— Ради тебя я пошел бы в секс-шоп, — хмыкнул тот, обещающе облизывая взглядом омегу, — или пробил соски, или обрился бы наголо, но только не на эпиляцию! Я ж мужик! Я должен быть могуч, вонюч, усат и волосат, да, детка? — парочка шутливо завозилась, и альфа покрутил хвост, отчего Бисси отчетливо вздрогнул и скукожился, тяжело задышав.

«Вау! А хвостик-то не пришит, а вставлен!» — восхитился Васятка.

А я вспомнил, как приехавший из командировки Тори был напряжен и странно ходил, расставив руки. Странность объяснилась вечером, когда он разделся, осторожно касаясь белья, и оказался полностью гладеньким — во всех местах. Грудь была покрасневшей и слегка припухшей, как и живот, и красивые стройные ноги, и вообще все было красноватым и вместо секса мне пришлось мазать его тело охлаждающим кремом везде! Даже между половинок, куда омег не допускали. Тори так стонал от облегчения, когда я наносил крем, что кончить можно было запросто.

— Теперь ты видишь, на что я готов ради тебя? — серьезно спросил он, лежа на кровати на животе, пока крем не впитался.

Это, безусловно, сильно пошатнуло мое решение бежать, но когда я на дне города увидел его бывшую пассию, который бесцеремонно прижимался к Тори в любом месте, все пошатнувшееся тут же со щелчком встало на место и придало решимости довести начатое до конца.

38.

Байки у костра становились все горячее, и когда до меня доходила очередь, я рассказывал анекдоты, стараясь переделать женщин в омег.

Компания была спетая, дружная, иногда, конечно, они цапались, но самое главное — не лезли в душу, иначе я бы этого просто не выдержал. Но поглядывали на меня с интересом, как и я на них. Рыжие беты-близняшки никого не стеснялись и один сидел на коленях у другого, обняв того рукой и пропуская волосы сквозь пальцы, задумчиво смотрел на костер. А я обратил внимание на цвет волос присутствующих: беты рыжие; еще один, филолог тридцати пяти лет, с красной длинной косой челкой через все лицо; ярко-желтый ёжик у водителя альфы, который сейчас дрых в трейлере; синий ирокез у Колтона; зеленый у омеги лет двадцати пяти; фиолетовый у альфы Бисси; у альфы беременного омеги — голубая прядка через всю голову и белый цвет у самого беременного. Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Только теперь до меня дошло, причем здесь «радуга» на разукрашенном трейлере — эта команда действительно спелась и действовала как единый организм. Волосы под париком чесались, но я стойко держался и не желал снимать его, разоблачая свое инкогнито.

— Николя, а как ты относишься к геям? — вопрос Бисси меня озадачил и выдернул из созерцания.

О, приплыли тапочки к дивану…

— Я к ним не отношусь, — улыбнулся. — Мне однофигственно, чем люди занимаются у себя в постели, если они это не насаждают другим с остервенелым фанатизмом — у меня самого много заскоков, поэтому я не против того, что у каждого человека есть свои тараканы, главное, чтобы они не бегали по моей кухне.

Компания дружно засмеялась, одобрительно поглядывая на меня.

— О! Гляньте! Дядюшка Ро выложил новую главу второй книги! — филолог уткнулся в экран телефона, увлеченно читая текст.

Все зашевелились, доставая свои гаджеты и замолкая ненадолго.

Молодец, Люсий, все идет по плану. Мы с ним договорились, что он будет выкладывать по главе, кроме пяти последних — условие издательства — каждые десять дней, чтобы все думали, что я на месте и тружусь в поте лица над книгой. Книга была дописана, но в работу я ее еще не отдал — просто не успел.

Я тоже достал свой телефон — он был простенький, самый дешевый, как первая нокия, которая у меня была дома — только для звонков и интернета, с минимальным запасом памяти. Я еще не внес в него ни одного контакта, и все порывы позвонить Люсию, телефон которого помнил наизусть, подавлял на корню — ведь рядом с ним может быть Альдис или Тори, справляясь обо мне или отслеживая его переписку.

Посмотрев на звездное небо, вспомнив заимку, усилием воли перевел мысли на «здесь и сейчас». Эти нестандартные люди читали мою книгу каждый по-разному. Филолог уже прочел и строчил комментарий, что-то быстро набирая на телефоне.

— А клево Дядюшка пишет, да, поцыки? — восторженно сказал Бисси. — Мрачняк, мистика, волшебство, все, как я люблю!

— Да, блин, — филолог тряхнул алой челкой, — ему бы гамму нормальную! Тут провисов до… короче, вам по пояс будет! А еще ему бы модера взять, чтобы чистил комменты. Во, гляньте, оффтопят все, кому не лень! — и он с осуждением зачитал: «Милый, вернись! Всё не так, как ты думаешь! Давай поговорим! Хотя бы позвони! Не рискуй малышом!», — как будто людям больше негде в любви признаваться и каяться в грехах! Засрали весь форум!

— Да, блин, Ули! У тебя профдеформация! Ты во всем найдешь свои филолухские ляпы! — встрял один из твиксов. — Норм чувак пишет. Нам нравится, да, бро?

Второй отмахнулся от лезущего с поцелуем рыжика и дочитывал главу, отставив руку с телефоном в сторону.

— Для каждого своя норма, — возразил по привычке Ули. — Но больше всего я ненавижу выворачивание философии наизнанку.

— Это как же — нравственный закон над головой, а звездное небо внутри нас? — фыркнул я, вспоминая шуточки своего друга про Канта на околофилософские беседы.

Ули внимательно посмотрел на меня и удивленно приподнял бровь.

— Оппа! Увлекаешься философией?

— Да так… Нахватался всего понемножку… Только удивительно, что цвет волос у тебя алый, — улыбнулся я.

— Даже так! — заинтересованно хмыкнул бета, и другие тоже стали затихать, прислушиваясь к нашей беседе. Расспрашивать обо мне напрямую они не решались, но разобраться во мне им было очень интересно — друг друга они уже знали от и до, а я был новой белой лошадкой в черную полоску.

— И какой же цвет у меня должен быть?

— Исходя из того, что краска, в которую мы окрашиваем явления, у каждого в своих руках — ты со своим мировоззрением должен официально всех предупреждать заранее, что тебе фиолетово, однозначно.

Ули заразительно засмеялся, а некоторые даже цокнули языками, внимательнее вглядываясь в меня.

— В яблочко, Николя. В самую сердцевину! Но я должен иметь какую-то фору перед этим пугающим миром, поэтому крашусь в ярко-красный.

— Маскируешься под фиалочку? — понимающе хмыкнул я. Для бет в этом мире были не самые строгие правила, они могли жить как с альфами, так и с омегами. Хотя с омегами браки были непрочными — течки, узлы, запахи никто не отменял, гены пальцем не раздавишь. Чаще всего им приходилось жить с альфами, и не всегда это был брак. И отношения твинксов и в плане инцеста, и в плане пола здесь были запретными и не одобрялись обществом, поэтому и Ули прикидываться нежным цветком имело смысл. Видимо, в среде необычных хиппи ему было комфортно тем, что можно было быть настоящим — без притворств, но он уже не юный восторженный отрок, и жизнь диктует свои права, вот и носит маску, как и все мы. — Да плюньте в глаза тому, кто скажет, что филологи нежные фиалки! На самом деле это мрачные типы, готовые язык собеседнику вырвать за фразы «оплатите за проезд», «моё день рождение», «одно кофе», — саркастично произнес я.

— А что не так с этими фразами? — Бисси удивленно обвел взглядом присутствующих.

— А на вашем трупе, молодой человек, они бы еще и попрыгали, — грустно добавил я, и громкий взрыв смеха раздался в ночи.

— А хотите анекдот про физика и филолога? — меня несло, нервы все еще были напряжены, и пока этот день не кончится, я, пожалуй, не смогу успокоиться от побега, поездки, странной компании и странного начала новой жизни на этой планете в одиночку.

— А давай, — заинтересованно вытянул шею Колтон и Ули махнул головой.

— Химик, математик, физик и филолог получили задание измерить высоту башни с помощью барометра. Химик измерил давление у подножия башни и на крыше и выяснил, что ее высота от 0 до 100 метров. Физик сбросил барометр с крыши, — я поднял руку ладонью кверху, предлагая Колтону закончить предложение, и он подхватил: