Изменить стиль страницы

Все катилось куда-то не туда. Не по моему сценарию. Хотя поход к омегологу как раз и был мною запланирован, но Тори там будет лишним. И еще мне нужен помощник. Надо купить парики, завести карту, продумать где и как я смогу укрыться, а в одиночку это сделать будет трудно. Я написал смску Люсию с просьбой о помощи в тайном деле, и попросил вечером выйти в скайп, когда Рад заснет. Чтобы мы могли без лишних ушей поговорить кое о чем очень важном для меня. Если я буду писать, значит так надо. Мало ли — может Тори будет спать в комнате. Вряд ли он оставит меня одного, ведь завтра он уезжает.

Я только успел зайти в ванную и раздеться, чтобы приготовиться к походу к омегологу, как Тори постучал в двери:

— Милли, поторопись, нам надо выезжать.

Интимную гигиену я проводил в спешке, схватив полотенце, лежащее на тумбочке и свернутое жгутом, потому что другого не было, а выходить и светить голой задницей перед мужем не хотелось. Еще подумает, что слизень вернулся и соблазняет его своими отростками. Быстро кинув взгляд в зеркало, пригладил волосы руками и заметил, как там что-то блеснуло.

«Радеуш вчера тебе показывал свои блестки, ты теперь вовек от них не отделаешься — постоянно будешь находить их в разных местах.» — подсказал сусел.

Тори нетерпеливо расхаживал по комнате и я было испугался за блокнот. Но если бы он прочитал его, то вряд ли себя вел как ни в чем не бывало же, да, Вась?

В машине Тори держал меня за руку и просвещал по поводу наших дальнейших планов, от которых у меня морщилось лицо и хотелось плакать.

«Зря стараешься, красавчик!» — Васятка разлегся на песочке и подложил лапки под голову. — «Нас к тому времени уже здесь не будет. Поэтому нам твои планы до лампочки.»

— А мне обязательно ехать с тобой на этот праздник? Что я там забыл? — попытался сделать вид, что мне интересно, о чем вещает муж.

— Обязательно. Это день города, а завод — градообразующее предприятие, за счет которого все держится. Отец 30 лет назад основал это предприятие, начиная с малого, я там знаю почти всех, и нас там все знают. Не приехать нельзя. Это почти наша семья, — тепло говорил Тори, поглаживая пальцем мою ладонь. — Я вырос там и вся моя жизнь прошла среди этих простых людей. Благодаря им я стал тем, кем являюсь. Тем более, тебе там не придется ничего делать. Это же праздник, все будут гулять и радоваться. И погоду обещали хорошую, солнечную. Ты же любишь шашлыки? — Он улыбнулся мне и ямочка заиграла на щеке.

— Ну, ехать, чтобы поесть шашлыки, за тридевять земель в моем положении как-то чересчур. — улыбнулся я, скрашивая мой отказ.

— Ехать придется. Это не тот случай, Милли.

— Ну, надо, так надо, — не хотелось портить последний день с мужем пререканиями. Тем более зная, что этого не случится.

Коста — мой личный омеголог — радушно встретил нас в кабинете и махнул головой в сторону ширмы, — Раздевайтесь, проходите на кресло. А вы, Тори, присаживайтесь за стол. Заполните пока анкету, а мы проведем осмотр. Половую жизнь ведете? — это уже мне вопрос.

— Мне мозг постоянно трахают, это считается? — пробормотал я, забираясь на кресло.

— Ториниус, выйдите пожалуйста! — Коста услышал мое бормотание и решил поговорить со мной наедине.

— Я. Останусь. Здесь. Я муж. Ясно? — грозно прорычал Тори.

— Хорошо-хорошо, — тут же пошел на попятную омеголог.

«Не-на-ви-жу эти дурацкие кресла! И тут они меня преследуют. Кто бы мог подумать!» — лежа с раздвинутыми ногами на специальных подпорках, я постарался расслабиться и подумать о прекрасном. Раньше я думала о Париже, как я приеду туда вся такая красивая, буду гулять по Монмартру, восторгаясь парижскими улочками, выложенными камнем, любоваться Эйфелевой башней и есть настоящие круассаны, а не то, что продается у нас под видом этих булочек. Но здесь отвлекаться не получалось, потому что надо было отвечать на вопросы, которые задавал приветливый бета.

— Оу! Как вы сегодня приготовились! — удивился он, улыбаясь во весь рот, но я не придал этому внимания. — Как ведет себя ребенок? Когда началось шевеление?

Около часа мы провели в клинике, со всеми замерами, обмерами, измерениями и узи.

Я очень настойчиво попросил Косту посмотреть — нет ли там еще одного ребенка, потому что в голове засели истории, как врачи не могли рассмотреть второй плод, прячущийся за первым.

Тори волновался, пожалуй, больше чем я, и когда врач показал ему на узи Бубочку, похожего на крупную фасолину — с курносым носиком, маленькими ручками и большой головой, у него подозрительно заблестели глаза.

Потом были советы по питанию, зарядке, одежде и занятиям, которые я слушал очень внимательно, делая пометки все в том же блокноте, потому что не знал, куда меня занесет нелегкая, и как дальше повернется жизнь. Когда Коста ненадолго вышел, чтобы взять какие-то документы, оставив нас наедине, Тори подхватил меня под мышки со стула, и очень страстно поцеловал, взглядом лаская лицо и лучась такой нежностью, что я с трудом удержался от слез.

— Милли! Милли! — Тори как заело, он не мог сказать ничего другого. — Милли!

Перед глазами всплыл снимок с Войто и я заплакал, уткнувшись в плечо мужа.

— Ну-ну-ну! — Коста вошел с пачкой документов в руке. — Вам нельзя волноваться, вам теперь показан только позитив и радостное ожидание малыша. Все хорошо! Откуда слезки? Кстати, хотите узнать пол ребенка?

— Нет! — в один голос сказали мы с Тори и улыбнулись.

— Какое замечательное единодушие у вас в семье. — Улыбнулся бета. — Подпишите вот эти бумаги и жду вас через две недели. 

Зори смеялся. Истерично. Вручение книги откладывалось до тех пор, пока он не выговорится и не успокоится.

— Что на этот раз, милый? — спросил я друга, снимая босоножки и подходя, чтобы обнять это неуемное недоразумение. Тори топтался у порога, не зная, как реагировать на чужого истеричного беременного омегу. Я помахал рукой, отсылая его на улицу, но муж упрямо помотал головой, отступая к двери и прислоняясь к ней спиной, всем своим видом показывая, что он сядет на коврик, как собачка, но с места не сдвинется.

Васятка закатил глаза и вытаращенными зенками изобразил недоумение и раздражение.

— Я всего лишь хотел кофе. Кофе! Чашечку кофе! — нервно хихикая и дрожа, жаловался Зори. — Одну. Маленькую. Чашечку. А эта дурацкая кофеварка, которую мне купил муж, отказывается мне ее сделать!

Зори уставился в потолок, стараясь сдержать слезы, и помахал руками себе на лицо, чтобы остудиться.

— Зори, держи себя в руках! — предупредительно выставил вперед руки я, зная до чего может себя накрутить этот человек. Мне только истерики не хватало.

— Держать себя в руках — удел альфы! А я омега! Беременный! Хочу балуюсь, хочу капризничаю, хочу… вообще ничего не хочу! Скажи, вот скажи мне, Милли! Хотеть чашечку кофе — это преступление? Я что, бриллиантов запросил мешок?

— Давай я сделаю тебе этот кофе, солнышко, — примирительно начал я, но Зори меня не слушал.

— Помнишь, ты мне говорил, как успокоиться? Я просил скакалки, а этот дурак мне принес скалки! Скалки, Милош! Нахуя мне, беременному, скалки? — и махнул рукой в сторону.

Я сжал губы и посмотрел в угол, где валялись раздробленные на щепки деревянные неопознанные объекты.

— Так вот, ты говорил: секрет спокойствия — пьёшь кофе, думай о кофе. Я захотел успокоиться, собрался сделать чашечку, папа его за ногу, кофе! — взвизгнул Зори. — Нажимаю на кнопку, а эта придурошная машина мне выдает: «ждите»! Я жду. Она бурлит. Я жду. Она опять бурлит. Потом пишет — «Выберите свой кофе». Я жму — самый слабый, для беременных омег!

— А что, есть и такой? — удивленно пырится от двери Тори, вытягивая шею и разглядывая пунцового Зори на диване.

— Ну нет, я выбрал капуччино, но эта скотиняка мне опять написала — «Слишком крупный помол!» — Зори осознал, что рядом альфа и попытался пригладить встрепанные волосы на голове, потом плюнул и продолжил, размахивая руками, — «Отрегулируйте кофемолку!» И опять бурлит так противно — бурл! бурл! как будто издевается надо мной! Я достал инструкцию, а там почти трехтомник!