— Нет. Мне нужны именно эти ягоды. Красненькие. Кисленькие. Бубочке очень надо. Ты не понимаешь. — я часто задышал, стараясь подавить подступающие к глазам водопады слез. — Никто меня не понимает. Никто. — Зло прошептал. — Вот и ты… Убегаешь, да? И правильно! Я тебя сюда не звал. Катись колбаской по малой Спасской.

— Одевайся. — В меня прилетел ком одежды. — Поедем за ягодами.

Тори натянул футболку и причесал пятерней волосы, сцеживая зевоту в кулак. Потом помог мне надеть штаны, полапав где надо и не надо, смешно посопев в пуп, натянул на меня длинную водолазку, пропустив пальцы сквозь пряди волос. Усадил на кровать и принялся за босоножки, в тусклом свете ночника не сразу попадая между полосками кожи.

— Почему ты носишь волосы в пучок? Раньше ты ходил с распущенными, тебе идет. — Тори поднял на мгновение голову и зыркнул покрасневшими от недосыпа глазами, поглаживая по ноге.

— Тори, тебе сегодня ночью ничего не светит, — недовольно буркнул я, стараясь не обращать внимание на то, что все эти касания, поглаживания, сопения мне нравятся так же, как и ему.

— А я и в темноте найду, — ухмыльнулся он краешком рта. — Так что за трансформация с прической?

— Да мешаются они мне. Отрежу, как рожу, сразу же. Зори говорит, беременным нельзя отрезать волосы, так бы я прямо сейчас отчекрыжил. — Нахмурившись выдохнул я.

— Лысая башка, дай пирожка? Прямо вот так? — удивился муж. — А Бубочка за что будет хвататься? За уши?

«Мимими! Ты заметил, заметил? Даже не запретил!», — Васятка сонно дрыгал задними лапами.

«Попробовал бы он. Я бы сразу обрезал, назло.»

«Зна-а-ает тебя, как облупленного», — прижмурил глаза Василий.

Тори потянул меня за руку и мы вышли в коридор, пробираясь по спящему дому на цыпочках, стараясь производить меньше шума. В гараже он включил свет, бледным сиянием осветивший 3 мощных автомобиля, и пикнув брелком, открыл дверь с моей стороны его любимой черной машины. Ворота гаража разъехались, Тори закрыл за мной дверь и уселся в машину, тихонько включив ночное радио.

 — А где мы будем искать ягоды? — заинтересованно посмотрел на профиль Тори, сосредоточенно выводящего машину в темноту из освещенного гаража.

— Увидишь, — загадочно улыбнулся он. — Как обстоят дела с книгой? Ты давно не выкладывал новую главу.

— Затык. Не могу увязать два события между собой. Кусочек между ними не ложится, — расстроенно вздохнул я, вглядываясь в темноту пустой дороги, расцвеченную мелькающими фонарями и витринами магазинов. Ночной воздух врывался в приоткрытое окно и я чувствовал себя, как в сказке, волшебной ночной сказке, перед большим приключением. — А еще я сдуру в первой книге придумывал названия каждой главе, а это такой геморрой. Теперь жалею, но не могу придумать название к следующей.

Мы выехали за город и мчались под медленную завораживающую музыку сквозь ночь.

— У тебя в главе есть бубны и флейты? — тихо спросил Тори, поглядывая в зеркало заднего вида и изредка косясь на меня, спокойно держа руль.

— М-м-м… нет. А что?

— Тогда так и назови: — «Без бубнов и флейт.» — Легкая улыбка на его лице подчеркнула появившуюся на щеке ямочку и я засмеялся вместе с ним.

— Хорошая идея, Тори. Мне нравится.

Пустая болтовня расслабила меня, да и Тори выглядел умиротворенным, хоть и не спал из-за меня всю ночь и колобродил в предрассветный час.

Мы вышли из машины у кромки леса, в свете фар виднелись зеленые заросли низкого подлеска и кустарника.

Тори крепко взял меня за руку и повел вдоль лесной дороги, отводя ветки от моей головы, подсвечивая дорогу фонариком.

— Вот оно! — Муж подвел меня к деревцу, оторвал пару листиков, протер их пальцами от пыли и вложил себе в рот. — Ки-и-исло! — передернул плечами, скривившись, и выплюнул листочки.

Оторвав еще парочку, он размял их пальцами и вложил мне в рот.

— Попробуй! Это кислица. Папа ее любил жевать.

Я доверчиво разжевал листочки и кислота заполнила рот набежавшей слюной.

— М-м-м!!! — застонал я от радости. — Бове, как фкуфно! То, фто наво! — я говорил и торопливо жевал листочки, наслаждаясь кислинкой.

— Все, все, хватит, выплевывай! Не надо их глотать, — заволновался Тори. — На вот, еще пососи. — Он протянул мне еще три очищенных листа, а я чуть не упал на колени, чтобы пососать другое. Внезапно ставшее желанным и таким же притягательным, как до этого заячья ягода.

— Я говорил тебе, что сегодня ночью тебе не светит? — мурлыкнул я, навалившись на мужа, прижимая его к стволу какого-то дерева, темнеющего за его спиной.

— Говорил, — приподняв бровь, прошептал он, обнимая меня за плечи.

— Я тебя обманул. — поиграв бровями, глядя в его глаза снизу вверх, громко прошептал я. — Ты дашь мне свой леденец? Пососать? — облизнув губы как заправская блудница, потерся об него.

Василий сделал фейспалм сразу двумя лапами.

А Ториниус тяжело задышал, громко втягивая воздух ноздрями и выдыхая через рот.

— Конечно, Милли. Но не сегодня. Через три часа у тебя презентация. Поехали домой. Тебе надо немного отдохнуть, а то свалишься прямо посреди своего праздника. — Он поцеловал меня в висок и увлек к машине.

Я механически переставлял ноги и не мог взять в толк — это что, Тори мне отказал? Да никогда такого не было и вот опять! В машине я обиженно отвернулся от него и задремал, а проснулся уже в своей постели от поглаживания по плечу.

— Вставай, Милли, дорогой! Сегодня у тебя праздник, надо привести тебя в порядок. Мы с Йентой тебе поможем собраться. Только вначале легкий завтрак.

Мари ласково погладил меня по лицу, нежно улыбаясь.

— Как Бубочка себя ведет?

— Весь в отца — самостоятельный и непослушный! — засмеялся я. — Никогда не делает того, о чем его просят.

— Милли, дорогой, я что-то не припомню, чтобы ты вообще о чем-то просил Тори. Ты боишься его напрягать? Или что-то другое? — Мари помогал мне расчесывать волосы и поглядывал в зеркало с любопытством.

Конечно, я бы все сделал сам, мне было не в тягость и вышло бы намного быстрее, но ему это доставляло огромное удовольствие, и я не хотел лишать свекра такой приятной для него малости.

Я вспомнил о чем утром в лесу, впервые за долгое время, попросил Тори, и ничего не ответил Мари, отведя глаза в сторону.

— Знаешь, дорогой, альфа счастлив, когда его озадачивают. Не каждый день, но изредка нужно просить убить чудище, вернуться героем с войны и подарить любимому бриллиантовое колечко. Он должен чувствовать себя нужным. А ты совсем-совсем не даешь ему побыть альфой.

Вот так мягко он меня отчитывал всегда. Ни слова против шерсти. Только ласково и иносказательно. Мне кажется, я его любил больше, чем взрывного и простого о-папу Милоша.

— Мари, это чертовски неудобно, потому что драконью тушу он притащит в дом, с войны придет весь грязный и раненый, а колечко купит из семейного бюджета. — виновато посмотрел я в зеркало, пожимая плечами.

— Но надо мужа баловать, что ж поделать? Придется разделывать тушу, залечивать раны и пересчитывать бюджет, ужимаясь в другом. — Мари перестал расчесывать и взял меня за плечи. — Я на таком сроке ужасно капризничал, мне было так плохо, что ничего не хотелось. Севи вился вокруг меня ужом, стараясь угодить. А ты совсем-совсем ничего не просишь у Тори. Может быть ты стесняешься? Тогда проси у меня или у Севи. Мы с радостью доставим тебе хоть…

— Заячьи ягоды, пап! — вошедший в комнату Тори подошел к Мари и поцеловал того в лоб. — Мы сегодня утром ездили за заячьими ягодами. Милошу казалось, что их семечки дадут кислинку.

— Тори! Но они же… — испуганно выдохнул свекр, роняя расческу.

— Ядовиты, — подхватил Тори. — Поэтому мы нарвали листьев кислицы и успокоились.

«Мы нарвали… Слышишь, Милли?» — Васятка умильно прижал лапки к щекам и вытер виртуальную слёзку, — «Дальше будет — мы покушали, мы покакали, мы чихнули…»

— Милош, детка, ну скоро вы там? — Йента нетерпеливо постукивал по дверному косяку, не заходя в комнату, тут и так было тесно. — Мари, давайте быстрее, нам еще упаковывать Милли в этот его плащ и шляпу! Надо посмотреть, как это будет на нем выглядеть. Мне кажется, дорогой, это не совсем удачная затея!