Музыка раздавалась отовсюду, от каждого костра. Было шумно, необычно, ночь была расцвечена яркими вспышками огней, смехом, звоном и гитарным перебором. Поначалу Ду опасался и просил меня петь потише, чтобы не угнали новье, а то случаи были — подслушали, переделали и выступали, как со своей песней, но чем больше темнело, тем более шумно становилось рядом и Ду расслабился.

Заметив радужников, устало входящих в круг света от костра, я запел:

— Ничего на свете лучше не-е-ету,

Чем бродить друзьям по белу свее-е-ету.

Тем, кто дружен, не страшны тревоги,

Нам любые дороги дороги…

Ду подхватил:

— Нам любые дороги дороги.

Начиная оживать, команда подхватывала припев: «Ла-ла-ла» и внезапно мощно зазвучала под конец.

Опять же все кинулись было ко мне, выражать восторги, но Колтон заслонил меня своей грудью и указал на стол, подхватывая котелок.

— Кого я вижу! — из расцвеченной кострами темноты донесся кошачий бархатный баритон. — Опять радуга приехала! Берегите уши и ж… тылы! Двадцать пятое место под угрозой!

— Ба! Да это владельцы четырнадцатого места! Чу-у-ума-а-а! — ответил Бисси, а Колтон, продолжая накладывать кашу из котелка по тарелкам, мельком бросил взгляд, оценивая расстановку сил, прикрыты ли беременные.

«Чота мне сцыкотно», — писнул нечаянно Васятка и прикрыл пах.

— А куда делся Бартемиус? Забыли в лесу с прошлого раза? Смотрю, вместо него у вас новый композитор? Тоже ворует чужое, или свое на коленке карябает? — подошедший альфа встал напротив меня за столом и повел носом.

Его группа из четырех альф вся такая размалеванная, брутальная — натуральные рокеры в ремнях и пирсинге, расслабленно стояла за ним.

— Так, сразу нахуй! — мрачно, но выразительно сказал Колтон, отставляя котелок подальше от себя и махнув рукой в сторону, откуда они пришли. — Нахуй — это туда.

— Так сразу, ми-и-илый? И даже чаю не попьем? — усмехнулся предводитель местного дворянства. Альфа был брутален, космат и красив, как киноактер, и его голос продирал до кишок не только меня — я видел, как рыжики синхронно передернулись, поудобнее перехватывая гитары за гриф. Но вот альфьи усы… Усы для меня были сразу огромным жирным крестом, который перечеркивал все напрочь.

В отличие от Васятки мне было не страшно, и я с интересом, не окрашенным ничем, кроме любопытства, склонив голову к правому плечу, разглядывал наглого соперника и его свиту.

— Ну, раз Колтон растерял все манеры, то позвольте мне представиться самостоятельно, — чужак смотрел только на меня и вежливо улыбался. — Альзонис Митто к вашим услугам, — он поднес кисть со сложенными двумя пальцами к виску, прямо как у католиков, и сделал мягкий жест кистью, как воздушная невидимая спираль, кланяясь мне.

«Чисто по-мушкетерски, — восхитился его наглости Василий. — Только без шляпы, без шпаги, без чести, но с усами».

«Вот усы-то ему честь и заменяют», — хмыкнул в ответ я.

— Алё, Альзо! Я что-то непонятно сказал? — рыкнул Колтон.

Я решил погасить назревающую склоку, пока она не перешла во что-то большее, и поднялся, светя пятимесячным животом:

— Николя Боку, рад познакомиться. Всего хорошего, — и сел обратно, придвинул миску, всем своим видом давая понять, что больше на него внимания обращать не буду и им здесь не рады.

— Приятного аппетита, Николя! — принял правила игры заинтересованный альфа и дал команду отступать, развернувшись к своей группе. — Еще увидимся, крошка! — бросил он мне, и неспешно удалился.

— Здесь больше не играем. Песни репетируем в лесу. Сразу после ужина ползем в лесок, и Ник с Дуэ учат нас песне.

Вернулись из леса все уставшими и разбрелись по палаткам, сразу же укладываясь спать. Я думал, что отрублюсь, но волнующийся Жу крутился и бормотал, никак не желая успокоиться — завтра ему предстояла встреча с его альфой, и он нервничал, как девчонка перед первым свиданием.

— Брать мне колготки с собой или нет, Ники? А вдруг и правда он меня не узнает? — в сотый раз третировал он меня. — Или я его не узнаю.

— Бери, зая, бери. Заправь их в верхний карман, чтобы ушки висели, и он сразу поймет, что это ты, — устало пробормотал я, понимая, что сна ни в одном глазу нет.

Ули отбросил свой телефон, с огорчением констатируя, что новых выкладок у Дядюшки Ро нет, и собрался спать.

— А можно я почитаю новую главу? — неуверенно попросил я бету.

— Ну конечно, — зевнул Ули, протягивая мне телефон. — Только в глаза не свети телефоном, — и отвернулся на другой бок.

Главу я даже не смотрел — мне были интересны комментарии читателей. Это было сродни наркомании — я плотно подсел на отзывы, и хотелось еще раз перечитать тот самый отзыв, который был похож на послание Тори.

«Точно он! — воскликнул сусел, когда я нашел несколько комментариев от юзера «Аленький цветочек».

— «Ничего не изменилось, Милый! «М+Т» по прежнему равняется «Л»; «Хочу обнять тебя и малыша. Скучаю. Напиши, что вы живы-здоровы»; «Напиши свои условия. Я согласен на любые. Ну, хочешь, я побреюсь налысо? Хочешь — будешь жить в отдельном доме? Главное, чтобы вы были в безопасности и изредка видеть вас, мои звездные мальчики!»

— Ну, наконец-то и тебя проняло, — пробормотал Жу, отбирая у меня телефон и ставя его на зарядку от протянутого от ближайшего столба шнура, — а то не плакал ни разу, я уж думал, что ты не беременный, а притворяешься.

Проснулся от того, что стало жарко — спать вповалку втроем в двухместной палатке было тесновато. Выполз из палатки, собираясь отлить где-нибудь недалеко, и аккуратно пробираясь в темноте, старался не зацепиться за веревки, растянутые под ногами.

— Пошел ты нахер, — донеслось глухо слева. — Я тебя честно предупреждаю, что условия сделки изменились. Я не могу оставаться в стороне. Раз ты похерил свою возможность, то я не собираюсь упускать такого омегу. Да. Договаривались. И я присмотрю. Но буду ухаживать. Я тебя предупредил. Потому что если ты дурак, то я не обязан быть… И не рычи тут. Все, до связи.

Колтон вышел мне навстречу с телефоном в одной руке.

— Никки? Куда собрался? — Колтон был зол и попытался скрыть это.

— Отлить. А ты чего полуночничаешь? — я никак не мог найти удобное место — палатки были утыканы слишком плотно, чтобы сделать черное дело.

— Пошли со мной, я тебя посторожу. Давай руку.

Я дернулся, зацепившись мыском кроссовка за веревку, и Колтон подхватил меня под руку, удерживая.

Он отвел меня к лесу и отошел на пару метров, чтобы не стеснять. Странный разговор все не шел из головы, но на обратной дороге Колтон молчал и я не стал спрашивать ничего.

За завтраком все говорили только про местную звезду — Годри Кворча, который должен сегодня приехать и открывать завтра концерт. Он был солистом группы «Авитаминоз» и любимцем всей страны — его песни часто звучали по телевидению. В лесу, на очередной репетиции, после проработки двух новых песен я спел группе песню «Мать пишет» Юрия Лозы. Дуэн подбирал музыку на ходу и смотрел на меня влюбленно.

— Пап пишет,

Что цел еще наш домик на опушке,

Но опустел и одинок,

И что хранит мои игрушки.

А я читаю между строк —

Ты береги себя, сынок.

Выводил я тихо и грустно, вспоминая маму и папу незадолго до аварии — веселыми и планирующими мою дальнейшую учебу, свадьбу, семью и совместные шашлыки на даче… и слова ложились на душу.

— Пап пишет,

Что незаметно годы пролетели,

Прибило инеем висок,

Что рано руки огрубели.

А я читаю между строк —

Я очень жду тебя, сынок.

Слёзы горячие и горькие побежали медленно проторивая дорожки к подбородку, и вся группа смущенно отводила от меня глаза.

— Пап пишет,

Что далеко еще седая старость,

Что гонит хвори за порог,

Что не берет его усталость.

А я читаю между строк —

Мне плохо без тебя, сынок.

Мой голос звенел в летнем утреннем лесу, наливаясь горем и сожалением: