И сейчас, по какой-то странной иронии судьбы, он здесь, и я могу его видеть. Каким-то образом это происходит, и вот он здесь, снова со мной.

Обхватив мое лицо ладонями, он прижимается губами к моему лбу.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя… и я не понимаю, как должна жить дальше, зная, что ты — моя вторая половинка. Не важно, с кем я познакомлюсь — или каким-то чудом влюблюсь — они никогда не будут тобой.

Он отстраняется и ложится на мою кровать.

— Это не значит, что ты не можешь быть счастливой, Куинн. Тебе суждено было иметь будущее, — он переходит на шепот.

— Чейз…

Его улыбка исчезает, подбородок начинает дрожать. Пытаясь взять себя в руки, он трет лицо руками, а потом опускает их на колени.

— Ты росла сама с одиннадцати лет. Никогда не отступала перед трудностями. Разве не видишь, в тебе есть та сила, чтобы справиться с этим и двигаться дальше. Моя мама однажды сказала мне это, и это надолго застряло у меня в голове, но до этого момента не имело никакого смысла. У нас так много времени на этом свете, мы просыпаемся каждое утро и имеем возможность решить, как прожить этот день.

Я боюсь того, что наступает, потому что вижу, он пропадает, его прикосновения не такие теплые, и я понимаю, что больше не смогу видеть его.

Чейз говорил, что появляется здесь и видим только тогда, когда чувствует, что это необходимо. Что происходит, когда я не нуждаюсь в нем? Что, если я почувствую, что буду нуждаться в нем всегда?

— Твое прикосновение, — я беру его руку в свою, — оно больше не греет. Оно просто… теплое.

Чейз ничего не говорит. Он борется с собой, желая сказать намного больше, чем может. И хоть я и понимаю, что должна побудить его говорить открыто, я боюсь. Не могу представить, как буду справляться, когда он уйдет. Понимание, что я больше не буду видеть его каждый день, даже с расстояния, разбивает мне сердце. Это ранит и обжигает.

— Каждый раз, когда смотрю на тебя, я понимаю, насколько далеко ты продвинулась вперед за последние две недели, и я боюсь, что становлюсь к тебе все ближе, хотя должен уйти. Не пойми меня неправильно, я очень счастлив видеть, что ты наконец-то поняла, что можешь жить без меня, но мысли о том, чтобы оставить тебя, невыносимы. Это разбивает мое чертово сердце. И я понятия не имею, что должен сказать тебе, чтобы облегчить все это. Мне нужно, чтобы ты помнила о том, что неважно, сделала ты что-то или нет. Пожалуйста, пойми, той ночью не в наших силах было что-то изменить, — он придвигается ближе ко мне. — Я чувствую, как меня будто вытягивает отсюда, и я понимаю, что уже больше не смогу быть рядом с тобой вот так.

Мы лежим в тишине, облака из серых становятся черными.

— После аварии ты знал, что произошло? Для тебя это было медленно? Ты чувствовал какую-то боль? — спрашиваю я, задумываясь о том, что он почувствовал, когда умер.

— Нет, ну, я не уверен. Сразу после аварии я ощущал невыносимую боль, — от воспоминаний его улыбка увядает, а потом он целует меня в висок. — Я был в реанимации, или, может, в операционной, и я помню, что чувствовал, лежа на столе, а потом боль пропала. Следующее, что я помню, как был в своей гостиной и видел воспоминания, как мама плакала, сжимая в руках фотографию моего отца.

— А потом что?

— А потом я увидел тебя и наши совместные жизни. Все, что я видел, было связано с тобой, — он наклоняется, губами касается моего уха, и я чувствую его дыхание на своей коже. Затем опускается к плечу, медленно исследуя кожу губами, будто старается запомнить ощущение моего тела, чтобы даже после того, как уйдет, он все еще мог чувствовать меня.

— Помнишь, как поцеловал меня?

Он усмехается напротив моей кожи.

— Ага.

— Ну… мне интересно, сможешь ли ты сделать что-то большее, чем поцелуй?

— Забавно, что ты упомянула об этом. Нет, к сожалению, я не могу. Поверь, я спрашивал об этом, даже несколько раз.

От этого мне становится грустно.

— Правда? Это хреново.

Мне интересно… я имею в виду, вот он рядом, по-настоящему, его поцелуй был настоящим… а дальше?

Рукой я медленно повожу по его груди, очерчивая твердые линии и мускулы. Я скучаю по моментам, когда мы были вместе, когда нас ничто не разделяло.

Я бы отдала все на свете за еще один такой момент.

Застонав, он останавливает мои руки на своей талии.

— Я бы не стал этого делать. Мне сказали, что я не должен испытывать судьбу, и я не хочу выяснять, что произойдет, если я сделаю это.

— С каких это пор ты стал следовать правилам?

— Серьезно, — он качает головой, ерзая на кровати, будто ему некомфортно. — Ты убиваешь меня. Я пытаюсь вести себя хорошо, а ты не облегчаешь мне эту задачу.

Нельзя винить девушку за попытку.

— А мы можем снова поцеловаться?

— Перестань думать, Куинн, — его дыхание опаляет теплом мою кожу. — Просто чувствуй.

— Я чувствую, — шепчу я, потому что это все, на что я способна, когда он рядом, и, очевидно, это все, что он мне позволит сделать.

Он смеется и приподнимает мой подбородок. Наклонившись, Чейз целует в лоб, а затем отстраняется, чтобы посмотреть на меня — его лицо выражает эмоции, которые я не могу расшифровать. Он открывает рот, будто собирается что-то сказать, а потом сдается. Не сказав ни слова, он прижимается губами к моим губам. В этот момент сдаемся мы оба, и он снова меня целует.

Чейз обхватывает губами мою нижнюю губу, мягко и нерешительно, и делает глубокий вдох. Наши губы разъединяются, и он скользит рукой вокруг моей талии, вплотную прижимая мое тело к своему. Я чувствую, как бешено бьется мое сердце, и мечтаю о том, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

Когда чувствую его язык, я благодарна, что у нас есть этот момент, еще раз. Он изливает себя, вкладывая в поцелуй каждую эмоцию, которую сдерживал при мне. Я хочу, чтобы Чейз знал, как сильно я люблю его, поэтому я делаю то же самое. Никто никогда не целовал меня так, как целует меня Чейз, будто он не может насытиться.

Отстранившись, Чейз пытается выровнять дыхание, а потом притягивает меня в свои теплые объятия, и я понимаю, что время вышло. Сердце грохочет в моей груди, быстрые удары звучат, как дождь, барабанящий по крыше, и мне хочется крикнуть ему, что я не готова, и чтобы он никогда не оставлял меня. Ощущая его крепкие объятия, я понимаю, что, когда проснусь, его уже не будет рядом.

Его лицо, весь он, становится как будто размытым, светлее по краям, и я паникую.

— Нет… не сейчас. Пожалуйста, Чейз. Мне нужно чуть больше времени.

— Ш-ш-ш-ш, — шепчет он, вынуждая меня снова положить голову ему на грудь, черты его лица искажаются от муки. Он тоже чувствует, что это конец. — Я всегда буду с тобой, Куинн, только с тобой. И когда твоя жизнь закончится своим естественным образом, и твое сердце перестанет биться, я буду ждать тебя, всегда, — по тону его голоса и тому, как он надломился, я чувствую, что Чейз плачет, но он не дает мне увидеть его лицо. Вместо этого, он запускает пальцы мне в волосы, легонько массируя кожу головы. — Почувствуй, что ты заставляешь меня чувствовать.

И я чувствую это. Я вижу, что он имеет в виду, и это прекрасно. Сотни жизней, где мы вместе… Он показывает мне их все, одну за одной. Он наполняет мою жизнь своей любовью, своей душой, окончательно согревая меня. Это настолько прекрасно, что почти ослепляет.

Я сильнее прижимаюсь головой к его груди, в последний раз наслаждаясь этой связью, пока она не пропала.

— Я никогда не буду сожалеть, — говорит Чейз, и я чувствую его прохладное дыхание на моей коже, его жизнь в моем сердце.

Я зажмуриваюсь, слезы льются из моих глаз, пока я впитываю в себя его слова, свернувшись калачиком возле него.

— Я люблю тебя. Пожалуйста, помни об этом, — шепчет он. — Моя душа всегда будет с тобой. Живи своей жизнью, а я буду рядом, ожидая момента, когда наше время снова придет.

— Я не могу отпустить тебя, — всхлипываю я ему в грудь. — Не хочу этого.