебе нужно поговорить с ним, Куинн. Расскажи ему правду о том, что с тобой происходило, и как ты себя чувствуешь из-за всего этого, — говорит он, глядя на сковородку на плите.

Я почти отвечаю ему вслух, а потом вспоминаю, что Эмери не может видеть Чейза, и все ощущения нормальной обстановки, которые есть в этот момент, тут же вылетят в окно, как только он подумает о том, что я разговариваю со своим мертвым бывшем парнем.

Серьезно! Хватит говорить мне, что мне делать.

— Ты винишь меня, Эмери? — спрашиваю я, продолжая удерживать взгляд на шипящем беконе.

Теперь доволен, Чейз?

Чейз смеется.

— Да, доволен.

— За что? — спрашивает Эмери.

Я поворачиваюсь к нему лицом и улыбаюсь от того, насколько сильно он похож на нашего отца со своей бородой и глазами цвета океана.

— За то, что произошло с мамой и папой.

— Что? Никогда, — он смотрит прямо на меня, может, слегка растерянно. — Ты думаешь, я виню тебя?

Я пожимаю плечами, перемешивая яйца на сковороде, а потом выключаю плиту.

— Иногда я думаю, что ты должен.

— Я не виню тебя. И никогда не винил, Куинн. Это был несчастный случай.

Будь честной. Скажи ему о том, что ты чувствуешь. Он должен знать.

— Я чувствую, будто подвожу тебя.

Достав две тарелки, я накладываю на одну яйца и бекон для него. Эмери берет кусочек бекона и медленно грызет его.